Водоворот

Пес вскинул морду, резко остановился и даже попятился. Однако назад не побежал, лишь занял более устойчивую позицию (словно перед прыжком), ощерился и заворчал. Волк из старого детского кошмара, слишком настоящий, непохожий на мультяшных волков. Наверное, в самом деле помесь с волком: чересчур длинные для собаки клыки, и оскал не собачий – обнажает верхние десны.

Ничего кроме радости и эйфории Ковалев не ощутил: после «бабьего царства» санатория, после бессмысленных препирательств с Зоей Романовной, после подленьких обвинений и шепота за спиной, за которые нельзя хорошенько врезать по зубам, встреча с «настоящим динго» была просто подарком судьбы – возможностью выплеснуть накопившуюся злость.

– Давай, – кивнул Ковалев с улыбкой. – Давай, прыгай… Вот тут мы и посмотрим.

Он сделал шаг вперед, и пес подался вбок. Не отступил – выбрал другую позицию, продолжая щерить морду и не мигая смотреть в глаза. Пожалуй, он был страшен и, наверное, опасен, но Ковалев в эту минуту думал о том, что изловить пса можно, только если он кинется, а если побежит – догнать не получится.

– Ну? Что, боишься? Пугать маленьких детей проще, правда?

Пес обходил Ковалева стороной, медленно, шаг за шагом, и от ярости захлебывался рычанием. Ковалев поворачивался вслед за ним, думая, что пес хочет напасть со спины, но тут просчитался – пройдя четверть круга, собака развернулась одним прыжком и метнулась в лес.

И только тут Ковалев понял, что пес мчался не по его следу, а по следу Павлика. И если странный человек в мокром ватнике не пошел с мальчиком в лес, то защитить ребенка от собаки будет некому. Или… или этот человек с собакой заодно?

Зимние ботинки со шнуровкой не располагали к продолжительному бегу, да и тропинка оказалась очень условной. Пес исчез из виду за несколько секунд и бежал бесшумно, как полагается лесному зверю, а не домашнему питомцу. Ковалев еле-еле угадывал направление, в котором надо двигаться, и сбился с тропы, потому что вскоре уперся в стену густого подлеска, сквозь который было трудно пробиться. За голыми кустами поднялся молодой ельник – темный и непролазный, – но Ковалев, прикрывая лицо руками, прошел и сквозь него, неожиданно увидев впереди открытое пространство. Радость была преждевременной: зажмурившись и закрывая лицо рукавом, Ковалев проглядел канаву под ногами и ухнул вниз – темная торфяная вода поднималась выше сапог, а илистое дно еще и затянуло поглубже, едва ли не до колен.

Канава отделяла лес от шоссе, мимо промчалась одинокая машина, шагах в ста виднелась крытая автобусная остановка. Ковалев, ругаясь, выбрался на асфальт – вряд ли простейшая бытовая магия матерных слов могла высушить сапоги, но кто бы не выругался, промочив ноги холодным ноябрьским днем?

Павлика он увидел сразу – тот сидел на остановке один и смотрел в лес, совсем не в ту сторону, откуда появился Ковалев. Собаки видно не было, но по лицу мальчика было понятно: он заметил пса.

– Павлик! – окликнул его Ковалев.

Мальчик резко и испуганно оглянулся и, наверное, собирался бежать, потому что сполз со скамейки и заозирался по сторонам.

– Погоди, не бойся. – Ковалев выдохнул с облегчением. – Я же никому не сказал, что вы сбежали, правда?

Павлик снова нерешительно посмотрел на Ковалева, а потом опять взглянул в лес и испуганно прижался к скамейке. И когда Ковалев подошел ближе, выговорил, запинаясь:

– Там… волк… – И показал рукой на противоположную сторону шоссе.

– Это не волк, это большая собака. Я ее видел.

– Правда? – Брови Павлика поднялись удивленно. – Вы его видели?

– Ну да. Я и побежал сюда, потому что боялся – вдруг она тебя укусит.

– Его никто не видит. Только Зоя верит, что я не вру. И это не собака, это настоящий волк.

«Настоящее динго», – подумалось Ковалеву.

– С чего ты взял?

– Он не лает, – насупленно ответил Павлик. – Никогда. Только рычит. Значит, это волк.

– Ты просто не слышал, как она лает. Волки не такие, я их видел.

