Валленштейн

Ошеломлённый случившимся герцог долго не находил слов для ответа, беззвучно шевелил ртом и лишь утвердительно кивнул не менее удивлённому Валленштейну. Однако граф быстро сумел овладеть собой, ибо давно чувствовал опасность и, когда наступила развязка, даже ощутил какое-то облегчение: всё-таки герцог пока жив-здоров и, кажется, барон не собирается его убивать. Валленштейн, будучи опытным воином, понял, что в создавшейся обстановке всякое сопротивление будет бесполезным: более двадцати мушкетёров остались снаружи, если их не завалило камнями при взрыве бочек с порохом, с остальными тремя десятками невозможно противостоять армии вооружённых до зубов головорезов, от которых в случае сопротивления ждать пощады не приходилось. В чреве Циклопа правила игры были слишком жёсткими.

— Отсюда для непосвящённых есть только один выход — в преисподнюю. Однако, я берусь вывести вас наружу, в мир людей, ваше высочество, но ближе к закату, перед тем, как пробьёт ровно десять склянок. Вы поможете мне соединиться с женой и дочерью, а также заполучить свой сундук с полумиллионом цехинов. Не так ли, ваше высочество? — вежливо спросил Хильденбрандт, напяливая на себя перевязь со шпагой, отобранную у одного из мушкетёров, в то время как ускоки со знанием дела разоружили и тщательно обыскали всех, включая ошалевших отцов-иезуитов. Только у герцога осталась его роскошная шпага.

— Ты забываешься, нечестивец! — вскипел, опомнившись, герцог. — Ты зашёл слишком далеко!

— Не дальше этой пещеры, — усмехнулся Хильденбрандт и многозначительно добавил: — Пока.

— Боже мой! Боже мой! — простонал герцог. — Вы и в самом деле собираетесь меня здесь заживо похоронить, если вам не удастся вернуть жену с дочерью и свои проклятые цехины? — обратился он к барону подчёркнуто вежливо, отчётливо вдруг поняв, что отныне никто с ним шутить не будет, что теперь его жизнь не стоит и ломаного гроша. Стараясь придать своему голосу искреннее участие, он воскликнул с отчаянием: — Как вы собираетесь соединиться со своей семьёй? Ведь это почти невозможно! Адмирал Боргезе может затеять с вами сражение и тогда... Видит Бог, я искренне желаю вам помочь! Но адмирал Боргезе...

— Тогда вы умрёте, как заложник, — жёстко заключил Хильденбрандт. — Вы будете обезглавлены, если к десяти склянкам я не буду на борту «Гансхена».

— Но ведь это самоубийство! — в отчаянии воскликнул герцог.

— Для вас — да, ваше высочество, если только откажетесь выполнить мои требования.

— Вы наглец, барон! — рассердился герцог и тихо добавил: — Поступайте, как вам будет угодно. Я всецело в вашей власти, но уповаю на Господа.

— Когда всего минуту назад я был в вашей власти, я предпочитал надеяться только на себя, — усмехнулся Хильденбрандт.

— И как я только мог поверить в эту дурацкую сказку о четырёх миллионах цехинов? — с удивлением и возмущением сказал герцог.

— Они в самом деле существуют, — серьёзно заверил его барон и подмигнул Мертичу, — но они принадлежат береговому братству, из них мои — только пятьсот тысяч цехинов.

— Не думай, нечестивец, что тебе удастся выйти сухим из воды, ещё не известно, что ждёт тебя в будущем, — пробубнил себе под нос Лемормен. — Божие Провидение грядёт...

— Тогда не поздоровится и многим святым отцам и, может, даже самому Великому Понтифику, — не остался в долгу барон, услышав слова патера, и, достав из кармана камзола часы, добавил: — У нас ещё достаточно времени до заката. Поэтому я предлагаю пообедать.

В мгновенье ока перед удивлённым герцогом очутился прилично сервированный стол, достойный даже самого императора.

— Циклоп всегда был на редкость гостеприимным, но у него был один маленький недостаток — он имел странное обыкновение потихоньку пожирать своих гостей, — мрачно заметил герцог.

— Думаю, на вас, ваше высочество, Циклоп бы не позарился, — усмехнулся Хильденбрандт и поспешно добавил, заметив, как внезапно помрачнело лицо Валленштейна в то время, как герцог едва не поперхнулся вином: — Только из-за вашего высокого положения. Циклопы вообще боятся монархов.

