Страница 3 из 35
Обороной, к радости Булата, командовал сам Питонин.
– Олени безмозглые! Бьем в головы! Только в головы! – Капитан, чуть выступив из окна третьего этажа на отлив, напоминал взбешенного зверя, метавшегося на скальном выступе. – Если они прорвутся, я перед смертью каждому из вас ноги переломаю! И бережем припасы!
Трупы падали, вставали и иногда отрывали от себя волокна холодного, слизистого мяса, после чего забрасывали в открытые окна, деморализуя живых. Бледные лица защитников, озаряемые отблесками нагретых пороховых газов, заливал пот.
– Я так больше не могу! Я… Я не выдержу этого чертова ужаса! – Последовал одиночный выстрел, и со второго этажа выпал младший сержант, пустивший себе в голову пилюлю свинцового успокоительного. Его тело повалило собой несколько трупов.
Стрельба на миг стихла. Питонин похолодел. Он знал этого кретина. Родион Фокин. Дураку не исполнилось и двадцати! Даже звание получил только в прошлом месяце! Хорошо, что детей не оставил. Да и жена молодая – быстро выправится. Цинично, зато честно.
И всё же… жаль.
Полицейский пребывал в бешенстве и отчаянии. Особенно сейчас, когда Фокина принялись раздирать ненасытные твари.
– Кто еще раз вот так кинет товарищей – оставит семью без пенсии и прочих выплат! Обещаю! Лично всё пропью! – Питонин буквально задыхался от ярости.
Булат, видя, как младший сержант накрыл собой стол и теперь им ужинают, с сожалением покачал головой. Похоже, на сцене не достает только него. Оперевшись на серебристую «Toyota Corolla» 2012 года выпуска, он горласто крикнул:
– Эй, Капитон! Салют! Как оно? Как жизнь? Как печень? На новую еще не обменял?
Его голос привлек мертвых. Мгновение – и нежить направила раздутые, варикозные стопы к Булату.
Теплая, хлюпающая плоть!
Впереди ковыляла стодвадцатикилограммовая женщина с Y-образным разрезом среди отвисших, творожного вида грудей.
Полицейские в окнах с недоверием уставились на Булата. Те, кто отличались особой нервозностью, взяли его на мушку. Все знали, что бюро «Канун» было разбито наголову: один его сотрудник погиб, тогда как второй пропал без вести.
И только Питонин проявил неожиданное здравомыслие.
– Ах ты ж, труподел хренов! – Он разразился дубовым, отшелушенным смехом. – Чего так долго-то, а? Я, что ли, за тебя должен разгребать эти авгиевы конюшни с трупами?
– Только не за оклад дворника. Нашего, из бюро, чего-нибудь не находил?
– А как же! Погоди.
Булат перевел взгляд на мертвецов, усиленно преодолевавших разделявшие их семнадцать метров. Разбил локтем окно тойоты, заглянул внутрь и взялся за магнитолу. На электронном табло высветился список доступных треков. Что тут у нас? Классика. Урок немецкого «Неправильные глаголы». Михаил Круг? Прости, но сегодня юго-восточный, а не северный. А это что?
Булат расплылся в довольной улыбке. Что ж, это будет в самый раз.
В окне тем временем показался Питонин с двухметровой косой в руках – Костяной. Вопреки боевому имени, которое довольно легкомысленно дал Булат, кошмарная коса целиком и полностью состояла из полос углеродистой стали, вырванных из развороченных рельсов. Известно, что родилась она вместе с чудовищным слухом о женщине, перерезанной пополам поездом и охотившейся на заблудших путников, кто имел неосторожность оказаться ночью на железнодорожных путях.
В бюро «Канун» коса попала уже в качестве заслуженного трофея, в те же сутки получив статус любимицы Булата.
Питонин с раздражением заворчал: коса, ощутив близость хозяина, тонко завибрировала, будто полотно пилы, по которому легонько стукнули гвоздем. Полицейский прикинул расстояние до труподела. Метров семьдесят, не меньше. Еще, чего доброго, в дохлых демонстрантов грохнется.
– Дерьмо. Булат, я не докину!
– Доверься ветру, Капитон! – Сотрудник бюро неким шестым чувством ощущал, что Костяная не подведет. Такая необъяснимая уверенность обычно бывает, когда предчувствуешь, что получишь нежданную премию – или попадешь под колеса фургончика скучающего таксидермиста. И то, и другое лучше действительно предвидеть.
– «Доверься ветру». – Питонин отступил от окна. – Вот же говнюк. – Затем рванул вперед и, ни на что особо не рассчитывая, метнул косу на манер копья.
Костяная, ко всеобщему вздоху живых, противоестественно перешла в горизонтальное вращение. Скользя по воздуху бритвенным диском, она преодолела парковку с мертвецами и со шлепком влетела в раскрытую ладонь сотрудника бюро. После чего испустила легкую, сладкую вибрацию.
– Снова в деле, да, крошка? – Булат погладил ручку Костяной, покрытую микроскопическими ямочками и плавно переходящую в острое полотно лезвия с кровостоками. Нырнул в тойоту и выкрутил в магнитоле громкость на полную. Колонки зашипели. Запустил подобранный трек. – Ну что, восставшие, тряхнем песочком?
Загремели первые аккорды песни «Хочу перемен» группы «Кино», разносясь далеко по парковке и отражаясь от домов Богучарской.
Булат взобрался на крышу продукта японского автопрома, перехватил косу на манер гитары и «заиграл» на ней. Хладные трупы облепили транспорт. Первые алчные руки заскользили по штанинам, пачкая их землей и мазками формалина.
Раздался харизматичный голос Виктора Цоя, и молодой человек с невозмутимой улыбкой влетел в толпу покойников. Добро пожаловать в промышленный усекатель конечностей имени Булата! Костяная нарезала, крошила и укорачивала.
На лицо подпевавшего сотрудника бюро брызнуло вонючим черным чаем.
Из окон полицейского управления и квартир соседних домов полились восторженные вопли. Сердца вновь принялись толкать по венам надежду и лошадиные дозы никотина. Громче всех кричал, конечно же, Питонин. В основном чтобы не вздумали стрелять и накрывали на стол. Ему-де дорогого гостя принять надо.
За те минуты, что играла песня, Булат расправился со всеми.
Двери полицейского участка распахнулись.
Желтоглазый сотрудник бюро пристроил Костяную на плечах, закинул на нее руки и вошел с таким довольным видом, будто он только что выкосил мозолившую глаза лужайку на заднем дворе, а не расчленял мертвых. В счастливых, изможденных взглядах полицейских и горожан, нашедших ночью укрытие в управлении, читалось вдумчивое изумление. Борода. Волосы в крови. Желтые глаза, будто волк в сумерках затаился.
А потом все зашептались.
– Святой Флорентий, говорили же, помер он! – воскликнул мужик с бельмом на правом глазу.
– Сам ты «помер». Похищали его! Вот прозондировали и вернули.
Но последующая фраза перекрыла все домыслы козырем идиотизма.
– А я слышал, он Пампушку Всевластия нашел, – вставил субтильный очкарик, прибежавший из дома вместе со своей взбалмошной кошкой. – На член надеть надел, а снять не сумел. Так и ходил – очарованный бубликом.
Все замолкли, внезапно осознав, что такой бред могли нести только настоящие кретины. Очкарик покраснел.
Булат вздохнул:
– Я был в коме.
– В республике? – с осторожностью уточнил бельмоглазый.
– Издеваетесь? В настоящей!
Оттолкнув очкарика и растрепанную шатенку, прятавшуюся в управлении не столько ради безопасности, сколько ради бодрящего секса, к Булату выбрался Питонин. Сорокадвухлетний коренастый полицейский, как всегда, с раздражением сопел. За вечно красным лицом, казалось, зрел оглушающий крик. Он напоминал безбородого злобного гнома, узнавшего о неверности супруги, пока он, бедолага, надрывался где-то в копях и рудниках.
Питонин какое-то время изучал Булата – а потом заключил в медвежьи объятия.
– Вопрос на пятнадцать суток: выпьешь?
– А то! – Булат рассмеялся. Он только сейчас ощутил, что чертовски проголодался. – Заодно и болты поболтаем.
– Чего?
– Поговорим.
– А.
Под шушуканье за спиной они поднялись на третий этаж, миновали бежевый коридор со стульями и засаленными следами на стенах, оставшимися от постоянного отирания теми, кому сидеть совсем не хотелось (во всех смыслах), и вошли в последний, просторный кабинет.