Тутанхамон

— Царица Анхесенпаамон запёрлась в своих покоях и никого не хочет видеть, только глядит, не отрываясь, на алебастровый светильник, который не разрешает погасить. Глаза её безумны, она онемела от горя. Что теперь ожидает её? Кого бы она ни выбрала себе в мужья, второго такого повелителя у нас не будет. Она ещё не думает об этом, но завтра уже придётся подумать. И мне кажется, я знаю имя будущего фараона...

— Мне всё равно, кто теперь будет фараоном. Для меня великая река превратилась в высохшее русло, и я увидел обращённый к нам лик чудовищ Аменти. Я уже стар, Раннабу, и, к счастью, мне недолго осталось жить. А ты можешь воспользоваться случаем и покинуть дворец.

Раннабу тяжело вздохнул и развёл руками.

— Куда же я пойду? Моя родина далеко, и на ней никто не ждёт меня, встретят лишь позор и унижения. Я подумал когда-то, что останусь с фараоном до конца, и я не покину его и в смерти, ибо он одарил меня бесценным сокровищем — любовью и доверием. И у меня никогда не будет другого такого господина...

— Сохрани свою одежду, Раннабу, на которой осталась кровь фараона, и отдай её мне. Я очень прошу тебя...

— Я сделаю это, Мернепта.

Вдали послышался женский плач, к нему присоединились другие голоса, мужские и женские, и мы поняли, что в каком-то доме неподалёку тоже произошло несчастье, угасла чья-то жизнь. Вдруг мне отчего-то вспомнились давние слова Раннабу о том, что человеческая память лучше сохраняет имена разрушителей, чем тех, кто поднимает из праха поверженные руины. «Пройдёт время, — подумал я, — и Кемет забудет имя того, кого так любила и так горько оплакивала, а сохранит память о смельчаке Эхнатоне, разрушившем святилища неугодных ему богов. Кто бы ни вступил на престол Кемет, ему осталось сделать совсем немного, ибо всё уже сделал юноша Тутанхамон». И так горько стало от этой мысли, что слёзы увлажнили мои давно уже потускневшие глаза.

— Кто-то не хотел, чтобы началась война с хатти, — тихо сказал Раннабу, — кто-то всеми силами пытался помешать фараону двинуть войска к границам Ханаана и прийти на выручку царю Митанни. Кто-то рассчитывал, что молодой фараон не устоит, что его легко будет заставить переменить своё решение, кто-то пытался перехватывать гонцов и действовать через близких фараону людей, ибо он постоянно слышал о нежелательности и невыгодности войны с Супиллулиумой. Ничто не помогло, и враг прибег к последнему средству; улучив миг, использовав то, что было под рукой, ибо это было последнее, что могло удержать в полёте стрелу войны. Но кто же рассказал этому тайному врагу о том, что Хоремхеб уже отправился в путь, что фараон собирается послать гонцов к царям союзных государств и объявить войну хатти? Я всё время размышляю над этим — кто? Выдать тайные намерения фараона мог и человек, преданный ему, ибо враг мог вкрасться к нему в доверие, мог опутать тайными сетями обмана, ведь это могла быть и женщина, которой неведомо коварство искушённых людей.

Плохо то, что мы никогда не увидим лица убийцы, даже если узнаем его имя, потому что он, скорее всего, давно уже покинул дворец... Кстати, божественный отец, не припомнишь ли ты, кто отсутствовал на церемонии прощания во дворце?

— Не припомню, Раннабу. Я ни на кого не смотрел...

Раннабу горестно вздохнул.

— В этой толпе и впрямь трудно было рассмотреть лица придворных, и я не поручусь, что видел или не видел Маи, Миннехта, Туту или Небутенефа. И всё же, всё же... — Карлик покачал головой, потом посмотрел на звёзды и снова опустил голову. — Как мог я оставить его одного на берегу, как мог допустить, чтобы... — В его голосе послышались мне сдерживаемые рыдания, и, хотя сердце моё разрывалось от горя, я хотел утешить его.

— Ты не мог ослушаться приказа фараона, Раннабу. И я, я сам поступил бы так же.

Раннабу только покачал головой.

— Где был тот человек, что нанёс удар? Он должен был следить за нами и действовать очень быстро, ибо не мог знать, что я не успею позвать телохранителей. Он подошёл сзади, фараон не видел его. Кто встретил нас, когда мы вошли во дворец?

