Страница 17 из 18
– У тебя совесть есть?! – услышал я, проходя мимо крестьянского рынка, громкий и возмущенный голос мужчины в фирменном мундире железнодорожника. – За фунт сала – четверть моего жалованья!
Он стоял рядом с телегой, где горкой лежали куски соленого сала, прикрытые чистым куском беленого полотна. Отходя, успел услышать еще слова крестьянина:
– Зачем мне твои гроши? Ты мне дай швейные иголки…
В метрах тридцати от селянских телег расположилась вторая часть рынка, куда люди волокли все, что когда то украшало их дома. Настенные часы с боем, граммофоны, сервизы, картины. Вот только кому, например, нужны большие настенные часы или фаянсовые фигурки пастушек, которые продавал пожилой мужчина интеллигентного вида? Или вышитые салфетки, которыми торговала женщина с грустным лицом учительницы? Кроме таких продавцов, которых вытолкала сюда крайняя нужда, здесь торговали спекулянты и местные мешочники. У этих можно было найти все, что душа пожелает. От иголок до отреза на платье. От бутылки казенной водки до золотого портсигара. Эти мелкие хищники с усмешкой смотрели на разложенные на земле остатки прежней роскоши местных жителей. Еще я обратил внимание, что у многих покупателей были с собой саквояжи, сумки и даже заплечные мешки, в которых лежали вещи на обмен. Прошелся по рядам, рассматривая ажурные салфетки, льняную праздничную скатерть, фаянсовые статуэтки, серебряную коробку для папирос и табака, различную одежду. Высмотрев продавца, стоявшего на краю импровизированного рынка и торговавшего отрезами на костюм, подошел к нему.
– Что-то интересует? – оббежав меня взглядом, спросил торговец без всякого интереса.
Тут я был с ним полностью согласен. Одежда с чужого плеча и следы побоев на лице говорили сами за себя. Ничего не говоря, я выложил на козлы образцы тканей. Он снова внимательно меня оглядел, затем какое-то время мял ткань и только потом поинтересовался:
– Как много у вас этого есть?
– Три рулона.
– Где взяли, спрашивать не стану. На что хотите менять? – голос спекулянта был делано скучный, но я видел в его глазах жадные огоньки.
– Что можете предложить?
– Значит, вы говорите, что все это у вас в рулонах?
– По-моему, я так и сказал.
– Да, вы так и сказали, но вдруг я не так понял. Хотите карбованцы? Есть немецкие марки. В Ростове они в ходу. Любой банк примет.
– Насчет марок можно подумать, а так мне нужно новое нижнее белье, немного продуктов и золото.
– Золото? Вы посмотрите вокруг! Где в нашем захолустье…
– Мне нужны царские золотые десятки.
Продавец саркастически усмехнулся, открыл рот, но тут что-то привлекло его внимание. Я повернулся. Рядом с рынком ехал конный патруль, во главе которого был значковый Владимир Козицкий, который сейчас смотрел на меня. Несмотря на красные глаза и помятое лицо, глядел он весело и дерзко.
– Вадим Андреевич, рад вас видеть! Как вы себя чувствуете?!
– В отличие от вас, Владимир Михайлович, неплохо. Судя по вашему виду, можно понять, что вы вчера еще догуливали?
– Было дело, – задорно заявил поручик. – Мы с Буйницким посчитали, что вечер без дам… не комильфо, и ступили на тропу греха. Кстати, именно так выражается наш батюшка Никодим, который был не раз замечен в борделе. Как вам сей факт?
– Не удивительно. Где еще искоренять грех, как не в главной его обители.
Значковый весело рассмеялся.
– Как насчет вечера, Вадим Андреевич?
– Обещать не буду, но лично я не против хорошей компании.
– Извините меня, но я, похоже, поторопился, выдав желаемое за действительное, – чуть погрустнел лицом Козицкий. – Совсем забыл. Начальство нас собирает по какому-то поводу. Ох, чувствую, не к добру! Еще того и гляди смотр затеют! Все, мне пора. Рад был вас видеть!
Проводив взглядом Козицкого, я повернулся к продавцу.
– Что скажете?
– Теперь, господин хороший, даже не знаю, что и сказать. Ваше близкое знакомство с господином офицером…
– Разрушило твои жульнические замыслы. Я сразу увидел по твоим вороватым глазам, что кинуть меня хочешь.