Волков Ковалев видел только в зоопарке и по телевизору… А впрочем, какая разница, собака это или волк, – собака даже опасней, она не боится человека.

– Я тоже их видел. Это настоящий волк, – упрямо повторил Павлик. – Мне и Зоя сказала, что это волк.

– Зачем? – спросил Ковалев и только потом понял, что этот вопрос надо задать Зое Романовне, а не Павлику.

– Не знаю. Она говорит, если видишь что-то такое, надо перекреститься и прочесть «Отче наш», и все пропадет.

– Ну и как, ты пробовал?

– Пробовал.

– Помогло?

– Ну почти. Если бы я знал «Отче наш», может и совсем бы помогло. Дядя Федя сказал, что можно в таком случае перекреститься. Что я пока маленький, мне не зазорно просить о помощи.

Он казался намного старше Ани.

– Что еще тебе сказал дядя Федя? И почему не пошел с тобой сюда?

– Он не может далеко от речки отходить. И он сказал, что вы меня догоните. Мы вас видели, что вы за нами идете.

– А если бы я тебя не нашел? Что тогда?

– Не знаю. Я бы тут сидел, а потом бы на автобусе в санаторий поехал.

Этот чокнутый дядя Федя сначала забрал ребенка из санатория, а потом оставил его одного на шоссе. Чем он думал, интересно знать? И чего хотел? Дело даже не в собаке – по шоссе машины носятся, в лесу ребенку ничего не стоит заблудиться, провалиться в канаву, наконец…

– Если к тебе приближается бродячая собака, нужно не креститься и не читать «Отче наш», – сказал Ковалев. – Нужно нагнуться и сделать вид, что подбираешь с земли камень, – и собака убежит.

– Правда? – Павлик поднял глаза. – Вот так просто?

– Проверено. Но ни в коем случае нельзя брать в руки палку, и вообще – размахивать руками. Пойдем обратно, – вздохнул Ковалев. – Там Аня и Инна Ильинична нас ждут.

– Вы меня на молебен отведете? – недоверчиво спросил мальчик.

– Нет. Вернемся в санаторий к обеду, когда все закончится.

– Вы только Витьку не выдавайте, ладно? – оживился он. – Я скажу, что сам сбежал, без Витьки. Мне ничего не будет, я маленький. А Витьку из санатория выгонят. И про дядю Федю не говорите, хорошо?

– Его тоже из санатория выгонят? – усмехнулся Ковалев. И подумал, что за похищение ребенка, даже невинное, дядя Федя может огрести срок.

– Нет. Просто не говорите, и все.

– Ладно. Я скажу, что нашел тебя на остановке, когда с Аней гулял. И ты тоже так говори.

Возвращение в санаторий к обеду закончилось потрясающе громким скандалом: две милицейские машины с включенными мигалками, скорая и пожарная машина, испуганные дети, запертые в спальнях, весь персонал санатория в лесу на поисках пропавшего мальчика – в другой стороне от реки, кстати, – заплаканная воспитательница младшей группы, главврач с сердечным приступом в изоляторе… Ни навороченного внедорожника с шофером-монахом, ни батюшки видно не было.

Историю о том, как он случайно нашел Павлика на автобусной остановке, Ковалеву пришлось рассказывать под протокол. И по настроению местных стражей порядка было видно: они жалеют, что при встрече не приложили его лицом о капот своего козелка, и в его невиновность ни секунды не верят. Военный билет на них впечатления не произвел, а у сорокалетнего усатого капитана, похожего одновременно на мышь и таракана, вызвал только раздражение.

Без обеда Ковалев не остался, но накормили его перед самым полдником, когда уехала милиция, и после долгого тягостного разговора с Зоей Романовной. Она умела допрашивать не хуже ментов, а может, и лучше. И то, что побег организовал Селиванов, она понимала (не догадалась только об участии в этом Сашеньки Ивлева), и то, что встреча на шоссе произошла намного раньше, чем сказал Ковалев, она подозревала, и даже о дяде Феде пробовала заговорить. Но давить не пыталась, понимая, что Ковалеву есть чем ответить: о причинах побега мальчика она милиции отчитываться нужным не посчитала.

Ковалев не стал обострять конфликт, но смутить Зою Романовну ему все же удалось – правда, лишь на минуту. Уже на выходе из ее кабинета он спросил: