Творцы грёз

– А ещё мы, якобы, сожгли некие документы. Про это вам рассказал Смирнов?

– Он сказал, что вы уничтожали отчёты по проверке ваших отделов.

– У него богатое воображение. Всё отчёты хранятся в секретариате, и комиссия в нашей работе не выявила недостатков.

– Возможно, Смирнов переборщил… Но что вы сжигали в мусорном контейнере?

– Мы ничего не жгли, а, наоборот, тушили огонь. Наверно, в контейнер кто-то бросил окурок.

– Я вам не верю! Вы хоть понимаете, что вместе с Амбаровым едва не спалили всё учреждение!

Юрчикову показалось, что обычно желтоватое лицо Заразина стало серым, словно тот сам надышался едким дымом.

– Вам уже почти пятьдесят лет! При проведении очередной аттестации мы от вас избавимся. Вас уволят, – пообещал Заразин. – Таким, как вы, у нас не место, потому что вы не выполняете мои приказы.

– Ваши устные неправомерные приказы, – добавил Юрчиков.

– Вы много себе позволяете, Юрчиков! Много умничаете. Вот и Корольков, заместитель начальника Управления по науке, тоже много умничает.

– Я знаю, что вам умные и порядочные люди не нужны, – заявил Юрчиков.

– Сейчас же замолчите! – прошипел Заразин.

– Только знайте, избавившись от таких специалистов, как Корольков, вы, вместе с вашим шефом, сядете! – пообещал Юрчиков.

– Куда это мы сядем? Куда? – занервничал Заразин.

Усы у него стали топорщиться, а левая щека задёргалась.

– В лужу вы оба сядете! – выпалил Юрчиков.

– Вон из моего кабинета! – закричал Заразин. – С вами мне всё ясно.

Не успел Юрчиков вернуться в свой кабинет, как послышалось объявление, произнесённое монотонным мужским голосом по громкой связи.

– Всем сотрудникам собраться в актовом зале. Состоятся теоретические занятия по пожарной безопасности. Форма одежды – повседневная.

В актовом зале собрались все сотрудники Управления. На трибуну поднялся начальник отдела кадров подполковник Нижин. Он обвёл взглядом сидящих в зале и произнёс обычные слова:

– Почему не все в форме? – спросил Нижин и добавил с угрозой:

– Будут приняты меры. Вообще ко всем будут приняты меры! Почему никто до сих пор не прошёл психологическое тестирование, а по физической подготовке сдали зачёты только двадцать сотрудников? Здесь никого не держат. Я смотрю, вам тут совершенно неинтересно находиться. Считаю, что нельзя мириться с безучастностью участников собрания!

Заметив, что после его вступления слушатели ещё больше заскучали, Нижин объявил:

– А сейчас выступит полковник Смирнов.

Нижин уступил своё место на трибуне ответственному за обеспечение пожарной безопасности. Тот, как всегда, вышел на трибуну в камуфляжной форме и начал бубнить про опасность возгораний. Потом он сообщил, что сейчас будет показан учебный фильм про работу пожарной дружины.

По окончании учебного фильма Смирнов снова взошёл на трибуну и сказал:

– Я сам неоднократно участвовал в тушении пожара. Надо сказать, что спасатели, бывает, иногда злоупотребляют…

– Пьют, что ли? – выкрикнул кто-то с места.

– Нет, – мотнул головой Смирнов. – Иногда недобросовестные лица, участвующие в тушении пожара, воруют телевизоры, компьютеры, деньги и эти, как их…

Смирнов замялся, о чём-то задумавшись.

– Огнетушители! – подсказал сидевший в третьем ряду Амбаров.

Пожарный не смутился. Глупо заулыбавшись, он принялся рассказывать о видах огнетушителей.

Затем Нижин объявил, что сотрудники могут расходиться по своим рабочим местам.

В обеденный перерыв Юрчиков не пошёл в столовую. Есть ему не хотелось. Он решил зайти к Олегу Овсянникову, кабинет которого располагался на последнем этаже здания Управления.

Сергей давно дружил с Олегом – сорокапятилетним вольнонаёмным работником хозяйственного отдела. Помимо своей основной работы, Овсянников, задерживаясь по вечерам в своём кабинете, писал картины.

