Водоворот

– Вы это серьезно? Взрослые женщины, педагоги, которым доверили детей, православные в конце концов, объединяются для того, чтобы запугать маленькую девочку? Не слишком ли?

– Я не утверждаю, что они для этого объединились. Тамара – эдакий идеальный лизоблюд, угадывает желания начальства по выражению лица, без слов. К тому же она искренне ненавидит детей. К счастью, она не очень умна и, в отличие от Зои, ее манипуляции часто вызывают обратный эффект. Пойдемте. Холодно стоять…

Ковалев пожал плечами и пошел вслед за Инной. К реке.

– Я очень хочу его увидеть… – пояснила она, не оглядываясь.

– Кого?

– Того человека в мокром ватнике, которого видели вы. Проверить хочу.

Ковалеву было слегка не до него, но чем ближе была река, тем меньше он думал о происках воспитателей и больше – о темной холодной воде.

– Что проверить?

– Одну догадку. Вы знаете, что по народным поверьям доподлинный признак водяного – капающая с левой полы одежды вода? – Инна оглянулась лишь на миг, но Ковалеву показалось, что она смеется.

Вот только водяного и не хватало…

– Не верьте, – коротко бросила она через плечо.

– Даже не думал, – хмыкнул Ковалев.

– Антропоморфизм… Но это не значит, что река не порождает смертельно опасные для нас сущности. Вас в детстве водяной не хватал за ноги? – Инна оглянулась с улыбкой.

– Нет, – на голубом глазу ответил Ковалев.

– А меня хватал. Знаете, такая холодная и скользкая рука берет за щиколотку и тянет на дно.

– Это видения от кислородного голодания.

– Значит, и вас хватал… – Она рассмеялась.

– С чего вы взяли?

– А кто-нибудь умный, например врач, сказал, что это от кислородного голодания. Не сами же вы это придумали.

– Аня сказала, что здесь детей на дно утаскивает сом, а не водяной, – усмехнулся Ковалев, вспомнив байку о Бледной деве.

– Он не только утаскивает детей на дно. – Инна оглянулась через плечо, и лицо ее стало встревоженным.

– Что, в самом деле? – едва не рассмеялся Ковалев. – Вы это серьезно?

– Нападение сомов на детей – научно подтвержденный факт, в этом нет ничего смешного. А как он глотает уток, это все в Заречном видели, – фыркнула она. – Можете спросить тетю Свету Пятакову, ее кусал сом – она больше месяца ногу лечила.

У Ковалева не пропадало ощущение, что Инна дурит ему голову.

– Что ж не откусил ногу-то?

– У сома нет зубов, у него щетки. Ну, очень мелкие зубы в несколько рядов – как терка. Кусаться и глотать уток нормально для любого большого сома.

– А, есть еще и что-то ненормальное? – продолжал насмехаться Ковалев.

– Ненормально уже то, что такой огромный сом живет в наших широтах. – Инна снова остановилась и повернулась к нему лицом. – А вы разве не слышите, как он вас зовет?

– Нет, не слышу.

– А верующие… они правы. – Инна снова пошла вперед.

– Да ну?

– При помощи Бога нетрудно справиться со смертельно опасными сущностями. Пастухи всегда защищают свое стадо, иначе какие же они пастухи.

– Вы это… серьезно? – кашлянул Ковалев.

– Вполне. Молитва верующего разгоняет мнимые страхи, так же как лечит болезни. Плацебо – тоже лекарство, иногда очень эффективное. Это психология, никакой мистики… Вера и надежда на Бога помогают тонущему пловцу добраться до берега, а упавшему с высоты – приземлиться с наименьшими потерями.

– Может, вера и нераскрывшиеся парашюты открывает? – хмыкнул Ковалев.

– Нет. Это даже Богу не под силу. Если наступить на грабли, они ударят в лоб, от этого не спасет никакая вера. Но в мире над реальностью… Этот бог – он в самом деле силен. И крестное знамение действительно защитит от того, что принято называть нечистой силой.

Меж деревьев показалась река, и сердце у Ковалева снова забилось так, будто он встретил любимую девушку.

– Хотите убедиться? – Инна оглянулась. – Если вы сейчас перекреститесь, вам уже не захочется прыгнуть в воду.

