Страница 9 из 13
Да и вел себя этот офицер совсем не так, как иные. Не кричал без нужды, не подчеркивал своего особого, высшего положения, но держался с матросами просто, хотя и без панибратства. На пути обратно, к флигелю, где теперь предстояло жить и Прону, Юган расспрашивал своего нового вестового о том, как тот жил, как попал во флот.
В родной деревне Прон был авторитетом, но его никогда не любили. Прекрасный мастер, он, в то же время, отличался скверным неуживчивым характером, что не мешало ему быть счастливым. Особенно после того, как год назад молодой плотник женился, и обзавелся собственным хозяйством.
У Прона был брат Лабутя – любимец всей деревни, весельчак, балагур и пьяница. И надо же было так случиться, что помещик отдал именно Лабутю по рекрутскому набору во флот. Прон тогда впервые запил с горя от разлуки с братом. Прошло два года, и вдруг Лабутя вернулся. Вернулся не калекой, а красавцем матросом, да с медалью. Оказалось, что он сумел отличиться в сражении, а неосторожный начальник пообещал ему «чего хочешь». Ну Лабутя и захотел домой. Праздновали Лабутино триумфальное возвращение три дня.
Вот только радость была недолгой. Взамен вернувшегося брата забрали во флот его – Прона. Забрали, несмотря на то, что он всего год как женился, и у них с женой совсем недавно родилась дочка. И виной тому была Марфа, жена Прона, на которую давно заглядывался пожилой граф. Неудивительно, что попав на флот, разгневанный и отчаявшийся крестьянин, у которого только что рухнула жизнь, задал трепку насмехавшимся над ним товарищам, да и запил.
Выслушав историю вестового, Юган надолго задумался. Помочь горю Прона сейчас было никак нельзя, но и бросать человека в беде он не привык. Хорошенько все обмозговав, он подозвал вестового.
– Вот что, братец! Я все обдумал. Сейчас ничем твоему горю не помочь, но отчаиваться тебе рано. Твое счастье – ты попал на эскадру, отправляющуюся в бой, и если отличишься, то сможешь выкупить жену, да и забрать ее в Петербург. В село тебе, как брату, возвращаться не советую – не будет тебе жизни от барина, а в городе хороший плотник всегда устроится.
Но для того, чтобы все это стало реальностью, придется постараться. Отличиться в команде не так легко – нужно быть всегда на виду начальства, да на первых ролях. Так что бросай-ка ты пить, да берись за ум. Будешь стараться – обещаю замолвить за тебя словечко перед капитаном, но лености и небрежения обязанностями не потерплю!
– Рад стараться, ваше Благородие! Не пожалеете! Прон Оглоблин вам еще покажет, на что способен!
Прон был неглуп, пообщался со старыми матросами, и понимал, что слова лейтенанта не пустой звук. Другого шанса в его жизни могло больше и не представиться.
Спустя два месяц изумленный лейтенант Головнин подписывал представление Югана на присвоение рядовому Оглоблину звания матроса третьей статьи и внеочередного выходного в город. К моменту выхода «Фершампенуаза» на рейд матрос второй статьи Прон Оглоблин был переведен в марсовые и считался одним из подающих наибольшие надежды. К приходу эскадры к берегам Греции он, при покровительстве Югана, добился звания матроса первой статьи, и был замечен капитаном.
Глава 7. Севастополь
Путешествовать на юг в комфортабельной генеральской карете, имея предписание для всех почтовых станций о приоритетной смене лошадей одно удовольствие. Карета, подвешенная на мягчайших эллиптических рессорах, плавно проглатывает все неровности дороги, предоставляя в распоряжение хозяина максимально возможный в пути комфорт. Два мягчайших дивана, достаточно длинных и широких чтобы не только сидеть, но и лежать, не сгибаясь в три погибели, удобное рабочее место, оборудованное походным письменным прибором и снабженное изрядным запасом как обычной, так и гербовой бумаги, ну и, само собой, обширные лари для съестных припасов и напитков, необходимых в дороге. Лейтенант привык к совсем другому уровню комфорта, и сейчас откровенно наслаждался выдавшейся возможностью отдохнуть за казенный счет.
