Страница 7 из 10
– Не лукавьте… – Гость вошел, прикрывая мягко дверь за собой в коридор, при этом в квартире не стало темнее – вошедший освещал весь её интерьер. – Этот номер знают все…
– Но не всем, видимо… с него звонят. – Любовь едва справлялась с волнением, прерывисто дыша.
– Это точно… – Голос гостя был звенящий, молодой. – Не каждому. Только тем, кто этого достоин…
– А вы жгучая штучка, проходите. – Любовь кивнула в гостиную, останавливая жестом попытку входящего разуться. – Не снимайте! Прожжёте мне еще ковер… Как дома будьте, располагайтесь. Я приведу себя в порядок…
Она прижалась спиной к закрытой двери в ванной и, стиснув зубы, беззвучно заплакала, съезжая по рефренной поверхности двери вниз. Это усилило ее дрожь. Страх. Паника.
Любовь все-таки смогла, дотянувшись трясущейся рукой, включить воду. Паром откликнулся горячий душ.
«Он вернулся за мной… Это все откровения Василию. И Василия со мной же. Помоги мне, боже!»
Она отшатнулась от двери, подымаясь, – та обожгла ей спину. Замерев от страха и повернувшись к «пылающей» поверхности двери, она смотрела на нее, боясь прикоснуться. Внутренне понимая, чувствуя, что за дверью стоит Он, то существо, то чудовище, что когда-то безвозвратно забрало ее родителей.
Любовь отшатнулась от зеркала с замершим в груди сердцем, едва повернувшись к отражению. Там был он. Только секунду, только мгновенье, за ее спиной. Не в том виде, в котором пожаловал к ней. А как пугающий размытый образ в цифре на фото с Василием. Оглянувшись, она не обнаружила никого. В отражении тоже. Только ее испуганное бледное лицо с широко раскрытыми глазами.
«Не покажи ему своего страха… Соберись, только в этом твое спасение!» – Она поискала на груди распятие святое, но вспомнила, вздохнув обреченно, что никогда его не носила. И крещеной даже не была!
Дрожащими руками Любовь накидала легкий макияж. Выключив воду, еще посидела пять минут, собираясь с силами. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, открыла дверь, перед этим осторожно трогая ручку боясь обжечься.
Незваный гость уже покопался в ее фонотеке и баре. Звучал давно ушедший в суициде Kurt Cobain. Вино плескалось в прозрачности бокала, а гость в манере сомелье дегустировал его.
– Чем обязана? – Любовь попыталась улыбнуться и не шататься при ходьбе.
– Вашим не в меру неуместным любопытством… – Он, отпив маленький глоток, поморщившись, отставил в сторону бокал. – Смотрите-ка, как любопытство созвучно с вашим именем и чувством, что люди бездумно в ранг особый возвели… Как будто любовь и любопытство – одно и то же. Не разделяете моего субъективного?..
– Если вы за этим только, – Любовь, глядя пристально в его горящие разноцветным огнем глаза, все-таки шатаясь, подошла к столу и налила себе в бокал вино кровавого цвета, – то можно было и не утруждаться подъемом по лестнице, я могла бы выслушать подобное с балкона.
Отвернувшись к двери балкона, гость вздохнул разочарованно.
– Тогда… – Когда он повернулся, его синий глаз потемнел до черноты, а зеленый пылал ненавистью не только к Любови, а ко всему живому на земле, – это было бы похоже, скорей, на серенаду…
– Отлично, мне никогда не доводилось… – Она предательски стукнула дрожащим бокалом в руке о зубы. – Может, спуститесь?..
– Это уже безвозвратно устарело… – он перебил ее и внезапно рассмеялся, а Любовь увидела вытатуированные шестерки на его зубах. – А вы похожи на свою мать! Та ещё чертовка…
– Из ваших уст звучит как комплимент. – Она понимала, что за сущность перед ней. – И я вообще-то ее дочь и априори похожа на неё, но я спрошу, так как, может, многого не знаю: чем же так похожа?
Любовь трясло, и это не укрылось от сидящего напротив, от него вообще невозможно было что-либо скрыть, как, впрочем, и он не скрывал этой своей особенности. Ей ужасно хотелось сесть – ноги подкашивались, но она пыталась до конца проявить демонстративную стойкость.
– Этим необоснованным и никчемным протестом… – Он улыбнулся, глядя на дрожащую коленную чашечку Любови, – таким обреченным действием – утопия…
– Но это же лучше, чем пресмыкаться, стоя на коленях. – Любовь революционеркой, словно перед казнью, гордо подняла голову.