Так незаметно за разговором и трапезой пролетало время.

Ещё до заката пленники барона, сам Хильденбрандт и его люди уже были на берегу в замаскированном кустами небольшом гроте, куда из пещеры Циклопа вела одна из запутанных галерей. В гроте уже наготове была шлюпка с вёслами.

Несмотря на протесты Валленштейна, мушкетёров раздели, бесцеремонно сорвав с них мундиры, крепко связали и уложили рядышком под стеной грота: Хильденбрандт приказал ускокам следить за ними в оба.

— Для большей безопасности вам следовало бы перерезать глотки, — обратился он к несчастным солдатам. — Но так и быть, живите долго и при случае вспоминайте Одиссея. — После этих слов он швырнул к их ногам мешочек с тремя сотнями цехинов.

Двадцать шесть наиболее опытных в военном деле ускоков переоделись по приказу барона в мушкетёрские мундиры, остальным корсарам пока следовало спрятаться в лабиринте пещер.

В то время, как пираты переодевались, тихо переругиваясь из-за более добротных на вид камзолов, штанов и плащей, Хильденбрандт внимательно наблюдал в подзорную трубу за эскадрой адмирала Боргезе. Через некоторое время он оторвался от своего занятия и с удовлетворением сообщил Мертичу:

— Судя по вывешенным на флагмане флажкам, адмиралу уже известно об обвале, который случился в пещере по вине его высочества, и сейчас солдаты и часть матросов пытаются разобрать этот завал. Только вряд ли это им удастся. Похоже, он узнал об этом от мушкетёров, оставшихся охранять мост через каньон и сам вход в пасть Циклопу. Удивляюсь, как его высочество мог так неосторожно обойтись с цепью, приводящей в действие механизм воспламенения пороха в бочках, заложенных какими-то негодяями прямо над входом в эту проклятую пещеру! Впрочем, вся эта суматоха нам только на руку.

— Этими негодяями являетесь вы со своими подлыми ускоками, — проскрежетал зубами герцог.

— Восхищаюсь вашей проницательностью, ваше высочество, — язвительно заметил Хильденбрандт и, приникая глазом к окуляру подзорной трубы, продолжал: — Как досадно, что я оказался недостаточно благочестивым, чтобы позволить себя повесить на нок-рее, а жену живьём сжечь на костре, или вы собирались утопить её в море?

Герцог и Лемормен при этих словах невольно содрогнулись, но предпочли сохранить молчание...

Тем временем огромный оранжевый диск солнца повис над горизонтом, окрашивая морские волны в розоватый оттенок, затем его поглотила морская пучина, и в чёрном южном небе ярко засверкали звёзды и среди них Ось Мира — Полярная звезда. На бриге «Гансхен», стоявшем на рейде между островом и эскадрой адмирала Боргезе, на полуюте три раза с длинными интервалами мигнул огонёк.

— Пора, — прошептал Хильденбрандт. — Фон Браун уже сделал своё дело, теперь быстрее все в шлюпку! Кто из пленников вздумает сопротивляться или шуметь, тому я лично перережу глотку, — пообещал он со свирепой улыбкой.

Когда все разместились в огромной шлюпке и барон положил себе на колени обнажённую шпагу, усевшись рядом с герцогом, тот не выдержал и спросил:

— Неужели вы думаете, что адмирал Боргезе позволит вам уйти?

— Пусть только вздумает не позволить, — ответил пират и указал на шпагу, добавив равнодушно: — Иначе ваше высочество первым расстанется с жизнью.

Полнейшее равнодушие, с которым барон произнёс эту фразу, указывало на то, что свою угрозу он выполнит, не задумываясь.

— А теперь заткнитесь и соблюдайте тишину. Если нас заметят, не вздумайте даже пискнуть. Мы теперь солдаты его высочества герцога, которые возвращаются с острова на судно, — с этими словами он подал знак отчаливать.

Мертич, усевшись у руля, шёпотом подал команду, и несколько ускоков вытолкнули из грота перегруженную шлюпку, и затем сами быстро вскарабкались на борт. Вёсла бесшумно погрузились в воду. Шлюпка причалила к левому борту брига, развёрнутому в сторону острова. Её ждали — сверху тотчас упали концы для швартовки и штормтрап.