Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 98

— Что это, жрец? Образ моего Ба? Но отчего он так зловещ и уродлив? Отчего он тревожит меня, внушает мне ужас? Или тень являет собой всё сокровенное, злое, всю потайную глубину нашего Ба? Когда великий Атон уходит за горизонт, тень удлиняется, растёт, перерастает самого человека. Не потому ли силы зла так безраздельно властвуют ночами?

Многомудрые Эйе, Туту, Маху ответили бы так: «Твоё величество, это всего лишь ещё одно доказательство могущества великого Атона. Дающий жизнь всему живому даёт жизнь и силам добра, там, где его нет, зло вырастает и приобретает силу, опасную для человека». Но потому они и были первыми советниками фараона, что знали ответы на все его вопросы. Я не был его первым советником, и меня звали Мернепта. Я был вынужден возносить хвалы Атону, но за пределами храма я отказывал этому богу в праве даже на самую малую любовь, ибо он ничем не мог сравниться с мудрым и справедливым Тотом. Я сказал:

— Твоё величество, каждый человек принуждён носить с собой постоянно свою тень, чтобы она напоминала ему о потустороннем мире; о том, что переживает наше земное тело, превращаясь в сах[27].

Я должен был бы сказать: «с Осирисом», но не хотел вызвать гнев фараона и потому назвал великого бога его же собственным, но тайным именем. Эхнатон напряжённо всматривался в свою тень, и она застыла в неподвижности, как будто тоже изучала фараона, была готова ко всему, ждала опасливо и настороженно. Среди государственных дел и забот, среди утомления и ярости повседневной борьбы случалось, что на него нападали приступы чёрной тоски, когда Ка его начинало задыхаться, когда Ба его металось, крича от невыносимой боли, от невозможности постичь непостижимое, от сознания непостижимости того, что уже казалось постигнутым. Сетх, убийца Осириса, бушевал тогда в сердце фараона, снова и снова вершил своё злодеяние, делая Эхнатона сопричастным убийству. И эта мысль о полуденных тенях была пробуждена не Атоном, а Сетхом, в которого Эхнатон не верил. Сколько крови пролил этот фараон во имя безумной любви к Солнцу, солнечному диску, равнодушному божеству, одинаково спокойно взирающему на материнские муки и на муки человека, подвергнутого страшной пытке из-за любви к свергнутым богам! Солнечные лучи он обратил в стрелы и копья, отнимающие жизнь у непокорных, у тех, кто знает дела и нужды своего степата[28] гораздо лучше фараона и всех его советников. Мудрым уже тогда было ведомо, какую цель преследовал фараон, низвергая старых богов. Ведь во главе каждого степата стоял свой бог, благословляющий власть правителя, а бог в стране Кемет если и не был превыше своего земного собрата, то по крайней мере обладал равной ему властью. Издавна фараон считался земным воплощением бога Хора, сына Осириса, победителя Сетха, и соколиные крылья осеняли могучую власть, но постепенно века стирали надписи с камней пирамид и заносили песком подножия могучего сфинкса, и даже око Хора уже было не в силах окинуть единым взором всю обширную страну Кемет, страну Верхнего и Нижнего Хапи. Это хорошо понял уже Аменхотеп III, отец Эхнатона, а сын решил единым ударом сокрушить могущество древних богов и их земных служителей. Это удалось ему, о, как удалось! Но мало кто понимал, что за спинами древних богов стояли люди, что именно с ними боролся Эхнатон, а подвиг его на эту борьбу страх, обыкновенный человеческий страх, страх человека, боящегося утратить свою власть. Никто не знал до конца, что творится в сердце Эхнатона, быть может, и сам он не подозревал высоты полёта собственного Ба, но в иные часы он становился просто человеком, даже менее, чем человеком, животный страх охватывал его тело, медное кольцо сжимало мозг, глаза теряли зоркость и разум — остроту. И тогда в саду, под сенью величественных пальм и могучих кедров, он казался всего лишь маленьким человеком, чьё Ба выпустило когти. Но всем нам было суждено идти шаг в шаг за невзрачным маленьким человеком, боящимся высоты пальм и пилонов, высоты полёта собственного Ба, идти шаг в шаг, нередко обгоняя его мыслью, предвидением, предчувствием. И в тот миг, когда он взял на руки новорождённого сына своей младшей сестры, боги открыли мне, что он не полюбит этого мальчика, как сына, и что ребёнку придётся испытать на себе всю тяжесть жизни рядом с Эхнатоном, узнать вкус всех опасностей, которыми сопровождалась жизнь царской семьи. Быть может, подобные мысли промелькнули и у Эхнатона, потому что из его груди вырвался тихий вздох, а в углах рта появилась странная полуулыбка, какой я ещё никогда не видел. Всё ещё держа руку на голове ребёнка, он сказал:

— Да пребудет с тобой милость великого Атона, мальчик! Отныне ты будешь зваться Тутанхатоном — живым образом Атона.

