Дитя Ириса. Фильтр

Я откинула простынь и посмотрела на белую больничную пижаму, скрывающую ноги. Чтобы спустить их с кровати понадобилось такое усилие, что я совершенно ослабела. Голова закружилась, когда я попыталась сделать шаг, держась за кровать. Это ведь совсем не сложно… просто передвигать ноги и всё! Только-то и нужно – добраться до стены.

Когда я рухнула на твёрдый пол, из глаз брызнули слёзы, но я попыталась встать. Ничего не вышло. Схватившись за край кровати, неуклюже попыталась подтянуться. Пот катился по спине, в висках пульсировало от напряжения. Ещё немного… почти получилось. Рука подвела меня, и я снова оказалась на полу.

– Что у нас тут? Девочка решила немного погулять? – и надо же было именно в этот момент кому-то зайти в мою палату. За фразой последовал короткий смешок, и сильные руки подхватили меня.

– Ну вот. Скажи, оно того хоть стоило? – сквозь слезы я разглядела Эдну Уайт, сиделку, упрямо сжавшую сухие губы.

Казалось, она специально сжимала меня всё сильнее, чтобы доставить ещё больше боли. Эдна рывком подняла меня с пола, и грубо бросила на кровать. Вообще-то, она была даже симпатичной. Стройная, если не считать слишком широких для её комплекции бёдер. Белоснежный колпак с эмблемой госпиталя немного съехал набок, пока она поднимала меня, и из-под него выбивались русые пряди, чуть тронутые сединой. В серых глазах сквозило равнодушие. Да уж, Хейзел мне нравилась гораздо больше.

– Угу… определённо… – прошептала я, еле сдерживаясь, чтобы не закричать от боли.

Сиделка что-то ввела в катетер на моём предплечье, и головокружение прекратилось. Я осторожно спустила ноги с кровати, ожидая новой вспышки боли, но её не было. Осторожно, цепляясь за руку Эдны, я добралась до двери. Как хорошо, что я могу самостоятельно передвигаться, и не придётся снова разъезжать по госпиталю на ужасной скрипучей каталке для немощных.

Опираясь на медсестру, я добралась до столовой, в которой слышались тихие голоса и не очень аппетитно пахло едой. Посреди полупустого зала стояли продолговатые пластиковые столы, за которыми сидело несколько пациентов госпиталя. На небольших подносах перед ними стояли тарелки с чем-то, очень напоминающим уже пережёванную еду.

Пока я размышляла, настолько ли я голодна, чтобы снова это есть, Эдна подтолкнула меня к свободному столу и плюхнула на него такой же поднос, заполненный едой. Небольшая, приплюснутая с одного бока, булочка, обсыпанная мелкими зёрнышками; тарелка с пюреобразным зелёным варевом и стакан морса, в котором плавали сморщенные синтезированные ягоды.

Я ковырялась в тарелке, переливая из ложки подозрительную жижу обратно, так и не рискнув попробовать. Булочка оказалась тёплой и, на удивление, вкусной, с хрустящей корочкой. Морс я выпила весь, сплюнув попавшую в рот кислую ягоду – ну и гадость!

– Ты привыкнешь, – я вздрогнула от звонкого голоса рядом с собой и обернулась. Бледная девочка, настолько худая, что я могла бы при желании пересчитать все её косточки, смотрела на меня светло-карими глазами. Русые волосы девочки были заплетены в тоненькую косичку, которая смотрелась нелепо.

– Вряд ли… – после обнуления мне было всё равно, что есть, но две недели сытной жизни в доме канцлера приучили меня к вкусной пище.

– Да брось, не всё так плохо. Я – Луиза, кстати, – больничная пижама болталась на девочке. Она продолжала о чём-то говорить, жадно заглатывая скудный обед.

Я пожала плечами и задумчиво оглядела остальных пациентов: помимо больничной еды и белой пижамы было у них ещё что-то общее – обречённость. Устав Фильтра номер семнадцать состоял из двухсот восьмидесяти четырёх пунктов, и в одном из них было чётко указано, что все нуждающиеся могут получить необходимый запас одежды и еды. Так отчего же эта измождённая девочка так радуется безвкусной еде? В прошлый раз я ещё не знала подробностей мира, в котором очнулась, но сейчас…

Нас уверяют, что внешний мир – это безжизненная пустыня, а наш Фильтр, расположенный на единственном оставшемся материке, всего лишь один из двух десятков других. После Катаклизма выжили только те, кому повезло оказаться в них, так как земля больше не пригодна для жизни.

