Подводный город Протто

Гость подошел к столу и сел. Совсем рядом со мной. Мне показалось, что он смотрит мне в глаза. Но оказалось, его интересует другое. Он резко протянул руку и накрыл кисть Паутинки, лежащую на колпаке.

Я почувствовал, как она напряглась, и сказал: «Спокойно, детка, спокойно». Непроизвольно. Какая она мне детка? Одним движением мысли может превратить меня в послушную игрушку. Но я знал закон драки: никогда не давай противнику увидеть, что ты чувствуешь. Зэя поняла меня. Как будто усмехнулась. У этой девочки был характер.

– Разве хранитель может прикасаться к смертной? – слова Паутинки прозвучали как вызов.

Он резко отдернул руку.

– Ты еще ребенок. Не за все слова можешь отвечать. За детей отвечают родители. Не так ли? – Гость в упор посмотрел на девочку.

Она не ответила. Тогда хранитель повернулся к отцу:

– Тебе следует лучше воспитывать дочь!

Отец нашел в себе силы не оправдываться. Наступило тягостное молчание. Гость, видимо, не планировал такого развития разговора. Возможно, он считал, что лапать дочь смертного в его доме допустимо. Но эта семья, кажется, думала по-другому. Дипломатические способности не входили в число достоинств хранителя. Он резко сменил тему разговора.

– Завтра мы собираемся в храме, чтобы просить Протто о милости. Вы должны быть там.

– Должны? Мне казалось, взывать к Протто – это почетное право, – мать Паутинки сделала свой ход.

Отец протянул руку ей навстречу, как бы пытаясь остановить. Я подумал, что сейчас разразится буря. Но, к моему удивлению, хранитель сдал позицию.

– Да, почетное право. Я неверно выразил свою мысль. Хранители хотели бы, чтобы вы были там. Ваша семья обладает связью с Протто. Народу эо нужна ваша помощь. Мой отец направил меня к вам, чтобы я передал приглашение.

– Так приглашение или приказ? – Рэя не упустила своего.

И правильно. Таких уродов надо учить.

– Приглашение, – гость окончательно сдался и вынул из складок своей одежды три небольших отливающих синим камня. – Завтра ваша семья – в группе взывающих.

С этими словами этот «высокоодаренный» оратор умолк. Возникла напряженная пауза. Мать и дочь зловеще молчали. Отец растерянно мялся. Гость встал, потоптался на месте, резко развернулся, как будто ему скомандовали «кругом марш», и быстро направился к выходу. Пятно на стене открылось перед ним. Его собака засеменила следом. Уйти побитым он, конечно, не мог. Отыгрался на отце.

– Помни, смертный, твоя жизнь в руках хранителей. Следует лучше воспитывать дочь, – переступая порог, прошипел он с тихой яростью и вышел вон.

Глава семейства взглянул на Зэю, но ничего не сказал. Не решился. Та молча сняла колпак, под которым я сидел, взяла меня в руки и направилась вглубь дома. На стене перед нами появилось радужное отверстие. Мы прошли через него и оказались в помещении, в котором я угадал ее комнату. У наших девочек-крыс норки чем-то похожи: полочки с безделушками, беспорядочно разбросанные вещи.

В комнате Паутинка дала волю чувствам. Опустилась на пол и разрыдалась. Я потрогал ее за плечо. Она резко прекратила плакать и села.

– Ты молодец. Хорошо держалась. Я бы этого дурака убил на месте.

– Ненавижу хранителей! Они вваливаются в наши дома! Оскорбляют! Придумали нам дурацкое название – «смертные». Им кажется, что оно должно страшить нас. Ведь сами они боятся смерти. Но мы называем себя мэоти – «не боящиеся уединения» – в память о тех, кто когда-то в одиночестве уходил в океан. Мы не боимся смерти. Многие наши уходят в купол, чтобы избежать страданий.

– Слушай, я тут посторонний. Не разбираюсь в ваших отношениях.

– Нет. Ты сразу почувствовал. Это так нелепо. Крыса со свалки понимает меня лучше родителей, – она смутилась. – Прости. Не хотела тебя обидеть.

– Да все норм. Я и есть крыса со свалки. Но это неважно. Когда речь идет о чести и бесчестии, не имеет значения, где ты живешь.

Она взяла меня в руки, заглянула в глаза и удивленно так произнесла:

– Это ты сам сказал? Неужели ты понимаешь, о чем говоришь?

