Из-за стены

По группе пронесся недовольный ропот – никому не хотелось сидеть на чемоданах на грязном полу вокзала. Это была ещё одна реалия советского быта, неприятно поразившая Петера: на вокзалах было почему-то невообразимо грязно. Единственным относительно чистым из четырех виденных им советских вокзалов был Ленинградский, с которого они отправлялись из Москвы накануне вечером. По всей вероятности, он считался центральным вокзалом Советов и за чистотой там все же относительно следили. Но это правило явно не касалось вокзальных уборных, которые до сих пор приводили Петера в ужас, и он всячески старался избегать их посещения, что получалось с трудом – общественных туалетов в Советском Союзе тоже почему-то не было.

Петер сверился с вокзальными часами: они показывали десять двадцать утра, так же, как и часы на его руке. В гостиницу их вряд ли заселят, даже если они отправятся городским транспортом – в этот час номера абсолютно точно не готовы. Интересно, как будет выпутываться гид в сложившейся ситуации? Даже если на советских вокзалах и существуют отдельные залы ожидания, туристам из «братской» ГДР вряд ли такой предоставят – скорее, предложат по-братски разделить все прелести советской вокзальной жизни. Петер прокручивал в голове все возможные варианты. С одной стороны, ситуация складывалась для него очень удачно – если решение транспортного вопроса затянется, как раз появится время незаметно исчезнуть и реализовать свой план.

Он поискал глазами Майера и девушку-гида – ее в поле зрения не оказалось, но, прислушавшись к речи Майера, пытавшегося успокоить группу, он понял, что та пошла к телефону-автомату, звонить руководству насчёт автобуса. Девчонка оказалась куда ответственней их московского сопровождающего, но в данный момент это больше злило, чем радовало. Петер посмотрел на своих товарищей – вопреки обыкновению, на него никто не обращал внимания, все были заняты выражением собственного недовольства. Криста, с которой он общался больше прочих, в этот момент увлеченно беседовала с Паулиной. Глуповатый Отто, которого он про себя подозревал в стукачестве Майеру, слушал того разинув рот. Даже рыжий одиночка-тихоня Клаус на сей раз присоседился к Андреасу и Вилли и бурно выражал свое недовольство.

Шанс было нельзя упускать. В конце концов, всегда можно сказать, что заблудился по пути из уборной – оправдание так себе, но сейчас Петеру больше ничего не приходило в голову.

Он продолжал смотреть на Майера – руководителю группы было не до него. В свойственной ему манере он размахивал руками, успокаивая недовольных. Чемодан, в котором, как знал Петер, тот возил документы на группу, стоял несколько поодаль – в связи с незапланированным срывом программы тура Майер, по всей видимости, растерялся и потерял бдительность. План возник мгновенно.

Петер снял пиджак, старательно делая вид, что ему стало жарко в вокзальной толчее, свернул подкладкой наружу и накинул на руку так, чтоб он частично закрывал портфель – бежевый пиджак в крупную клетку и хорошо выделанной коричневой кожи портфель слишком выделялись на фоне серо-черной массы советских граждан. Обогнув свою группу по периметру, он прибился к очередной компании путешественников и, проходя мимо чемодана Майера, отчего-то не сданного в камеру хранения, попутно, как бы невзначай, задвинул его ногой под ближайшую скамью, на которой спал, судя по запаху, какой-то не слишком трезвый элемент советского общества – после чего направился к выходу. В дверях Петер вновь обернулся, выискивая глазами свою группу: девушка-гид по-прежнему не вернулась; его исчезновения, казалось, тоже никто не заметил – путь был свободен.

* * *

– Саша, я с вокзала звоню, за мной очередь стоит, понимаешь ты это?

– Ритуся, радость моя, прости, но я ничем не могу помочь, ты же знаешь обстоятельства, – донёсся с того конца провода равнодушно-насмешливый, и оттого так раздражающий Сашин голос.

– Как ты ничем не можешь помочь? Ты ответственный организатор базы! Номера ты хотя бы можешь подготовить? Я их на трамвае привезу.

– Рита, венгры ещё не выехали, номерной фонд только через час освободится. А с уборкой – все три. Сейчас мне их селить некуда. Рит, послушай…

– Нет, это ты меня послушай. Ты прекрасно знал, что сегодня архитекторы эти приезжают, ты меня выдернул на неделю раньше, хотя у меня сессия в разгаре, и я, заметь, согласилась.

