Страница 14 из 17
А затем на сознание обухом опустился мрак, и незнакомый голос произнес:
«Добро пожаловать!..»
Сквозь клочья тумана, забившего горло, девушка почувствовала, что выныривает наружу. Так же резко, отрывисто… страшно. Обливаясь холодным потом.
21:00.
Сознание – это ком. Помесь мыслей с немыслимым бредом, снов – с реальностью, а реальности – с жуткими кошмарами.
Комнаты узкие, давят, обнимают друг друга углами, стараясь заключить собой пространство в изломанный круг. У каждой – слепой взгляд внутрь, на собственные бездушные органы мягкой мебели.
«Хватит!..» – надломленно прошептала Кристина, выбегая в темную прихожую. Дверь лениво подалась наружу. В подъезде стало лучше, но не сильно.
Слева – слепая кишка коридора, змея лифтовой шахты; узкое квадратное окошко залито бледно-серебристым светом. Он покорно ложится под ноги, расстилаясь дорожкой по усыпанным крошками плиткам подъезда. В их щели забивается пыль, пыль застревает в горле, мешая дышать. Впереди другой коридор.
Прямой угол смыкающихся стен проводил с отсутствующим равнодушием.
Вперед, мимо других безмолвствующих квартир, на лестничную клетку. Неразличимые в темноте ступеньки уходят вверх и вниз. В небо и в землю, сквозь все восемь предыдущих этажей. Спустившись на пролет ниже и выйдя на балкон, девушка почувствовала себя получше. Уже действительно лучше.
Город стремительно менял краски. Слева, голубизной и осколками оранжево-красного выделялась на краю неба полоска густых закатных красок, но с другого стороны темным пологом уже наползала цельная густеющая пелена ночи.
Прохладный воздух окутывал запахом послегрозовой свежести, озона и листьев плакучих берез, росших под окнами. Пах летом – долгожданным теплом и счастьем. Всем вмещающимся в это понятие. Первыми поцелуями и песнями до утра, музыкой. Дымом дачного костра и нагретыми досками старого деревенского дома. Речной влагой.
Облокотившись о низкие перила, девушка выглянула наружу, ощущая лицом ветреную ночную прохладу. Манящую и пугающую одновременно. Если закрыть глаза, даже покажется на мгновение, что грани между самой Кристиной и тем миром снаружи не существует, что она парит в воздухе. Вольная и неуловимая, точно ветер. Наверное, именно это чувствуют птицы – абсолютную, безграничную, бесстрашную свободу.
Если закрыть глаза…
Мамин кулон, болтавшийся на своей цепочке между ключиц, покачивался в такт ветру, и центральный камешек мерцал в отблесках последнего света.
Подвеска из белого золота – подарок мамы и одно из немногих оставшихся о ней воспоминаний. Гладкий блестящий кругляш с матовым полумесяцем. По краям, очерчивая грани, сверкает россыпь мелких драгоценных капель, а в центре, словно в объятиях ласкового светила сияет небольшой бриллиант.
Как звездная пыль в небе, среди абсолютной многовековой мерзлой пустоты. То же самое видишь, бывает, если с закрытыми глазами смотреть вдаль – туманная дымка в серебряных крапинах. И одна из них сияет всегда чуть ярче, пульсирует, волнуется. Дышит.
Если закрыть глаза…
Взгляд упал вниз, за край карниза. На обочине, прибившись тесной вереницей к бордюру, дремали автомобили. Все, кроме одного.
Кто-то сидел в салоне, только свет фар разрубал ночь двумя притушенными бледными конусами. Может, разговаривал по телефону или просто хотел побыть в одиночестве. Запоздавший домой путник.
Над головой через тонкие домовые перекрытия доносились слабые звуки обитателей соседних квартир.
Где-то шаркали почти тяжелой поступью, гулко бубнил телевизор, раздавались незнакомые голоса – только звук, с неразберихой неразличимых слов. Слышался плач.
Тонкий, детский, почти кошачий голосок, одинокий в томительной пустоте. Всхлипывал жалобно и настойчиво, требуя своим бессловесным бессилием спасения и внимания. Одно равносильно другому. Перемежался тихими паузами, запрокидывался, утопая в прочих звуках, но вновь и вновь возобновлялся с прежней силой и даже делался все громче и громче.
