Валленштейн

Внезапно стёкла и узорчатый переплёт оконной рамы разлетелись вдребезги. С быстротой молнии в окно влетел некто с двумя пистолетами в руках. Спрыгнув на пол, выстрелил одновременно из двух пистолетов залпом: Мигель, всё ещё державший злополучную звезду в руке, был убит наповал. Нитард же, получив лёгкое ранение в правое плечо, не растерялся и, перебросив шпагу в левую руку, воскликнул:

— Воины Иисуса, нас трое, а он од..!

Договорить Нитард не успел, ибо незнакомец с силой швырнул разряженные пистолеты в своих противников, и один из них угодил ему тяжёлой рукояткой прямо в лицо. Между тем неизвестный обнажил шпагу и, выхватив кинжал с широкой защитной чашкой, без промедленья набросился на опешивших иезуитов.

— Убейте этого нечестивца! — приказал опомнившийся от удара Нитард, однако сам со всех ног бросился наутёк.

Два иезуита, оставшиеся в живых, рады были последовать примеру своего хитроумного предводителя, но помешал этот дьявол в человеческом образе: один из уцелевших монахов тут же получил жестокий колющий удар остриём шпаги в пах и завертелся на месте, как волчок, у второго была выбита шпага из рук. Растерявшийся молодой послушник общества Иисуса, показав неприятелю тыл, бросился прочь из усеянной трупами гостиной, но беднягу настиг страшный удар шпаги в затылок, брошенной сильной рукой.

Разделавшись с последним монахом-иезуитом, неизвестный попытался было искать Нитарда, но того уже и след простыл. Тогда он вернулся в залитую кровью гостиную. Мимоходом всадил кинжал между лопаток корчившемуся от невыносимой боли раненому в пах монаху, подобрал с пола алмазную звезду и подошёл к дону Родриго. Глаза у того были открыты и, судя по их лихорадочному блеску, душа ещё не покинула его чудовищно искалеченное тело.

— Великолепный бой, — прохрипел дон Родриго.— Теперь ты станешь Верховным Жрецом Вотана и Великим Херсиром нашего Союза Воинов — защитников Престола Туле, откуда взор Высокого[163] проникает сквозь все девять миров. Надень звезду Вотана, возьми мой рыцарский перстень и Пояс Силы! — несмотря на слабый прерывистый голос, в его тоне слышался приказ. — Ты меня понял, дон Адольфо?

— Да, ваше высочество, — тихо ответил человек, названный доном Адольфо, и, не колеблясь, надел на свою могучую шею красную муаровую ленту с восьмиконечной звездой, на которой были выложены рубинами так называемые Врата Солнца, или древний знак Коловрата.

Дон Родриго с неимоверным усилием дотянулся правой рукой, украшенной рыцарским серебряным перстнем, до стальной пряжки на поясе, тоже украшенной рубиновым знаком Коловрата, и что-то надавил на этой пряжке — раздался негромкий щелчок и пояс, как стальная пружина, внезапно распрямился, сильно хлопнув обоими концами об пол. После чего умирающий молча растопырил пальцы правой руки, давая понять, чтобы дон Адольфо снял серебряный перстень с его мизинца, что тот и сделал. При неровном свете свечей и факелов на перстне блеснул древний рунический знак[164]. Это был знак Вотана — древнего Бога Мудрости и Войны и славного предка воинственного народа, к которому они принадлежали оба. Немного славных и знатных родов в Испании могли похвастаться своим происхождением от последнего короля вестготов, доблестного Рудериха из знаменитого древнего рода Балтингов — прямых потомков самого Вотана, легендарного вождя асов[165]. Однако в Испании, особенно в Кастилии и Арагоне, всё-таки сохранилось несколько древних аристократических родов, которые сумели сохранить чистоту священной крови на протяжении почти восьми веков после катастрофы, постигшей Вестготское королевство в результате нашествия арабов и мавров, и продолжали свято хранить традиции своих доблестных и благородных предков.

Вытащив пояс из-под дона Родриго, новый Верховный Жрец Вотана и Великий Херсир Союза Воинов Туле с трудом согнул на своей узкой талии этот атрибут власти и застегнул пряжку.

Дон Родриго указал глазами на резной из красного дерева буфет и прошептал:

— Мадеры!

Дон Адольфо поспешил к буфету, открыл инкрустированную слоновой костью дверцу, нашёл бутылку мадеры и небольшой серебряный кубок.