– Но мы же друзья. Ты согласилась выручить по-дружески.

– Оттого, что мы друзья, ты не становишься хорошим организатором, а транспорт у меня не появится. Если ты накануне знал, что водитель запил, почему не назначил другого? Почему других нет? И когда он теперь проспится? – Рита злилась все больше – мало того, что из-за незапланированной группы немецких туристов пришлось договариваться о переносе экзамена, так ещё и срывался экскурсионный день из-за безответственности некоторых сотрудников.

– Ритуль, ну не кипятись ты так, пришлю я тебе автобус через пару часов, – ответил Сашин голос на другом конце провода. – Сейчас поляков отвезем в Петергоф – они там на целый день зависнут, отправлю их водителя за твоими немцами. Что ты им, кстати, сказала, по поводу задержки?

– Сказала, что автобус сломался. Что я им могла ещё сказать? – зло ответила Рита. Автомат начал щёлкать, предупреждая о скором завершении разговора, она торопливо опустила в приемник заранее приготовленную двухкопеечную монету. – Саша, где Московский вокзал, а где Петергоф? Твой водитель приедет самое раннее часа через три, если не четыре. Ты мне обещал автобус через два часа, я им это и передала, они и так все недовольные.

– Да брось ты, Рит. Подождут. Они по какому маршруту едут? По «треугольнику»? Так они уже десять дней у нас, привыкли. Заболтай их чем-нибудь. Поотвечай на вопросы о советской жизни. Будто сама не знаешь.

– Где я их буду забалтывать? Посреди зала ожидания? Саша, опомнись, ты забыл, что такое вокзал?! Тут даже сесть некуда! – Рита с трудом сдерживала себя от перехода на повышенные тона. Сашина безответственность раздражала все больше.

– Договорись с рестораном. Ты сможешь, я знаю. Пусть закроют для посетителей на пару часов, – беспечно ответил Саша. К подобному Рита уже привыкла и даже не удивилась. Саша был сыном одного из верхов ленинградской партийной номенклатуры и видел окружающий мир исключительно сквозь призму своего социального статуса.

– А остальные пассажиры, по-твоему, не люди и есть не хотят?

– Я не это имел в виду, – попытался оправдаться Саша. Впрочем, по голосу было слышно, что на этот раз он действительно чувствует неловкость за сказанное.

– Ладно. Ты вроде говорил, у тебя венгры через час уезжают? Дай мне их автобус, он как раз сюда придет.

– Он встречает англичан. – В голосе Саши все еще чувствовалась неуверенность, вызванная Ритиной отповедью.

– Англичане подождут автобуса из Петергофа. Как раз час или два. Студенты из ГДР тоже люди и ничем не хуже твоих англичан. На пару часов попробую договориться с рестораном, так и быть. А ты пока подумай, когда мне проводить обзорную, было бы очень неплохо, если б ты нашел автобус на послеобеденное время.

– Знаешь, я сейчас задался вопросом, кто из нас двоих начальник.

– Ты прекрасно знаешь, что твои организаторские способности оставляют желать лучшего, – резко отрезала Рита. – Я кладу трубку, у меня за спиной, в отличие от тебя, группа из сорока недовольных туристов, желающих выразить свое возмущение.

Рита повесила трубку и отошла от телефона-автомата – очередь за ней и правда скопилась порядочная. Сашины инфантильность и безответственность в очередной раз вывели из себя – собственно, это и было основной причиной, по которой она не принимала его ухаживания. В остальном он был вполне себе весёлый и добрый парень, душа любой компании, моментально становившийся своим, куда бы ни пришел. Правда, это тянуло за собой ещё одно непривлекательное для Риты свойство Сашиной личности: он был из тех, про кого говорят, что у них в каждом порту по невесте – и не особо это скрывал, считая скорее достоинством, чем недостатком. Рита полагала совершенно иначе: ей совсем не улыбалась перспектива стать очередной Долли Облонской. Саша сдаваться не собирался и по-прежнему свято верил в то, что вот-вот покорит неприступную крепость в Ритином лице. Она его не разубеждала – пробовала поначалу, но потом смирилась с тем, что это бесполезно, и отступилась в надежде, что рано или поздно его отпустит эта глупая мысль.