Валленштейн

— Градисканская война давно закончилась, но, полагаю, вы прибыли по поручению маркграфа фон Нордланда и курфюрста Саксонского Иоганна Георга?

— Совершенно верно, ваше высочество. Из-за событий, связанных с несостоявшейся казнью барона фон Рейнкрафта, назначенная по просьбе маркграфа фон Нордланда встреча сорвалась по независящим от нас причинам.

— Если не ошибаюсь, судя по всему, маркграф фон Нордланд является доверенным лицом не только курфюрста Саксонского, но и курфюрста Бранденбургского, а также самого шведского короля Густава Адольфа? — спросил герцог. — Таким образом, мне придётся вступить в переговоры со злейшим врагом Лиги и лично императора?

— Переговоры с политическим противником — ещё не предательство! — глубокомысленно изрёк барон. — Дипломатия — дело тонкое и часто предотвращает ненужные разорительные и кровопролитные войны, решает судьбы целых народов и стран.

— Вы полагаете, — оживился герцог, — маркграф фон Нордланд в состоянии остановить войну, которая длится уже целых двенадцать лет, и заодно решить судьбу германских государств в Европе?

— Я уверен, ваше высочество, что он может успешно справиться с ролью посредника между вами и Густавом Адольфом. Кроме того, есть весьма влиятельные лица, которые помогут провести вам успешные переговоры с курфюрстом Иоганном Георгом, я уже не говорю о курфюрсте Бранденбургском — близком родственнике маркграфа фон Нордланда, что тоже немаловажно, — ответил Хильденбрандт.

— Когда же прикажите мне принять этого таинственного и всемогущего маркграфа, может быть, мне самому отправиться в Бранденбург или в Саксонию? — с нескрываемой иронией осведомился герцог.

— Он будет здесь очень скоро, — спокойно пообещал барон. — Причём, не один: с ним будет доверенное лицо Иоганна Георга.

— Когда же, завтра, послезавтра, через неделю, месяц? — недоверчиво усмехнулся герцог.

— Сию минуту, ваше высочество, — с невозмутимым видом ответил барон и торжественно представил вошедших в кабинет графа Кински и Цезарио Планта: — Маркграф фон Нордланд и граф Кински — посланники шведского короля и саксонского курфюрста.

Герцог от неожиданности вскочил со своего места.

— Ещё со времени учёбы в Падуанском университете я знал, что от вас можно ждать любого сюрприза, но на этот раз вы, барон, судя по всему, превзошли самого себя! — воскликнул он. — Это же мой личный астролог и фехтовальщик, а второй — мой новый оберст, которому, судя по всему, я слишком рано доверил полк отборных рейтар!

— Тем не менее, ваше высочество, ваш астролог и личный фехтовальщик — это никто иной, как маркграф Адольф фон Юранденбург-Нордланд, а граф Вильгельм Кински, как уже давно известно вашему высочеству, до настоящего времени оставался официальным вождём чешских протестантских изгнанников, нашедших приют в Саксонии, и поэтому всегда поддерживал тесные отношения с курфюрстом Иоганном Георгом, — невозмутимо объяснил Хильденбрандт.

Граф Кински и Цезарио Планта при этих словах учтиво поклонились.

— Значит, в ответ на все оказанные мною милости вы всё это время шпионили в пользу шведского короля, курфюрстов Бранденбургского и Саксонского? — зловещим голосом процедил сквозь зубы герцог. — За это вас следует сначала обработать на дыбе, а затем вздёрнуть на виселице! Кажется, мои полковые палачи засиделись без работы! — Рука Валленштейна потянулась к серебряному колокольчику.

— Вздёрнуть нас вы, ваше высочество, всегда успеете, но позвольте сначала сообщить вам, что шпионить в пользу шведского короля для нас не имело никакого смысла, как, впрочем, и в пользу курфюрстов, хоть курфюрст Бранденбургский и является моим родным братом, — хладнокровно заметил маркграф. — Вряд ли Густав Адольф вынашивает планы объединения всех северогерманских земель в одно сильное государство и тем более мечтает о создании Великого Германского Рейха от моря до моря, курфюрстам же это просто не под силу, ведь у них нет армий, подобных вашей. Собственно говоря, в случае возникновения сильного германского королевства, а тем более в случае возникновения Великого Германского Рейха, в состав которого войдёт даже освобождённый от турок Константинополь, шведским королям придётся делить господство на Балтике и в Океане с этим новым могущественным государством, а оба курфюрста, как и остальные мелкие князья, просто утратят свои наследственные права на единоличную власть в своих землях. В лучшем случае им позволят остаться вассалами основателя новой королевской династии. Передо мной и графом Кински совершенно другая цель, а именно — создание действительно сильного германского государства. И только по этой причине мы уже давно ищем избранника, который сумеет основать новую королевскую династию, способную успешно править будущим Великим Германским Рейхом, и ставку мы сделали на вас, ваше высочество.