Кристина замерла, настороженно прислушиваясь. Плач казался неестественным, наигранным в смешливом подражании кому-то. Пронзительный, резкий, на высоких нотах голос. Похожий на скрип.
Дети так не плачут.
Звук замер, опадая в прохладной тишине. Так же резко, как и появился. По стене над головой прошелся дробью торопливый топоток, спустился вниз невидимым перебором маленьких ножек и затих в дальнем углу.
Девушка обернулась.
Ничего. Совсем.
Абсолютно…
Темная плитка подъезда, изрезанная потемневшими морщинками сколов, убегала за поворот узором из маленьких коричневых квадратиков. В углу вилась заснувшим удавом от пола до потолка зеленая труба мусоропровода. Застывшая створчатая пасть отдавала запахом гниения и тухлых фруктов. В углу рядом – кофейная банка с окурками и возле нее…
Темный комок, похожий на сваленную шерсть, судорожно вздрогнул и дернулся в сторону. Блеснул желтый огонек-искра. Тревога давящей ладонью легко Кристине на плечи, напоминая о недавнем страхе. Густым, почти физически плотным комком забралось в легкие, перебивая дыхание.
Черный ворон бился и слабо вздрагивал на кафеле, уставив на Кристину сверкающий глаз. Грудь его вздымалась и нервно опадала, выдавая рваные короткие выдохи.
«Ворон – птица-вестник» – пришло откуда-то неуместное напоминание.
Не ворон. Комок черного пламени, который теперь возрастает, поднимается, неловко покачиваясь из стороны в сторону. Оплывая, расползается, вздрагивает и вытягивается в человеческий рост. Слипается кучками вороненых перьев и угольного пепла, приобретает человеческие черты.
Ступеньки медленно качнулись под ноги. Существо плавно вставало навстречу, еще не видя, но чуя, ощущая слепым взглядом присутствие Кристины, и надвигалось, перетекая с одного места на другое, следом за ней. Как черный туман, обретающий плоть. Как создание ада.
В черном пламени двумя желтыми углями обрисовались глаза на угловатом, рубленом лице. Черная одежда слилась с черной кожей. В темном пепле, усыпавшем пол, проступили отчетливые очертания опавших черных перьев. Резко завоняло гарью.
Это больше не птица! Никогда ею не было!…
Она побежала. Ступеньки бешено кидались под ноги, упруга ударяя в подошвы мягких домашних тапочек. В горле щетинился застрявший крик.
Тень скользнула следом, с наводящим ужас молчанием стекая по ступенькам.
Что-то влетело в Кристину на полуобороте. Или она сама наткнулась на что-то. Точнее, кого-то. От неожиданности и темноты, мешающей рассмотреть лицо, девушка отчаянно вскрикнула, шарахаясь назад; высокая фигура в черной одежде удивленно подалась навстречу, хватая за плечи, стискивая и разворачивая к себе лицом.
– Тим?!
Почти не веря глазам, девушка обняла ладонями его лицо, беззвучно выдохнула ему куда-то в шею.
Он смотрел взволнованно и непонимающе. Худой, растрепанный, с темными волосами дыбом. Глаза блестят зелеными огнями.
– Тим!..
Радость и облегчение взметнулись в ней одной огромной волной и тут же опала, подрубленная у основания. Девушка обернулась, кидая взгляд за спину, и почти закричала вновь, давясь сдавленным, всепоглощающим холодным ужасом.
Тим застыл, глядя вверх, туда, где навстречу им поднималось необъятное, не поддающееся никаким объяснениям, жуткое нечто.
Тень впереди. В нескольких шагах. Уже сформировавшая нормальные осязаемые контуры, почти человеческие.
Не-человек сжимал в ладони обрывок металлической цепи. Конец ее с угрожающим бряцаньем скользнул на пол.
Замах. Короткий и резкий, но время предательски растянулось. Кристина видела каждое движение мускулов на его плече, хотя ничего – совершенно ничего – не могла сделать. Только закрыться от удара руками. Если успеет…
Яркая, не понятно откуда возникшая вспышка света полыхнула в окружающем полумраке, пронзительно резанув на глазам. Изогнулась расползающейся дугой, словно огромное сияющее крыло; голова мгновенно начала кружиться.