Правда, в последнее время они редко встречались. Приходя на службу, Юрчиков сразу же погружался в работу. По вечерам и в выходные он был занят домашними делами и писал роман…

Сергей зашёл в помещение с низким потолком, пропитанное горьковатым запахом масляной краски. В центре кабинета стоял кульман, на котором был закреплён холст с летним пейзажем. Возле дальней стены располагался верстак с разложенными на нём инструментами.

Темноволосый мужчина невысокого роста с добрыми карими глазами сидел за столом возле окна. Увидев Юрчикова, он приветливо улыбнулся.

– Здравствуй, Олег! – сказал Сергей.

– Здорово! Хорошо, что ты зашёл! – обрадовался Овсянников. – Приятно видеть нормального человека. Я на работе устаю из-за того, что приходится общаться с раздражёнными людьми. Особенно начальники у нас нервные.

– Нервные они из-за того, что их мучает совесть, – сказал Юрчиков.

– Это точно. Вот недавно я менял лампы в коридоре, а полковник Борзенко – один из заместителей начальника Управления в это время проводил совещание. Дверь в кабинет была открыта, и я всё слышал. Этот полковник всех материл, несмотря на то, что на совещании присутствовали женщины. У вас, офицеров, плохо обстоят дела с честью и достоинством, если такого человека, как Борзенко, терпите. Пожалуй, в нашем Управлении среди руководства только полковник Корольков настоящий мужик и порядочный человек.

– А главное, что он среди руководства единственный из специалистов остался. Выдавят его скоро. А этого Борзенко, говорят, к нам прислали из захолустного городка Изверска. Он от полученной над людьми власти, даже невесть какой великой, совсем очумел.

– Ну, их! Лучше скажи, как у тебя с творчеством дела? – спросил Овсянников.

– Плохо. Некогда свои произведения доработать. Впрочем, скоро время появится. Наверняка меня уволят. Да я бы и сам давно уволился, только на нынешнюю пенсию не проживёшь и на работу после пятидесяти лет трудно устроиться, – сказал Юрчиков и поинтересовался:

– А тебе удаётся заработать на картинах?

– Затраты на краски и холсты окупаются. Ещё и на сосиски с картошкой хватает, а также на оплату коммуналки.

Олег и его мать Людмила Григорьевна проживали на Арбате, на четвёртом этаже старого девятиэтажного дома, в трёхкомнатной просторной квартире.

Гости у них бывали редко, за исключением Варвары Григорьевны – старшей сестры матери.

Варвара Григорьевна, в отличие от матери Олега – добродушной полной женщины, была сухой и вредной старушкой. Обе они были кареглазые, но взгляд у них был разный: добрый – у матушки Овсянникова и колючий – у тёти Вари. Мало того, что характер у тётушки был тяжёлый, так она ещё и не терпела запаха масляных красок. Во многом, по этой причине, а также из-за того, что Варвара Григорьевна приезжала к ним в гости обычно месяца на два-три, а уезжала лишь на недельку проведать свою квартиру в подмосковном городе Одинцово. Поэтому Олег был вынужден писать картины на работе, по вечерам, когда сотрудники и служащие разойдутся по домам.

– Олег, а что это за странную картину пишешь? – поинтересовался Юрчиков.

– Неудачно вышло, сам понимаю. Ночью, видишь ли, писал, – оправдываясь, сказал Овсянников. – По ночам лучше не работать. Объединил два пейзажа, и вот такая ерунда получилась.

Судя по всему, Овсянников схалтурил. Картина была разделена на две разные части. Правая часть картины изображала саванну, а левая – водопад в джунглях. Пальмы возле водопада напоминали маленькие ростки борщевика на фоне низвергающейся воды, а над странными пальмами парили птицы, похожие на белых ворон.

– Это у тебя орлы изображены или чайки? – удивился Юрчиков.

– Да я глупость совершил. Мне пообещали хорошие деньги за пейзаж с джунглями. Вот с двух разных открыток, я на скорую руку и срисовал картину. Много красок потратил на этот кошмар, – вздохнув, проговорил Овсянников.

– Ничего. Ещё можно исправить, – успокоил Юрчиков.

Овсянников молча махнул рукой и тяжело вздохнул.