Ковалев смутился – еще не хватало прослыть сумасшедшим…

– С чего вы взяли, что я хочу прыгнуть в воду? – пробормотал он себе под нос.

– Я слышу, как река вас зовет. Попробуйте, перекреститесь…

– Вы религию пропагандируете?

– Отнюдь. Я вас проверяю: если вы поверите в силу крестного знамения, кинетесь ли вы поклоняться этому ревнивому и мелочному божеству или останетесь верны себе?

Ковалев посмотрел бы на нее со значением, но Инна шла к нему спиной.

– А если я все же переплыву реку, она удовлетворится?

– Ух ты… – Она обернулась. – Наверное, не кинетесь. Найдете себе оправдания, спишете все на совпадения… Я думаю, что атеизм есть порождение не ума, а характера. Ведь чувства неверующих задеть так же легко, как и чувства верующих.

– Сомневаюсь.

– Вспомните, как вы вскочили с места, когда Зоя хотела научить Аню креститься. А если вы вздумаете переплыть реку, вы утонете. Безо всякой мистики.

– Я мастер спорта… – зачем-то сказал Ковалев, желая вместо этого объяснить, почему вскочил с места, – вовсе не потому, что кто-то задел его «чувства неверующего».

– Тем более. – Инна пожала плечами. – К спортсменам ледяная вода особенно безжалостна.

– Сом не любит спортсменов?

– Нет, здоровый организм спортсмена сопротивляется переохлаждению и усиливает кровоснабжение внутренних органов. Руки и ноги немеют. А еще в холодной воде нельзя мочить голову, а вы, небось, по-собачьи плавать не умеете.

Она помолчала и продолжила, оглянувшись.

– Как интересно… В мифах переплыть реку означает перейти в иной мир. Стикс, река Смородина… Но в вашем случае это приобретает самый что ни на есть прямой смысл. Впрочем, заручитесь божьей помощью, и река вас не потревожит. Она тут зовет многих, но никогда – верующих.

– Может, верующие вообще не тонут?

– Тонут, конечно. Но реже, чем неверующие. Здесь раньше жил один человек… Он видел реку насквозь. Он… противостоял темной сущности реки.

– С божьей помощью? – усмехнулся Ковалев.

– Без. Верующие не принимают дуализма реки, им все едино – и светлая ее ипостась, и темная… Нет, дядя Федя любил реку, знал ее, понимал. Он говорил, что реке необходимы жертвоприношения, и если жертву не дать, она возьмет сама – все реки берут себе жертвы.

– Он что, приносил ей жертвы?

– Нет. Хотя все вокруг думали именно так. Нет, он следил за тем, чтобы река брала их как можно меньше. Он любил ее и воевал с ней.

– А потом?

– А потом он стал ее частью. Когда я увидела вас в первый раз, мне показалось… что вы прибыли ему на смену.

– К сожалению, – едко ответил Ковалев, – я не вижу реку насквозь, не знаю ее и не понимаю. И прибыл я сюда лечить дочь, а не бороться с темными силами.

– Темных сил как таковых не существует. И вообще: спор христиан и атеистов бесплоден, его невозможно разрешить, потому атеистов христиане не боятся, позиция верующего для неверующего неуязвима. Они боятся таких, как я, гораздо больше. Тех, кто знает, что их бог силен, но не всемогущ. Что не он создал этот мир и что он не хозяин этого мира.

– Если они вас так боятся, почему же вы не возражаете Зое? Почему не высказываете вслух свою точку зрения? Ведь уволить вас нельзя.

– Зоя и без моих высказываний знает, кто я. И мое мнение знает. Но мне жить здесь, и я не хочу прослыть воровкой или извращенкой. Между нами что-то вроде холодной войны: у меня есть оружие против нее, а у нее – против меня, но применять его для обеих опасно. У вас против нее оружия нет, ваша позиция атеиста невыигрышна, и зависите вы от Зои, и оружие против вас она уже нашла и применила.

Аня радостно хрустела льдом на лужах, топая по ним резиновыми сапожками.

– Пап, а почему на лужах лед, а на речке – нет?

– Лужи маленькие, а речка большая. И течение там сильное.

– А на ней никогда льда нет?

– Не знаю. Наверное, зимой есть.

– Снег пойдет и ее заморозит?

– Нет, снег в воде тает.

– А почему?

– Потому что вода теплей снега.