Кладоискатель

Шумело в ушах, солнышко над головой ушло за кромку леса. Вода на мельнице журчит и тянет в сон. Как сладок сон на свежем воздухе. Какой я все-таки счастливый.

Глава 3

Бам! Бам! Бам! Фиииииииииииииии Бум. Комья грязи в морду. Я лежу, втягиваясь в землю, головы не поднять. Над головой, я сразу понял, рвутся снаряды, и идет стрельба. Кто по кому стреляет?! Где я?! Где мельница, прекрасная мельничиха, отличная охота и отдых на траве. Здесь идет война, здесь убивают кого-то. И судя по шуму, война явно не гражданская. Великая отечественная война! Вот попал, так попал.

– Немцы. Окружают. Бей комиссаров.

Движение в окопах вокруг меня приобрело определенную форму. Народ пытался рвать когти, не надеясь на оборону и совсем не веря в свою способность дать врагу бой. Ну да, конечно же, он, сорок первый. Сколько полегло тогда. Значит, я умру не своей смертью, не в шкуре питерского инженера, не во фраке графа, наследника богатого имения. Меня пристрелят как куропатку наступающие фашисты. Или погонят в плен и кокнут по пути. На кой им черт лишние пленные в сорок первом. Возись с нами.

Стрельба и артобстрел стихли, только иногда посвистывали пули. Высунувшись, я увидел совсем близко врага. Идут как на прогулку. Но в руках автоматы. А у меня, я только сейчас сообразил, не прекрасное охотничье ружье, с которым я утром пошел в лес. Плохонькая винтовка, к тому же без патронов. Лес был рядом, жиденький лесок, березняк и кусты. Но там была свобода. И я дернул. Ох, как я бежал. Пара выстрелов прозвучала вслед, одна пуля вроде задела меня. Немцы смеялись, да, да, эти сволочи смеялись. Миллион изнасилованных немок, вдруг вспомнилось мне. Мало, кровожадно подумал, добежав до деревьев. Каждую девку, каждую бабу, которая покрасивее, надо было. Но надо не сбавлять темпа. Вояка я никакой, но бегаю очень неплохо.

– Товарищ сержант, возьмите меня с собой. Из-за куста смотрит девичье лицо. Санитарка. Морда перепачканная землей, вся в слезах и в соплях. Молоденькую девчонку фашисты изнасилуют, пустят по кругу, а потом или пристрелят, или отправят в лагерь. Не годится оставлять её одну.

– Идем, говорю ей.

– Будем к нашим пробиваться?

– Будем.

Пробьюсь к нашим и буду давать ценные советы товарищу Сталину. Как надо правильно воевать и почему он дурак. Книги о “попаданцах” я читал, барахло все эти книги. Ох, и сапоги же выдавали бойцам. Уже ногу стер. Иду, хромаю, девчушка семенит со мной рядом. Что-то в её внешности меня смущает. Что-то знакомое.

– Ань, говорю, что то память отшибло. Ты из нашего взвода?

– А как же, товарищ сержант. Я ж вас на прошлой неделе перевязывала. Помните, осколок царапнул.

– Теперь помню, говорю. Будем пробираться к своим.

Только меня там и не хватало. Руки у меня, посмотрел, не мои руки. Мозолистые лапы, явно физическим трудом занимался.

– Хватит, товарищ сержант, да товарищ сержант. Мы сейчас не в окопах. Обратитесь по-человечески, товарищ медсестра.

– Есть обратиться, товарищ… Борис.

– А по батюшке как меня?

– Борис Викторович.

Блин. И там, в двадцать первом я Борис и в девятнадцатом. И тут опять и имя, и отчество те же самые.

Хлюпает уже вода под ногами, в болото забрели. Если это тот же лес, та же местность, то я знаю и дорогу через болото, ходил как-то за клюквой. Там, посреди болота островок, вполне можно выжить. Питаясь одной ягодой да лягушками. Да еще камыши грызть, они вроде тоже съедобные.

А девчонку эту отмыть, вполне можно, очень даже хороша будет… Ох, и свинья я. Кто о чем, а юный граф все о том же. Не нае…ся в своем двадцать первом?

– Борис Викторович. Ой, я сапог потеряла!

Пришлось спасать сапог, боец без обуви, не боец, а обуза. Маленькая такая ножка, грязная ужас!

