Страница 8 из 25
– Да нет, что ты, мне вполне себе весело. Я сижу придумываю шутки и остроумные комментарии у себя в голове и тихонько посмеиваюсь над ними.
– Да я вижу, здорово. С удовольствием присоединилась бы… А, черт, – Тут ее телефон завибрировал, – Секунду.
Она внимательно прочитала пришедшее ей сообщение и беззвучно выругалась.
– Извини меня буквально еще на пару секунд. Как же надоело то это все…
Написала внушительный ответ.
– Так и на чем мы? Шутки и комментарии, говоришь…
– Угу, случаются даже смешные…
– В наше время это – нечастое явление. Интересно, послушать.
В эту секунду ее телефон снова настырно завибрировал.
– Да что за люди, извини, – она снова перевела в него свой взгляд. – Ох, быстрее будет решить лично. Так. Чтобы ты не скучал, тебе компанию составит мой новый друг, – она полезла в свой маленький клатч-конверт и достала тонкий чистый блокнотик. – Старый друг, с которым ты уже имел честь познакомиться, сюда бы не поместился. Я буквально на пару минут.
Не успел я ничего сказать, как она повернулась и удаляясь, открыла моему взгляду свою спину, всего на пару мгновений, пока не пропала за стоявшими рядом гостями. Платье сзади украшал глубокий вырез и то, что тем вечером лишь игриво и стеснительно зацепило мой взор теперь предстало во всем своем великолепии. Нательный рисунок, который игриво заходил на ее плечи и шею, на спине обретал и без церемоний демонстрировал все свое могущество. Он овладел всей площадью ее тонкой талии, занимал ее острые лопатки, уверенно обнимал тонкие ребра. Черные длинные пальцы некоего древнего божества, что скрывалось в самых дремучих и гиблых местах, реинкарнировались в чернилах, обрели новую жизнь, вбирали в себя бледную плоть спины. И то что было двумя отдельными элементами двух разных, и противоборствующих миров, хотя и соседствующих, становилось единым целом.
"Неплохо было бы это теперь как-то сносно записать", – подумал я и открыл новехонькой блокнотик. Посмотрел на него с полминуты и подумал, что сначала следует покурить. Думаю, все приличные писатели без ритуала вдыхания табака в качестве обязательной прелюдии никогда за дело не принимались.
Красные линии, нити
Проникают всё глубже, как любовник, как идея, как бог.
Поглощают и вбирают, без цели, без отвращения, без жажды
как расплавленный металл, как огонь. Завладевают судьбой.
Равномерно и поэтапно
Как время они окружают незаметно и тихо
Дабы стать с нами целым, единым, общим созданием, сознанием
И ничто не мешает, в этих нитях нет напряжения. Ничто не сковывает нас.
Это не путы, не цепи, но атлас.
И как бы не стало далеко, это не порвется, не сломается, не сгинет.
И всё что было так далеко будет в крайней степени близко.
К. выплыла из толпы также неожиданно и бесцеремонно, как за несколько минут до этого растворилась в ней. Все время ее отсутствия я был сосредоточен на листочке. Ловким движением она забрала у меня из-под носа свой блокнотик.
– Áтлас?
– Атлáс, – поправил я.
– Что же весьма недурственно, для пятнадцати минут на шумной вечернике. Или ты готовился?
– Нет, такого я точно предвидеть не мог.
Её глаза дважды внимательно пробежались по строчкам. По нахмурившемуся лбу мне подумалось, что она хотела что-то сказать, но не могла решить сделать это сейчас или подобрать момент поинтимнее. На эти мгновения ироничная улыбка покинула ее лик. Она перевела взгляд со странички и серьезно посмотрела на меня, затем опять вернулась к написанным словам. Я же изображал спокойствие вернувшись к своему стаканчику. Резким движением руки она оторвала листочек и протянула мне.
– Возьмешь?
– Ох нет, пусть он лучше останется у тебя.
Она еще несколько секунд держала его в руках, но после затем все-таки вложила оторванный листок обратно в блокнотик.