— Последнее причастие по нашему обычаю, — криво усмехнулся дон Родриго.

Дон Адольфо молча налил полный кубок вина, подойдя к дону Родриго, помог ему приподняться и, слив несколько капель на пол в честь древних богов-прародителей, осторожно поднёс кубок к его губам.

— Вотан! Я иду к тебе! — попытался крикнуть улыбающийся дон Родриго, но лишь захрипел. С этой улыбкой они принял удар кинжалом прямо в сердце.

Новый Верховный Жрец Вотана и Великий Херсир Союза Воинов Туле вдруг почти физически ощутил, какая неимоверная тяжесть свалилась на его плечи. «Каждого, кто носит этот титул, ждёт подобный конец!» — Вдруг со всей ясностью понял он и почти реально услышал слова, произнесённые до боли знакомым голосом: «Нам ли бояться Вальхаллы? Злые поступки злыми зови! Мсти за злое немедля! Так нам завещал Вотан!»

— Клянусь священной кровью Высокого, я настигну твоих убийц даже в преисподней, и смерть на быстрых крыльях будет следовать за мной! — прошептал дон Адольфо. Налитыми кровью глазами он огляделся вокруг и, переступая через трупы, прошёлся по гостиной, подбирая свои пистолеты, внезапно наткнулся на скрюченное тело Хайме Переса и подумал: «Как странно всё в этом жестоком мире: некогда Иуда предал Христа, а этот негодяй намеревался предать самого дьявола!» Затем, сорвав штору с окна и аккуратно накрыв ею дона Родриго, он схватил факел и поднёс пламя к портьере на двери и к шторам на окнах. Убедившись, что огонь хорошо разгорелся, дон Адольфо выпрыгнул наружу сквозь огненную арку и скрылся в темноте.

На следующий день Нитард получил основательную трёпку от Великого инквизитора, а затем от Муцио Вителески — генерала ордена иезуитов, своего грозного патрона. Однако, чудом оставшись в живых во время охоты за так называемым Люцифером, он не жаждал возобновить тесное знакомство с новым обладателем алмазной звезды и предпочитал охотиться за такой мелочью, как чернокнижники, ведьмы, колдуны, алхимики, занимающиеся дьявольскими опытами, еретики и прочие. Вскоре ему представилась замечательная возможность напасть на след одного хитроумного колдуна-чернокнижника, скрывающегося под личиной обыкновенного балаганного фокусника, который, выступая в Толедо и Мадриде, своим искусством привёл в восторг даже королевскую семью.

Сообщив доминиканцам и самому Великому инквизитору о своих подозрениях, Нитард получил добро на арест нечестивца. Однако внезапно проклятый фокусник был вызван по приказу самого Филиппа IV в Эскориал[166] для развлечения его августейшей подруги, которая уже долгое время мучилась от хандры: ей до тошноты надоело любоваться аутодафе и хотелось чего-либо пооригинальней и поинтересней. Умирающие от смертельной скуки придворные дамы дружно поддержали свою королеву, ибо их уже мутило от бесчисленных казней еретиков и запаха палёного мяса. Арест колдуна пришлось отложить до конца представления. Зал, где он должен был продемонстрировать своё искусство, наводнили фискалы святой инквизиции, хитроумно замаскированные под монахов, разного рода слуг, челядь, гвардейцев и даже придворных.

Король Филипп IV с августейшей супругой удобно расположился в роскошной ложе на втором ярусе огромного зала, в котором должно было происходить представление. Его уже предупредили, что фокусник — никто иной, как опасный колдун-чернокнижник, поэтому король, которого, несмотря на болезненный интерес ко всему загадочному и таинственному, связанному с мистикой, пугало искусство заезжего из Голландии новоявленного мага, с лёгким сердцем дал согласие на его арест.

Для большей верности Нитард не пожалел угроз и золота, чтобы подкупить и завербовать самого ассистента колдуна, который в то время как его ассистент устанавливал все необходимые приспособления для выполнения предстоящего трюка надолго исчез за кулисами.

163

Одно из многочисленных имён Вотана. (Прим. авт.)

164

Рунический знак, который в глубокой древности, ещё задолго до эпохи викингов, использовался для обозначения одного из имён Вотана, или Одина, так называемая руна «одаль». (Прим. авт.)

165

Асы — боги у древних скандинавов.

166

Эскориал — населённый пункт близ Мадрида, резиденция испанских королей, построенный для Филиппа II.