Кто я, жрец Мернепта? Судьба моя подобна судьбе Синухета[29], и мне довелось испить в моей жизни и мёд, и желчь. Мой отец был верховным жрецом храма бога Тота в городе Хемену, и я должен был унаследовать его титул вместе с громадным богатством. Боги одарили меня красотой, а занятия в жреческой школе у достойных и многомудрых наставников развили мой ум и обогатили его знаниями, доступными только жрецам великой страны Кемет. Но в тот год, когда над моей головой в девятнадцатый раз взошла звезда Сойдёт, жизнь моя переломилась, как ось золотой колесницы, и я остался один перед лицом бури, едва не отправившей меня до срока на поля Налу. Тогда наш город удостоился великой чести принимать в своих дворцах благого бога страны Кемет, великого фараона Аменхотепа III и его супругу, царицу Тэйе. Эта женщина... Я увидел её впервые во время церемонии в нашем храме, вернее, это она увидела меня, выделила из толпы младших жрецов. Глаза её цвета чёрного дерева и полные губы, будто нанесённые на смуглое лицо пурпурной краской, придавали её красоте что-то страстное, чувственное. То была красота львицы, и это было первое, что подумал я, когда встретился с ней взглядом. Дочь рядового жреца, простого хранителя храмового скота, она была вознесена своевольной любовью фараона на лучезарные высоты и осталась царить на них, божественная, непостижимая Тэйе. Какой бог внушил ей опасную страсть к молодому жрецу Мернепта, быть может, то был карлик Бэс[30], покровитель женщин? Что-то дрогнуло во мне, когда я увидел устремлённый на меня взгляд и понял, что за сила в нём таится. Я не знал женщин, и хотя многие красавицы заглядывались на меня, моё сердце было глухо к любовной песне и начинало стучать быстрее лишь во время особенно таинственных и прекрасных храмовых церемоний. Но тогда я вдруг понял значение этого взгляда, щёки мои вспыхнули, как у девушки, и я едва не уронил чашу, полную благовонных курений. Когда закончилась церемония, я вышел из храма и хотел удалиться к себе, но чья-то рука вдруг схватила меня за край белого жреческого одеяния. Я взглянул — это была чернокожая прислужница царицы Тэйе, и она показала мне своё лицо, приоткрыв край жёлтого покрывала. «Приходи сегодня вечером в сад, окружающий дворец правителя! Когда взойдёт звезда Танау[31], я буду ждать тебя у раздвоенной пальмы и проведу в покои царицы. Таков приказ божественной госпожи, и ты скажешь стражникам у ворот, что несёшь царице снадобье, предохраняющее от укусов насекомых, которым славится ваш храм». Сказав это, она ускользнула прежде, чем я успел задать ей какой-либо вопрос. Что за буря бушевала тогда в моей груди, ведомо лишь моему богу-покровителю и тем богам, к кому я взывал в исступлении, прося просветить мой разум и дать мне хороший совет. До вечера я бродил по храмовому саду, забыв не только о пище и питье, но и о вечерних молитвах. Когда на небе появился голубоватый огонь, предвещающий восход прекрасной звезды Танау, я направился ко дворцу правителя, так и не получив ответа от богов. Сделав всё, как сказала мне прислужница, я отыскал в саду раздвоенную пальму и не успел коснуться рукой её шершавой коры, как та же прислужница вновь возникла рядом со мной и потянула меня за собой. Мы быстро шли по коридорам дворца, и мне казалось, что эта чернокожая девушка уже не раз бывала в нём, так быстро она шла, безошибочно делая поворот в нужном месте. И вдруг она подтолкнула меня вперёд и отступила в сторону, и я замер на пороге покоев, ибо уже не мог уйти. Она уже поднялась мне навстречу, божественная, непостижимая Тэйе. «Знаешь ли ты, зачем я позвала тебя? — прошептала она, обвивая руками мою шею и приближая своё лицо к моему лицу. — О, ты знаешь!» И я увидел, как белое облако её прозрачного платья плавно опускается на пол, расписанный лотосами и птицами. Три часа провёл я в покоях царицы Тэйе, и всё это время она поила меня жгучим вином своей безрассудной любви и была моей рабыней, угождая мне, как только возможно.

27

...что переживает наше земное тело, превращаясь в сах. — Сах — священное тело, мумия.

28

...дела и нужды своего степата... — Степаты (греч. номы) — первоначально мелкие государственные образования, в описываемую эпоху области Египта, провинции, во главе которых стояли правители областей (греч. — номархи).

29

Судьба моя подобна судьбе Синухета... — Синухет — герой древнеегипетской «Повести о Синухете», знатный египтянин, много лет проведший в скитаниях.

30

...быть может, то был карлик Бэс... — Бэс — бог семьи, веселья, покровитель женского туалета. Изображался в виде бородатого кривоногого карлика.

31

Когда взойдёт звезда Танау... — Танау — древнеегипетское название Венеры.