– Вы сейчас о своем отце?
Любовь зарделась во вспышке гнева.
– Поясни!
– Ну… – Он улыбнулся, снова «зажигая» синее «пламя» второго глаза, – он просил и умолял… некрасиво как-то даже. А вот мать ваша держалась стойко, вполне достойно.
– Он умолял за себя?! – сквозь зубы процедила Любовь.
– Нет, но разве в этом суть?
– В этом! И только в этом. – Она поставила бокал, ощутив, как хмель обуял ее. – Я повторю вопрос! Зачем вы здесь?
– За вами!
– Забирайте! – Она налила себе еще бокал и осушила его залпом. – Только не ждите, я вряд ли буду пресмыкаться и молить…
Любовь дрожащей рукой достала сигареты, но не смогла высечь огонь из зажигалки. Она ее трясла, чиркая снова и снова, – безрезультатно. Внезапно сигарета в другой ее руке задымилась.
– Не благодарите… – Гость открытой ладонью подтвердил отказ. – Я этого и не жду от вас. Тем более и вам понятно, что мольбы и слезы перед финалом бесполезны. Но мне нужна не ваша банальная смерть. Необходимы вы живая, как существо – как человек.
– Зачем?
– Василий всё вам рассказал… – Он вздохнул, скорбно улыбаясь. – И вы, и я об этом знаем.
– Допустим. – Горечью табака першило в ее горле.
– Он забрал у меня Веру, женщину мою, бездушно-некрасиво дерзко… – Поднявшись, гость подошел к двери балкона, встав в ее проем, повернувшись к хозяйке спиной. – Признаюсь – это было больно.
– Но разве он ее не обменял в сделке вероломной? – Любовь взволнованно вздохнула, словно речь шла о ней самой.
– Может быть, и так… – Он посмотрел на циферблат «часов», высветившихся электронными цифрами на руке, – я не придал этому тогда особого значения, но впоследствии я понял – она стала мне крайне необходима…
– Как женщина? – Любовь, ощутив сухость в горле, сделала несколько глотков вина.
– Как вера. Как ее символ…
– И вы решили забрать в ответ у оппонента и любовь? – Любовь, медленно и смело ступая уже и не дрожа, направилась к высокому, статному, стоящему к ней спиной. – Как женщину или как символ тоже?..
Гость повернулся резко, перебивая в ней дыханье.
– Неважно как! Сам факт отвратен… – Его глаза горели сине-зеленым огнем, он словно пылал изнутри, обжигая стоящую в метре от него женщину. – Зачем он вам? Слабый, бесполезный, неприспособленный, ни на что не способный, ничто буквально…
– Знаете, – она закусила губу, глядя ему прямо в «пылающие» глаза, – так часто бывает – непропорциональность человеческих характеров и темпераментов в парах. Кому-то нужно спрятаться за сильной спиной своего мужчины и почувствовать себя слабой и защищенной. А такой, как я, необходимо доминировать, пусть даже мнимо… но вести за руку по жизни вечно сомневающееся «амбивалентное создание»…
Сделав шаг навстречу, он взял ее за руку возле локтя, обжигая через блузку.
– Он вас будет всегда сравнивать с ней и искать ее… но… – Он отпустил Любовь и направился к выходу. – Но Веру я не отдам ему. Он забрал себе ее чувства, я забрал ее саму. Только ваше согласие и любовь ко мне могут помочь разрешить этот конфликт интересов.
– Зачем?! – Она крикнула, взвизгнув, останавливая тем самым его. – Василий не будет страдать, потеряв меня, по-прежнему любя именно ее.
– Это не ваше дело! – Гость улыбнулся, повернувшись, сверкая всем, что в нем могло сверкать. – Я буду ждать. И вот еще… – Он «прожег» синим огнем гостиную, оглядев ее. – Не пытайтесь о моем визите рассказать ему. Не получится, только будете сами от этого страдать…
Любовь пала на диван. Чувствуя боль от ожога на своей руке. И полное бессилие. Внутреннюю опустошенность. И невидимую нить от потери родителей в прошлом, тянущуюся к Василию в настоящем.
Незапланированные потери
Василий со злостью захлопнул за собой дверь. Охранник постучал в стекло, грозя ему пальцем, как ребенку. Пришлось улыбнуться виновато и отойти от монолита здания.