– Ладно, вернемся к этому позже. Мы же все-таки на вечеринке, – ее глаза сверкнули. – Пойдем покажу хоть что здесь происходит, это не то место, чтобы мрачно сидеть у барной стойки. Есть более подходящие, уж поверь мне.
Она взяла меня за руку и повела за собой. И только в тот момент я заметил то, что меня на секунду повергло меня в шок. Красные нити, что были повсеместно, оплетали и проходили сквозь меня, окружавших людей, сквозь предметы, дома, деревья, проникали в каждую трещину и излом – они ее не касались. Словно было какое-то магнитное поле – они лишь обволакивали ее, не проникая, оставались на почтительном расстоянии. Начертанные символы на ее спине оставались единоличным божеством.
– Ты хоть знаешь, куда пришел то? – спросила она вполоборота.
– Конечно, это – презентация книги.
– Знаком с автором?
– Только по обложкам в книжном.
– Хм, рекомендовать читать не буду. Все-таки довольно своеобразный материал, не со всем в моем вкусе. Пойдем познакомлю. Не забудь сказать ему что-нибудь приятное, писатели обожают лесть. Несносные дети, но с ее помощью они становятся кроткими и послушными. Удивительная вещь, такие умные люди, но опускают колени перед такой простейшей уловкой. И что особенно забавно, чем сказанные слова подобострастнее, грандиознее и бессовестнее, тем охотнее они им верят.
– Ну все мы страдаем этим. Не только же крупные писатели.
– Твоя правда, – согласилась она.
К. подвела меня к довольно многочисленной и громкой группе людей, стоявших полукругом. Все они, словно планеты разной величины, этим вечером кружились вокруг одной звезды. В роли центра выступал небольшого роста мужчина в щегольском черном костюме. Черные, слегка поредевшие волосы, украшали прожилками седые пряди. Он довольно скованно жестикулировал, как-то неловко, словно своим телом он обзавелся совсем недавно и только учился им пользоваться, и то и дело поправлял очки в тонкой металлической оправе. Он что-то рассказывал с виноватой улыбкой, немного смущаясь, но было очевидно, что он в восторге от такого приема. Окружавшие женщины смотрели на него с восхищением, ловя каждое отпускаемое им слово в позах глубокого почитания и любви, впрочем, как и мужчины. И он, чувствуя себя под светом софитов восторженных глаз все больше и больше входил в роль, которую сам для себя и выбрал. По крайней мере, на этот вечер.
– Ох, моя прелестная К., – он неожиданно прервал свое повествование, обнаружив в однородной стене почитателей мою проводницу. – Что за великолепный вечер! Я так рад видеть Вас.
"Вас". Он произнес это так омерзительно слащаво, что меня передернуло. Стало ясно, что роль себе он подобрал почитаемого писателя начала прошлого тысячелетия, поклоняющегося Искусству, именно с большой буквы. Не какому-то новому, авангардному, живому искусству, а тому самому античному, корнями уходящему в эпосы Гомера и произведения Вергилия Искусству, исторически построенному по канонам трагедий и комедий человеческой жизни, черное и белое, Бог и Дьявол. Искусству, что годами росло, черствело и величественно смотрело из вечности мудрым и понимающим взглядом на человеческие страсти и страдания. Без сомнений, сейчас он считал себя не меньше, чем посланником небес, сеющим на этой грешной и раздираемой ненавистью земле семена мудрого и вечного. Всепрощающий отец и мудрейший из людей, который вправе жестоко наказывать и милостиво прощать. Демиург, всецело убежденный и тем самым убеждающий прочих в объективной истинности своих суждений и наставлений. "Вас", по возрасту она была вдвое моложе него. Яркие молодые и умные девушки всегда пользовались успехом у харизматичных галантных и умных мужчин в возрасте. Впрочем, как и наоборот. Первые жаждут неистовость молодости, живость движений, энергию души и эстетику тела, вторые – мудрость души, харизму движений, поклонение телу и деньги, разумеется. Все ищут, то чего нет в самих.