– Что же вы меня так сразу в жулики записали? Я, может быть…
– Если мы с тобой сейчас договоримся о нормальной цене, то я, возможно, смогу тебе предложить кое-что еще. Например, это, – и я достал из кармана пачку табака. – Есть еще и папиросы.
– Есть у нас интерес к такому товару, – вроде бы равнодушно произнес продавец, рассматривая упаковку. – «Курительный табакъ 2-го сорта». Бандеролька не тронута. Хм. Почем хотите предложить?
– Перед тем, как начнем говорить о ценах, – я расстегнул пуговицу пиджака и отвел рукой левую полу. Глазам продавца предстала рукоять М1911, заткнутого за пояс. – Если начнешь крутить, шлепну сразу, и мне за это ничего не будет.
Глаза на лице продавца испуганно округлились, а на лице появилось сомнение: стоит ли связываться с этим непонятным типом? Думал он все же недолго, жадность победила, и мы начали торговаться. Весь торг занял у меня четыре часа времени и закончился походом к местному подпольному ювелиру Моне Либерману, у которого мы произвели окончательный расчет в золоте.
Когда я подошел к дому, голодный как зверь, мечтая о настоящем украинском борще, который обещала сварить хозяйка, то неожиданно увидел рядом с парадным входом топтавшегося солдата. Судя по двум затоптанным окуркам рядом с ним, ждал он меня не менее часа. Впрочем, я ожидал этого, поэтому у меня и сомнений не было, что это посланец сотника Мирского.
– Меня ждешь?
– Здравия желаю, ваше благородие, – вытянулся солдат. – Точно не могу сказать, так как дали мне этот адрес и имя. Вадим Андреевич.
– Это я. Я так понимаю, меня хочет видеть сотник Мирский?
– Да, ваше благородие. Он хочет прийти к вам, к восьми часам вечера. Вас это устроит?
– Вполне.
– Разрешите идти?
– Идите.
Сотник сел за стол, посмотрел на остатки окорока, нарезанную колбасу и налитую в графинчик водку, усмехнулся и сказал:
– Теперь я знаю, в каком магазине вы это покупали, господа.
– Но ведь вкус мяса хуже не стал, господин сотник? – добавив в голос издевки, поинтересовался я.
– Нет, что вы! У меня нет к вам, господа, никаких претензий. Я только рад, что одной сволочью на земле меньше стало. Да и пришел я к вам совершенно по другому вопросу.
Сегодня утром я изложил начальству свои соображения, подкрепленные показаниями Сеньки Мельника и вашими, господа. Перед тем как продолжить, мне хотелось бы вас спросить: сколько вы там, у ручья, положили бандитов Грушницкого?
– Пятнадцать-семнадцать. Пятеро ушли, – ответил штаб-ротмистр. – А что, это имеет какое-то значение?
– Четверо ушли, – поправил я его. – А Сенька что, не знает?
– Ему тогда не до счета было, сказал, что голову от страха потерял. А вот полтора десятка трупов этих поганцев – просто хорошо. Даже отлично! Значит, Грушницкий вряд ли соберет в налет более шестидесяти человек. К ним еще можно добавить шесть-семь тачанок с пулеметами. Погодите, господа, сейчас поясню, к чему я этой арифметикой прямо сейчас занялся. Дело в том, господа офицеры, что мое начальство дало добро на уничтожение банды Грушницкого. Да-да! Вот только операция начнется в том случае, если ваше предположение, Вадим Андреевич, подтвердится.
– Похоже, допек вас этот атаман, – усмехнулся барон.
– Слов нет, вот только ругаться не хочу, – кисло усмехнулся сотник.
– Как там Сенька? – поинтересовался я у него.
– Мой помощник пригласил его на допрос большевика, который вел агитацию среди рабочих железнодорожных мастерских, так обоих потом пришлось водой отливать, – увидев наши вопросительные взгляды, пояснил: – Господа! Господа, это не то, что вы подумали. Его и пальцем не тронули. Мой помощник просто хотел его припугнуть, а парнишка возьми и потеряй сознание. Да и не относитесь к нему как подростку, он бандит, и вполне возможно, что на его руках есть людская кровь. Теперь сообщение для вас. Полчаса тому назад по телеграфу передали, что поезд прибудет завтра, в районе двух часов дня. Это все, господа, что я хотел сказать.