— Не помню.

— Потом вошли Эйе, Джхутимес, Маи, ещё Яхмес, Ипи, Сеннехеб, Амени... Не знаю! Не помню! — Карлик в отчаянии потёр лоб. — Смотрел только на фараона, не видел тех, кто входил и выходил, думал только об одном, проклинал себя... Кто же теперь вернёт этот миг? Кто?

— Отчего ты уверен, Раннабу, что тайный враг фараона нанёс ему страшный удар своей рукой? Это мог быть подкупленный стражник, телохранитель, раб...

— Этот человек, если только он не собирается взойти на трон Кемет, понимает, что в случае раскрытия тайны ему грозит страшная, мучительная казнь, от которой ещё не спасался ни один человек, к тому же при дворе Супиллулиумы его ждёт щедрая награда. Его величество Небхепрура Тутанхамон не отдаст приказа о переходе границ Ханаана, не объявит войны хатти, и Хоремхеб целые сто лет может простоять на границах, не делая ни единого шага. Всё сбылось! Супиллулиума может торжествовать победу, ибо теперь никто не придёт на помощь царю Митанни, никто не станет угрожать двойным стенам Хаттусы. Кто-то вовремя нанёс удар, который остановил бег колесниц войска Кемет... И всё-таки я должен узнать, кто совершил это злодеяние, должен! — Раннабу с силой ударил кулаком по каменной ограде, которая приходилась ему как раз по росту. — Ты очень любил его величество, божественный отец, я тоже. И пока в жилах Раннабу течёт кровь, убийца фараона не будет чувствовать себя в безопасности! Я отправлюсь за ним в погоню, я обыщу всё царство Хатти, от хижин до дворцов, вот этим кинжалом, тем самым, который не сумел защитить Тутанхамона, свершу возмездие. Мернепта, это будет так, хотя бы мне пришлось провести в поисках двадцать лет и найти убийцу, когда оба мы уже будем глубокими стариками. Это будет так! Если я остаюсь жить, то только для этого!

Кто-то принялся отчаянно стучать в ворота храма, и несколько младших жрецов со светильниками в руках бросились отворять. Мы с Раннабу недоумённо и встревоженно переглянулись — не случилось ли новое несчастье? И когда по лестнице к нам взлетел мой верный слуга Пареннехеб, задыхающийся и покрытый пылью, мы были уже готовы услыхать из его уст нечто неприятное, только неприятное, ибо не было на свете ничего страшнее уже свершившегося. Пареннехеб даже не поклонился, так он был возбуждён, и мы с трудом разобрали его слова:

— Совет верховных жрецов, собравшихся в храме Амона, провозгласил фараоном отца бога Эйе, который выполнит все погребальные церемонии уже не в качестве верховного жреца, а преемника Осириса Тутанхамона! Он предложил молодой царице разделить с ним трон, и она... она согласилась!

Раннабу пожал плечами.

— Этого следовало ожидать — за неимением наследника кто имеет больше прав на престол, чем бесконечно преданный царскому дому отец бога Эйе? А царица Анхесенпаамон... Что ж, ей всего семнадцать лет, она одинока и несчастна. Ты меня не удивил этим известием, Пареннехеб.

Я тоже не был удивлён, теперь мало что на свете могло удивить меня. Потрясённый нашим равнодушием слуга растерянно поклонился и уже начал спускаться вниз по лестнице, как вдруг, вспомнив что-то, вновь обернулся к нам.

— Ещё одна новость, божественный отец, уж не знаю, плохая или хорошая... Исчез из дворца один высший сановник, приближённый его величества, исчез без следа, бежал поспешно, в покоях его беспорядок...

Раннабу вдруг напрягся, как готовящийся к прыжку зверь, рука его стиснула рукоятку висевшего на поясе кинжала.

— Кто? — яростно выкрикнул он. — Кто?!

Пареннехеб недоумённо посмотрел на него.

— Господин Туту, бывший верховный жрец Дома Солнца.

1998—1999 гг.

ОБ АВТОРЕ

Вера Евгеньевна Василевская родилась в 1968 году в Москве. Занималась журналистикой, печаталась в различных периодических изданиях. С 1988 года — художественный руководитель театра исторической драмы, в 1991 году закончила режиссёрские курсы ГИТИСа. В 1999 году окончила РГГУ по специальности «историк-архивист».