Страница 23 из 35
Слабый голосок посоха едва слышно прошептал: «Оторвись по полной, крепыш».
Как только некроманта утащило в трубу, Костяная и Злоруб пришли в норму: колючки опали с рукоятей, точно иголки – с умирающей ели. Булат присвистнул и побрел к напарнику. Мышцы звенели. На несколько дней можно смело забыть о скакалке. Да здравствует пенное! Он скользнул взглядом по завалам и холмам смердевших тел, кое-где лежавших слоем в метр. Задержал взор на жертвах Пелагея, встретивших конец в плену бетонных лежаков.
– Мы не знали! – с нажимом сказал Булат. Но совесть и так молчала: им с товарищем не в чем было себя винить.
Лунослав поспешил к жертвеннику, на котором дрожала единственная выжившая. Трясущимися руками ослабил ремни.
– Вставайте, вставайте. Как вы?
Софья судорожным движением разорвала червя на губах. Извивающееся тельце с неохотой покинуло канавы ранок. Донимали головокружение и жажда – спутники кровопотери. Она пережала запястье и оглянулась, всплеснув темными сосульками волос. Искала его.
Притихший Гендальф лежал в четырех метрах от первого жертвенника, на путях, рядом с оранжевой стойкой домкрата для подъема вагонов. Лабрадор доживал последние секунды.
Софья подбежала к псу, плюхнулась рядом. Бережно положила его голову себе на колени.
– Генди! Хороший мой мальчик!.. Ты справился, Генди! Справился! Привел помощь. – Слезы душили ее, стискивая голос до сипящего шепота. – Я люблю тебя и никогда не забуду, мой верный друг! П-прощай… Умирай спокойно…
Лунослав и Булат в молчании наблюдали. Их лица напоминали опустошенные каменные маски.
Гендальф открыл глаза. Он хороший мальчик, он смог. Но сможет и еще кое-что.
Карие зрачки окончательно побелели, приобретя цвет мутных камешков. Из пасти вырвался тоненький стон. Лабрадор потерся головой, будто нежась в руках хозяйки, – и вцепился ей в бедро левой ноги, повыше колена. Клыки пробили джинсы и сразу глубоко вошли. Челюсти, будто ковши экскаватора, принялись рыть кровавый котлован в плоти, соскабливая зубами мясо с бедренной кости.
Софья в ужасе и непонимании завизжала. Замолотила кулачками по голове мертвого питомца. Каждый ее удар счищал кожу с головы Гендальфа, оголяя череп. Болевые ощущения казались черным колодцем, на дне которого плескалось забытье.
Сотрудники бюро оцепенели, ошарашенные неожиданной развязкой.
– Посох же разрублен! – Лунослав бросился к боровшимся девушке и собаке. Сделал взмах колуном, но воскресший Гендальф с завидной ловкостью прыгал из стороны в сторону, дергая за собой хозяйку. – Булат! Я разожму челюсти, а ты – всё остальное! – Он вбил рукоять Злоруба в пасть лабрадора и использовал как рычаг.
Софья заорала от новой боли, а потом челюсти питомца разомкнулись.
Булат схватил собаку за ошейник и откинул в сторону. Лабрадор, прокрутившись по полу, вскочил. И улыбнулся. Жуткой и невозможной улыбкой, сочащейся еще теплой кровью.
– Прости, друг. Это ради тебя. – Булат вогнал косу в шею Гендальфу.
С разорвавшимися шейными позвонками оборвались и посмертные мучения пса.
А затем тишину депо заполнил истеричный смех.
Смеялась Софья. В уголках глаз выступили слезы. Она оттолкнула Лунослава, пытавшегося зажать ее рану, и зашлась в приступе сухого кашля. Вскинула руки и оставила ногтями на лице кровоточащие борозды. Кашель и смешки всё больше походили на бормотание крадущегося в темноте трупа.
– Лунослав! Держи ее! – скомандовал Булат. Ног девушкам он еще не ампутировал. Целовать целовал, но не укорачивал. Подумал и протер полотно лезвия Костяной рукавом «косухи». Антисанитарии и так хватало.
– Она обращается слишком быстро! Поздно отнимать ногу! Вдобавок потеряла много крови! – Лунослав вскочил. На заострившемся лице отразилась невероятная идея. – Подними косу над головой – и повыше!
– Что?
– Не спорь, жлоб мясистый!
Булат, не ожидав такого обращения, против воли рассмеялся и подчинился. Руки высоко подняли Костяную. Лунослав скользнул взглядом по принту «AC/DC: Hell Bells» на футболке напарника, задрал ее – и безжалостным рывком сорвал обнажившийся волдырь.
Булат согнулся от боли:
– Совсем охренел, дрищ?! – На его груди не преминуло надуться очередное новообразование.
– Ну и кому тут жилетка нужна, а?
Лунослав вынул из колыбельки кожи недозревший – всего три четверти – лист Беломикона, покрытый розоватыми комочками. Стряхнул. После чего приложил к рваной ране на бедре девушки. Софья к этому моменту уже лишилась чувств.
Бумага размякла и с поразительной эластичностью закрыла пораженные участки. Затем поблекла, став призрачной, точно дымка на туманном лугу, и наконец превратилась во влагу. Зашипело, будто плеснули перекисью. Ударил дух свежего хлеба. Рана очистилась. Свинцово-венозные покусы с зачатками очагов гангрены порозовели и затянулись. Кровотечение остановилось, в том числе и на запястье. Исчез даже синяк на лице.
И всё это за каких-то три секунды.
– Вот так аптечка! – протянул изумленный Булат.
Софья распахнула глаза. Села. Взгляд прояснился. Казалось, неожиданное улучшение самочувствия ее совсем не удивило.
– Где Генди?.. Где он?.. Если я умерла, отведите меня к нему!..
– Мы помогли вам. Вы не умерли, успокойтесь, – заверил ее Лунослав и смолк, ожидая неудобный вопрос.
И он последовал:
– А Генди?
– Мертв. – Булат передал товарищу косу и взял пса на руки. Несмотря на все увечья, Гендальф казался умиротворенным и даже счастливым. Возможно, в этот момент, где-то на росистых солнечных лугах, он с веселым лаем гнался за зайцем. – Пошли, покажешь, где героя похоронить.
Софья всхлипнула, всё еще не веря в случившееся. Окончательно разревелась. О невостребованном целомудрии она уже не вспоминала.
Вскоре они покинули кошмарный метрополитен, где собака, дав бой расстоянию и боли, помогла остановить зло.
Гендальфа похоронили в Первомайском сквере, восточной его части, в укромном уголке под красным кленом, куда он так любил утаскивать мячики. Долго стояли. А по дорогам, расцвечивая улицы в сине-красный, уже мчали полицейские машины, «скорые» и грузовики МЧС.
Ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое сентября только начиналась.
Некромантия, некромантия, некромантия…
Она тиха, латентна и реальна. Каждый из вас хоть раз в жизни практиковал сие темное искусство. Да, вы не поднимали из обувных коробок почивших питомцев и не пели псалмы демонам, чтобы те отправили разбившегося в ДТП обдолбанного братца за страховой выплатой или обратили срок годности просроченного молока вспять. Но разве с губ не срывалось невольное «давай воскресим наши чувства»? Разве уста не исторгали лепет, призывающий возродить что-либо?
В основном так возвращают с того света издохшую любовь. Только она ложится к вам в постель отнюдь не белоснежной невестой, таящей улыбку под фатой, – а уродливым кадавром, разваливающимся прямо на глазах. На лице пудра, скрывающая синяки, оставшиеся от прошлых обид. По жилам несется смесь из обещаний и формалина. В каждом движении – тоскливые щелчки и хруст.
Такое остается только усыпить – чтобы отправиться на поиски того, что еще живо.
Но это всего-навсего бытовая некромантия. Скованная смертью плоть ей неподвластна. Так что не рубите с плеча и не сейте гнев.
Потому что в противном случае вам не помогут и все исчадия ада, когда вы схватите мертвого за грудки и возжелаете, чтобы он внял воплю «прости».
Глава 4 Лицом к лицу
У каждого прыща, болячки или опухоли есть своя отправная точка. Ими могут быть повышенная сальность кожи, удар педалью велосипеда или крем от опрелостей с канцерогеном. Не забудьте, кстати, после крема облизать пальцы. Надо ведь всё попробовать, верно?
Но какая отправная точка у зла? Где тот поршень, что толкает под колеса несущегося автобуса с туристической наклейкой «ЖИЗНЬ»? Может, во всём виноваты некие зловещие силы, исстари дремлющие под землей? Или вершителями трагедий являются религиозные мамаши, чьи затюканные сынки врываются в торговые центры с оружием в руках?