Страница 10 из 18
– Бей комиссаров!! Мать их!! Руби красную сволочь!!
Фон Клюге, находящийся от меня в трех метрах и до этого молча смотревший на эту смертельную скачку, неожиданно сказал:
– Душа радуется, глядя, как эти ублюдки изничтожают друг друга. А вон там, поручик, смотрите левее, скачет очкарик, о котором старик говорил.
Я посмотрел в ту сторону. Все так. Молодой чекист с лицом студента. Солнце ярко отражалось от стекол его очков.
Когда до балки оставалось метров двести, чекисты резко изменили направление, собираясь подставить бандитов под пулемет, и тем самым мы получили окончательное подтверждение своей догадке. Отряд чекистов, а вернее то, что от него осталось, сейчас заманивал в засаду бандитов. Они уже были в семидесяти метрах от нас, когда барон, даже не скомандовал, а негромко сказал:
– Огонь!
И дульные отверстия наших пулемётов расцветились дрожащими «розочками» огня. Струи пуль секли скачущих людей; фигуры в гимнастерках ломались, выгибались, падали с лошадей, чтобы затем корчиться на земле, крича от боли. Кто-то из красноармейцев закричал:
– Нас предали!! Надо уходить!!
Некоторые из них пытались резко развернуть лошадей, осаживая на скаку и рвя им губы удилами, но спустя секунду-две падали под копыта своих лошадей, сраженные пулеметной пулей. Бандиты, услышав работу пулеметов, стали резко выходить из боя.
Всадники заворачивали лошадей, кто налево, кто направо, пытаясь спасти свои жизни, только мало кому из них удалось уйти. Я насчитал пятерых беглецов, которые, безжалостно нахлестывая коней, убегали в степь, при этом одного из них изрядно шатало в седле. Проследил за ним взглядом. Сначала бандит еще держался в седле, но потом завалился на гриву лошади и стал медленно сползать. Дальше смотреть не стал, а отодвинувшись от пулемета, сел на землю и вытер пот с лица. Гимнастерка прилипла к спине. Повел плечами. Барон все это время смотрел на меня, потом резко поднялся с земли. Отряхнулся.
– Идемте, поручик. Может, там есть кто живой, – и он демонстративно расстегнул кобуру.
Вскочил на ноги и пошел вслед за ним. Живые были, по крайней мере были слышны стоны двух человек. Выдернув из кобуры револьвер, вышел из-за кустов. Только сейчас я смог оценить полностью картину произошедшего стремительного боя. Вперемешку с трупами лошадей на земле лежало более двух десятков убитых человек, когда-то смертельно ненавидящих друг друга врагов, вот только теперь их всех примирила смерть. Фуражки со звездочками соседствовали с папахами и картузами, а винтовки лежали рядом с обрезами и наганами. Бросил взгляд на раненую лошадь. Безуспешно пытаясь подняться, она рыла копытами землю, все больше заваливаясь на бок. Штаб-ротмистр сразу направился к ней, на ходу доставая револьвер. Втянул в себя воздух. Запах пороха и крови резко перебивал аромат разнотравья. Раздался выстрел, и жалобное ржание оборвалось. Огляделся по сторонам. Потерявшие хозяев лошади, отбежав, сейчас стояли в отдалении, прядая ушами и кося в нашу сторону испуганным глазом. С кого начать? Подошел к трупу командира отряда. Молодой парень. На вид лет двадцать или немного больше. Лежал навзничь, раскинув руки и глядя мертвыми глазами в синее небо.
«Он же был в очках», – вспомнил я и огляделся вокруг.
Нашел быстро. Изломанная оправа с одним стеклом лежала в метре от его головы. Снял с мертвеца планшет, затем лакированную коробку маузера. Неожиданно за моей спиной раздался выстрел. Не оборачиваясь на барона, направился к стонущему человеку. Это оказался один из чекистов. Пуля попала ему в бок. Вся левая часть его галифе потемнела от крови. Скосив на меня мутные от боли глаза, он тихо спросил:
– Зачем, товарищ?
На этот вопрос его, без сомнения, подвигла красная звездочка на моей фуражке.
– Я тебе не товарищ.
– Тогда не мучай, сволочь. Стреляй сразу.