— Вот как? — усмехнулся герцог и отдёрнул руку от колокольчика.

— Не забывайте, ваше высочество, что именно маркграф фон Нордланд вырвал вашу дочь из рук тайного врага! — вставил своё слово Хильденбрандт.

— Да, это так, — согласился герцог. — Однако, я не намерен нарушать присягу, данную Его Католическому Величеству Императору Фердинанду II.

— Ваше величество, вас на это никто не подстрекает, — сказал граф Кински, склоняя голову в учтивом поклоне, — но земли Северной и Восточной Германии, раздробленные на мелкие княжества, в любом случае фактически уже не принадлежат императору, которому я тоже служу верой и правдой. Однако, не лучше ли объединить все северогерманские и восточногерманские земли, где население уже давно заражено протестантской ересью, в одно сильное государство под властью короля новой династии и, если это необходимо, даже сохранить вассальные отношения с императором, хотя Габсбурги, к сожалению, вряд ли способны создать Великий Германский Рейх от моря до моря? В противном случае эти земли приберёт в свои жадные руки Густав Адольф, и войне конца и края не будет! Таким образом, ваше высочество, в настоящее время лишь вы способны до конца выполнить великую миссию германского дела!

Герцог задумался.

— Императору не угодно объединение этих земель, — выдавил он наконец из себя.

— Вне всякого сомнения, — согласился Кински, — но это не значит, что германские и чешские народы должны быть поголовно истреблены из-за такой недальновидности. Тевтонам и чехам ростовщики и почитатели сатаны вроде тамплиеров лукаво навязывали такую глупость, как различие в языке, на котором поются ветхозаветные псалмы. А ведь, к примеру, Франция из-за кровопролитных религиозных войн, развязанных гугенотами, потеряла едва ли не треть населения[241]. Ещё более печальная судьба уготована многострадальному германскому народу, а также чехам, если эти народы, наконец, не получат сильную единоличную власть могущественного монарха и если не будет навсегда покончено с неимоверными политическими амбициями мелких князьков и Ватикана!

— Выходит, я должен вступить в переговоры с Густавом Адольфом и, опираясь на его поддержку, подчинить себе курфюрстов Бранденбургского и Саксонского, отобрать земли у Бременского, Брауншвейг-Люнебургского и даже Силезского герцогов, не считая герцога Померанского, а также захватить более мелкие земли и, таким образом, создать своё собственное королевство — Германский Рейх, то есть империю? — подвёл итог Валленштейн.

— Другого выхода нет, ваше высочество, — ответил маркграф. — Густав Адольф окажет поддержку, правда, временную, пока не заметит, что под его носом создаётся новая сильная Германия и этим обязательно надо воспользоваться, как можно скорее, — говоривший вдруг замолк и внимательно прислушался.

— Армия престарелого, но всё ещё неуёмного фельдмаршала Тилли стоит у границ моего герцогства! Есть ли гарантия, что Густав Адольф успеет вовремя высадить свои войска в Померании и в случае необходимости придёт мне на помощь? — спросил герцог.

Вместо ответа маркграф бесшумно подскочил к двери, ведущей из кабинета герцога в коридор, резко дёрнул её на себя — в его объятия свалилась горничная герцогини. От неожиданности она вскрикнула и рванулась было назад, но Нордланд проворно сгрёб её в охапку, затащил внутрь и быстро захлопнул дверь.

241

«... Франция из-за религиозных... войн... потеряла едва ли не треть населения» — религиозные войны между католиками и гугенотами, добивавшимися ряда политических и военных прав, а также права исповедовать свою веру, начались во второй половине XVI в. Французские католики в своей борьбе опирались на объединившиеся вокруг королевского дома силы. Только 24 августа 1572 р. в ходе массового избиения гугенотов, начавшегося в Париже в ночь на праздник Св. Варфоломея и затем перекинувшегося в провинцию, было убито около 30 тысяч человек. При Ришелье репрессии против гугенотов были продолжены.