– А чего тут непонятного? Для нас, крыс, это не пустые слова. Есть вещи поважнее положения в обществе. Возможно, тебе не с кем здесь поговорить об этом.

Зря я это сказал. Она напряглась, и я подумал, что она снова заплачет. Но нет – не заплакала, а, напротив, тихо рассмеялась.

– Да ты философ!

– Не думай, что я тупой и неграмотный. Я знаю, кто такие философы.

– И кто же это?

– Ну, они вечно бормочут себе под нос всякий вздор, полагая, что словами можно все объяснить.

– Я сама себе не верю! Неужели я разговариваю с крысой о смысле жизни?! – она просто зашлась от смеха.

– Возможно, ты что-то повредила в моей голове. Я никогда не чувствовал себя таким умным.

Я был рад, что смог отвлечь ее от грустных мыслей.

– Нет. Я же вижу, что ты размышлял над этим. Всегда заметно, когда повторяют чужие мысли. Когда не чувствуют смысла. Просто произносят слова.

– Мой дед называет пустые разговоры «катать камни в жестянке».

– Точно. Здорово, что я услышала тебя, – она осторожно коснулась рукой моей лапы, – там, за панелью. И ты не убежал. Остался со мной.

Зэя замолчала, и я почувствовал, как она прислушивается ко мне. Она неожиданно улыбнулась:

– Ты Зор! Прости, я услышала твои мысли.

– А ты Зэя. Хотя я вначале назвал тебя Паутинкой.

– Паутинкой? Почему?

– Ну ты такая тоненькая, почти просвечиваешь. Как паутинка. Мы своим часто даем прозвища. Они иногда лучше подходят, чем имена. Это ведь не обидно. Моего командира Зига мы называем Летающая табуретка, потому что он очень мускулистый, как будто квадратный, – я посмотрел на Зэю: вдруг она обиделась? – Или тебе не нравится?

– Паутинка, – произнесла она тихо, как бы пробуя на вкус свое новое имя. – Нет. Оно мне нравится. Спасибо.

– Знаешь, я до сих пор считал вас высшими существами. Думал, вы можете все, ваш мир прекрасен и в нем царит гармония. Но сейчас вижу, что у вас проблем не меньше, чем у нас. Ты можешь мне рассказать, кто такие хранители и почему этот прыщ назвал вас смертными? Я сразу понял, что тебе это не понравилось. Тебя просто передернуло.

– Да, пожалуй. С нами происходят страшные вещи. Но не торопи меня. Дай собраться с мыслями.

Она коснулась стены. Свечение стало уменьшаться. Мы оказались в полной темноте.

– Наш дом – у самой границы города. Эта стена – часть купола. Там, за ней, океан. Свет солнца не проникает туда. Я люблю сидеть здесь в темноте и думать о разном. Мой дед, Синг, когда хотел сосредоточиться, делал так же, – Зэя тихо вздохнула. – Он ушел в купол. Растворился в нем. Его заставили. Иногда я думаю: «Вдруг он оттуда смотрит на меня? Вдруг он не исчез вовсе? Просто стал другим». Так хочется верить!

Мы сели на пол. Я коснулся стены. Она была теплой и податливой. Казалось, можно пройти сквозь нее. Мои глаза постепенно привыкли, и в призрачной глубине ночи я увидел огонек. Затем другой. Вскоре я мог различить сотни светящихся существ.

– Они там, за толщей стены. Даже на такой глубине есть жизнь.

Паутинка взяла в руку мою лапу. Я понял, что ей необходимо знать, что она не одна, что есть кто-то рядом.

– Из чего сделан купол?

– Он живой.

– Ничего себе! Мы что, внутри живого пузыря?

– Да. И эо связаны с ним. Не знаю, как объяснить тебе. Он чувствует, чего мы хотим. Вот смотри.

Стена вдруг осветилась ровным тихим светом.

– Я попросила… Нет, не попросила. Просто захотела, чтобы стало светлее. Понимаешь?

– Он слышит вас. Так же как вы слышите друг друга. Он один из вас!

– Да. Близко. Он тоже эо. Большой и сильный. Но это не все.

Она встала и прижала ладонь к стене. Сначала ничего особенного я не заметил. Прижала и прижала. Но через некоторое время мне показалось, что ее рука стала полупрозрачной. Вскоре ее лицо, другая рука и босые ноги зажглись тихим светом, и сквозь них в колеблющемся мареве стала видна комната позади Паутинки.