Я нажал на спусковой крючок. Повернулся. Барон, сидя на корточках, о чем-то негромко говорил со вторым раненым. Только собрался подойти к нему, как заметил краем глаза еле заметное движение. Резко развернулся, готовый стрелять. В нескольких метрах от меня лежал ничком русоволосый парень. Было видно, что это еще совсем молодой бандит. Мне одного взгляда хватило, чтобы понять, что это не мертвец: тело не обмякло, а наоборот, было напряжено.
– Или ты встаешь, парень, или я тебе сейчас башку прострелю. Выбирай.
Молодой бандит промедлил несколько секунд, после чего приподнялся и встал на колени. Руки сложил перед собой, словно собрался молиться, а в глазах слезы стоят. Ему было сейчас очень страшно.
– Дяденька, Христом Богом прошу, не стреляй. Христом Богом прошу, не убивай! – зачастил он срывающимся голосом.
В какой-то момент лицо мальчишки скривилось, он уже был готов заплакать навзрыд.
«Сколько ему? Шестнадцать? Семнадцать?»
– Вставай, – я качнул стволом револьвера. – Кто? Что? Откуда?
– Я… Я тутошний. С Андреевки. Сенька Мельник.
Неожиданно раздался вопль боли. Мальчишка дернулся и резко повернул голову в сторону фон Клюге, который сейчас вел допрос раненого бандита, подкрепляя свои вопросы прикладами винтовки. С трудом отведя взгляд на дергающееся в спазмах боли тело своего односельчанина или земляка, Сенька бросил умоляющий взгляд на меня, но сразу опустил голову.
– Чего замолчал? Продолжай.
– А чаво говорить? – вытаращил на меня испуганные глаза паренек.
– Нам нужны сведения об этой местности. Где красные, где бандиты. Какие деревни рядом. Станции, города. Это понятно?
– Да, дяденька. Скажу! Только я наше село знаю. Еще деревни есть и станция недалече.
– На станции кто? Красные? Бандиты?
– Не, дяденька. Гетманцы. А в Андреевке и двух деревнях – крестьянская власть.
– Атамана Бережного? – поинтересовался я.
– Антошка Бережной просто бандит, а наш атаман Грушницкий, он народом избранный. За людей радеет, за волю народную, – он посмотрел на меня и почему-то решил объяснить свои слова: – Так мой батя говорит.
Из дальнейшего неровного, сбивчивого рассказа парня стало понятно, что в этой части местности власть в руках атамана Груши. Так по-простому зовут его в народе. Его бандиты порубали сельсоветы в Сергиевке и Грязново, дважды останавливали и грабили поезда. Напали на станцию Иловайская, которая была под большевиками, где перестреляли два десятка охраны из рабочей дружины, забрали их оружие и начисто разграбили пакгаузы. Телеграфист успел сообщить, и на захваченную станцию на мотодрезине срочно выехал на перехват бандитов милицейский отряд по борьбе с бандитизмом, но попал в умело поставленную засаду и погиб в полном составе. Половину того, о чем мне рассказал, Сенька предпочел бы умолчать, но он был подростком и у него не было того опыта, что у меня, поэтому правда быстро выползала наружу. Он бледнел, краснел, кусал губы и, наверно, не раз мысленно клял себя за длинный язык. На вопрос о том, сколько времени он принимает участие в подобных налетах, ответил, что это в первый раз, при этом клялся родителями и Богом, что больше такого не будет. Я ему не поверил, но уточнять не стал. По словам паренька, под рукой местного атамана находились не менее ста сабель и полтора десятка тачанок. Когда разложил в голове по полочкам то, что я узнал у паренька, мне стал ясен приблизительный расклад местных сил. В пределах трех конных переходов, между большевиками и военным отрядом гетмана Скоропадского, которые только и имели силы, чтобы удерживать крупный железнодорожный узел, власть делили две банды. Грушницкого и Бережного. К тому же, со слов Сеньки, кроме прочих противников у народных защитников были еще петлюровские отряды, с которыми уже была одна стычка. Причем произошла она, как я уточнил, не по политическим мотивам, из-за сала и горилки.
– Если у твоего атамана, как ты говоришь, сто хлопцев, то зачем красные послали такой малочисленный отряд чекистов против него?
– А я знаю?.. – при этом паренек равнодушно пожал плечами. – Можа Бережного ловят? У него хлопцев мало, к тому же бают, что он какой-то обоз красных порубал.