Шум боя далеко позади затих. Немцы шли и шли вперед и на наши комариные укусы не обращали внимания. А ведь где-то поблизости их, гадов, все равно остановят.

Мы пробирались через болото два часа. Отметины нового времени еще не появились, те отметины, о которых мне сообщил егерь всего несколько часов назад, за сто лет не все сохранились. Пару раз здорово окунулись в болотную жижу, один раз я уж пошел наугад, доверяя больше интуиции. Не подвела проклятая, мы вышли, мы добрались до суши!

Знакомые сосны шумят над головой, что им какие-то полсотни или сотня лет. Они живут по триста лет. За что фашистов особо не люблю, вырубили уроды в окрестностях хорошие леса. Им, видите ли, дороги через леса и болота надо было строить. Для танков и грузовиков.

На поляне, посреди островка журчал родничок, ничего ему не сделалось. И при царе журчал, и при проклятых коммунягах, придут новые баре, и при них журчать будет. Сюда не очень-то кто сунется. Клюкву покупают на рынке. Сам напился, Аньку напоил и заставил девчонку умыться. И когда глянул на неё умытую, обалдел. На меня смотрела дочка мельника. Точь в точь, как две капли воды.

– Аня. Ты из местных?

– Нет, мы приезжие. Я в техникуме в городе училась. Бабушка, говорят, родом из этих мест.

Вот тебе и объяснение. Вышла замуж прекрасная мельничиха и родила. И пошло, и пошло. Сидит рядом со мной внучка, сопит носом. Сопи, не сопи, а жрать нам абсолютно нечего. Точнее, почти нечего. Ягод навалом. Морошка рядом на болоте, черника под сосенками поспевает. Грибы тоже имеют место, два червивых подберезовика лично нашел и ногой пнул. Сырые грибы есть, говорят, можно. Еще говорят, что без пищи человек может прожить ровно месяц. Если его раньше комар не съест.

– Аня, ты чего плачешь?

– Ничего. Нас убьют Боря?

Вот и ответь. Вполне ведь возможно, что и убьют.

Не отвечаю, только целую девицу в мокрую щеку. Она вдруг обхватывает мне шею руками и сама начинает целовать. Кончили мы не скоро, пока не сделали все, что можно сделать. Оказывается, у Ани это в первый раз, она меня любила с первого взгляда и если у нас будет сын, назовет его Борисом. Вот попал, так попал. Кладоискатель чертов.

Голодная ночь на острове посреди болота. Под боком спит счастливая медсестричка. Снится её неведомо что, стонет во сне и прижимается ко мне. Мне долго не спится. Ухает ночная сова, где то вдалеке опять взрывы. Идет война, ей еще долго идти, целых четыре года.

Подвиги поутру мы не начали совершать. Нам бы начать партизанское движение, беспощадно убивая нацистов. Да вот беда, нечем. Да и опыта у меня особого нет по убийствам. Если не считать косули и пары куропаток. В армии я в горячих точках не служил, ни злодеев афганцев, ни заклятых друзей чеченцев убивать не приходилось. Винтовкой моей только от волков отбиваться. В качестве дубинки сгодится.

Анька смотрит уже на меня как на мужа. Сказала, что если забеременеет, её демобилизуют. Она будет меня ждать с победой. Ну что делать, надо с острова как-то выбираться.

Не знаю, что-то с глазами моими стало. Лес немного не узнаю, сосна, под которой мы спали, немного повыше была. Черничник на поляне все тот же, ближе к краю болота суше и явно можно пройти почти что и посуху. Чудны дела твои. Тащиться в лапы немцам нельзя, а вот, если взять круг через ольховник, можно выбраться к моей незапамятной мельнице, где нас потчевали сто лет назад мельник с дочкой. Там место тихое, на развалинах разве что змею встретишь. Можно денек, другой перекантоваться. Вопрос только, дальше то что? Некуда дезертиру деться. Или к немцам в полицаи, или ищи родную часть и иди снова в атаку. Если б Анька не подтолкнула, долго бы топтался на месте. Двинулись в очередной поход через трясину. Палки я выломал и для себя и для подруги надежные. Строго настрого приказал следовать след в след. Обувь наша за ночь высохла. Сейчас опять намочим ноги, но болеть нельзя. Чихнешь, выдашь себя, немцы мигом тебя вылечат.