Технологии и ресурсы Бывшего мира утрачены из-за сильного радиационного фона. Все продукты и предметы в Фильтре создают при помощи определенных реакций ядерного синтеза. И я должна верить, что это единственное место, в котором можно жить? Это даже жизнью нельзя назвать! Официальные документы давно не соответствуют действительности. Возможно, когда-то всё было так, но не теперь.

Мне часто снилось, как я гуляла между высоких деревьев, кроны которых сплетались так тесно, что не было видно ни единого лучика света. Я помнила прикосновение влажной травы к босым ногам; нагретую за день землю, прилипающую к пяткам во время бега. Помнила вкус ледяной воды, бьющей из подземных источников.

Доктор уверял, что это – «галлюциногенная подмена ситуативных воспоминаний». Только во снах я смеялась и дышала полной грудью. Но, стоило проснуться, и чудеса другого мира ускользали от меня, оставляя лишь послевкусие, которое не запить синтезированным соком. Неужели это всего лишь сны?

Глава 2

После обеда нужно было прийти на обследование. Сиделка сказала, что сначала мне придётся посетить санитарную комнату, что ж, я была не против ненадолго остаться наедине с собой и, конечно же, с душевой кабиной.

Вот только Эдна привела меня в небольшое помещение, совсем не похожее на привычный душ. Это была пустая комнатка, в которой я еле помещалась, у одной из стен стояла узкая лавка. Что это значит? Я повернулась к сиделке и уже собралась возмущаться, но женщина не дала мне такой возможности.

– Раздевайся здесь, одежду оставишь в этой комнате. Когда будешь готова, просто нажми сюда, – она ткнула пальцем в стену, которая тут же начала разъезжаться в стороны. Я не сразу поняла, что это дверь. – Всё ясно?

Эдна нахмурилась и, не дожидаясь моего ответа, вышла из помещения. Трясущимися руками я сняла больничное белье, бросив его на пол, зажмурилась и резко нажала на панель. А дальше-то что делать? Мне пришлось сделать несколько коротких вдохов, чтобы успокоить слишком быстро бьющееся сердце. Я шагнула в душевую, состоящую из узкой пластиковой трубы. Дверь закрылась с тихим щелчком, и раздался металлический голос.

– Расставьте ноги на ширине плеч, – я приняла нужное положение и с ужасом уставилась на сдвигающиеся стены. – Положите руки на панели слева и справа от себя.

Стоило мне это сделать, как тот же голос приказал мне глубоко вдохнуть и закрыть глаза. Да уж, не такого я ожидала от принятия душа. Совсем не такого.

Горячий воздух обдул меня со всех сторон, а затем обжигающим пламенем опалил кожу. Казалось, эта штуковина хочет меня убить. Я боялась открывать глаза и дышать, но тело сжималось от боли. Когда сил сдерживаться не осталось, я закричала. Ну, точнее, попыталась. Нестерпимый жар проникал в лёгкие, будто расплавляя их, лишая возможности дышать. Я задёргалась и ударилась головой о стену. Вот так меня и найдут, голую, с застывшей гримасой ужаса на лице.

– Дезинфекция закончена, можете покинуть очистительный блок, – всё прекратилось так резко, что я чуть не упала.

На негнущихся ногах кое-как выползла из кабины, судорожно вдыхая привычный воздух. Меня трясло, и все мысли были только о том, чтобы не свалиться на пол. Наспех вытерев почти невесомые капли с кожи, я натянула на себя принесённую канцлером одежду: синие джинсовые штаны, рубашку лососевого оттенка с рукавом в три четверти и обулась в мягкие домашние туфли из очень нежной синтетической кожи. Разнообразие цветовой гаммы, так сильно отличающейся от царящего вокруг белого цвета, подняло настроение и немного успокоило натянутые до предела нервы.

Неровной походкой я плелась к стойке регистрации, чтобы уточнить, нужно ли ждать сиделку или можно самой отправляться в манипуляционный блок – дорогу туда я помнила почти наизусть.