Однако все кончается, кончился и этот, казавшийся таким прекрасным вначале, но вконец измотавший к концу третьей недели движения путь. Севастополь встретил лейтенанта Куприянова ласковым, не по-осеннему теплым ноябрьским солнцем и ощущением провинциальной тишины. Эскадра стояла в бухте, корабли были разоружены на зиму, а многие офицеры отпущены в отпуска по поместьям. И хотя руководство флота в лице адмирала Грейга знало о готовящейся войне, но какой-то особой активности в городе не наблюдалось.
Крайне поражённый увиденным в городе, лейтенант Куприянов прямиком направился в Адмиралтейство. На удивление, его сразу принял адмирал Грейг. Небрежно просмотрев бумаги прибывшего, старик адмирал с сонным видом заявил:
– Господин лейтенант, тут сказано, что вы направляетесь в распоряжение командующего князя Меньшикова. Так вот к нему и направляйтесь. Насколько я знаю, князь сейчас отдыхает в Одессе. Впрочем, через месяц их сиятельство обещали быть в Севастополе. Спешить совершенно некуда, так что отдохните с дороги, а там и ваш новый командующий появится.
Неудивительно, что после такого приема лейтенант вышел из адмиралтейства в весьма растрепанных чувствах и не обратил никакого внимания на увязавшегося за ним посыльного. Пройдя за лейтенантом два квартала, посыльный свернул в узкую улочку, зато из-за столика открытого кафе поднялся дородный господин в шляпе канапэ и явно никуда не торопясь пошел вдоль улицы. Убедившись, что лейтенант, ни с кем не вступая в контакт, отправился в гостиницу «Морская», господин отер вспотевший лоб ярким платком и продолжил свой путь. Внимательно смотревший на него чистильщик обуви свистнул, и что-то сказал подбежавшему мальчишке турчонку.
В десять часов вечера, когда лейтенант вернулся в номер из ресторана, он нашел на столе записку с приглашением посетить загородный бильярдный клуб «Пересвет». Учитывая, что никому, кроме адмирала Грейга не было известно о самом факте прибытия лейтенанта в Севастополь, события начинали развиваться все интереснее.
Переодевшись в штатское и прихватив пару пистолетов, Иван Антонович направился к выходу. Ему не пришлось объяснять извозчику куда ехать – тот отлично знал излюбленное офицерами место отдыха в одной из уютных бухточек недалеко от города. Спустя полчаса Иван выходил из пролетки у массивных кованных ворот, охранявшихся дюжим матросом, пропустившим лейтенанта только после предъявления записки с приглашением. Встретивший лейтенанта мажордом сказал, что его ждут, и проводил в уединенный курительный салон, где уже расположились адмирал Грейг и главнокомандующий князь Меньшиков.
– Иван Антонович, добрый вечер! – произнес адмирал. Простите за это представление сегодня в адмиралтействе, но поверьте – оно было необходимо. К сожалению даже стены, особенно стены моего служебного кабинета, имеют уши. Мы с князем – он кивнул в сторону сохраняющего молчание главнокомандующего – уже давно вас дожидаемся. Нам поступили насчет вас достаточно четкие указания, так что присаживайтесь.
Самое время обсудить вашу будущую службу на Черноморском флоте. До меня довели сведения о ваших прошлогодних подвигах под Або. Поздравляю – вы проявили себя более чем достойно! Не каждому дано с таможенной яхтой и десятком иолов отправить на дно английский корвет. Хотел бы иметь в подчинении такого офицера.
– Господин Адмирал! Подскажите же, что происходит? Война вот-вот начнется, но в городе незаметно и следа к ее подготовке. Суда стоят в гавани разоруженные, в адмиралтействе одни сонные клерки, а городовой сказал мне, что господа офицеры отпущены на зимние квартиры по поместьям!
–Все правильно, Иван Антонович. Именно такую картину, надеюсь, и получают в Стамбуле от своих, увы, многочисленных шпионов. Вам же, судя по вашим бумагам, можно доверять, потому скажу правду. На суда догружаются последние припасы, уже принят полный запас воды, ядер и пороха. Команды распределены по кораблям, и полностью готовы к погрузке. Во всех портах создан запас дров и пресной воды для буксирных пароходов, заканчивающих ремонт перед кампанией. Господа офицеры действительно отпущены по домам, со строжайшим приказанием носа не показывать в Севастополе, но через месяц начнут прибывать, закатывая дружные пирушки по поводу «встречи старых друзей».