Страница 12 из 25
За последнее время я выбросил из своего дома все лишнее, что может быть хоть каким образом связано с чем-либо. Все нити из моей комнаты я свел к минимуму. Каждую из них, что тянулась из моей двери, я досконально изучил. Я знал, что кровать, на которой я спал или в большинстве случаев только пытался уснуть, до меня была прибежищем еще двух людей. Молодая пара два года назад переехала в этот город и сняла мою нынешнюю квартирку. На ней они спали, занимались сексом, частенько ели и болтали о будущем, что скоро он получит повышение, а она сможет поставить свое хобби изготовления керамической утвари на коммерческие рельсы. Но однажды вечером он не вернулся, а через два дня к ней пришел полицейский, выразил соболезнования и попросил прийти на опознание. Разумеется, сейчас у меня были новое постельное белье, но каждый раз, ложась спать, я ощущал кожей пропитанную слезами подушку. Если повернуться на бок, я видел эту девушку, разбитую истерическими конвульсиями, слышал ее беззвучный вой. И каждый раз, несмотря на доскональное изучение этих давно прошедших событий, сердце сжималось в комок жалости и отчаяния. Со временем мне удавалось концентрироваться только на моментах их обоюдного счастья, только тогда удавалось уснуть. Но алые нити постоянно пытались вернуть меня именно к трагическому апофеозу, насильно скидывая блаженную пелену временного счастья. Словно говоря: "Смотри, смотри, именно так все и случится. И мы это знаем точно. И ты это знаешь. Смотри." И я смотрел, не в силах отвернуться, от безобразной, но гипнотической картины. И выходя из комнаты, что я делал всегда лишь по необходимости, я закрывал дверь, оставляя эту девушку внутри. Где она теперь я не знаю, смелости увидеть ее мне не хватило, я чувствовал стыд, что не по своей воле стал свидетелем, того что ни в коем случае не должен был видеть.
Характерной особенностью всего этого было, что связанные навечно события никогда не покрывались умиротворяющей патиной забытья. Так же как и линии, которые всегда оставались постоянны в своей фактуре, состоянию и цвету вне зависимости от окружающей обстановки и природных проявлений. Им было абсолютно наплевать на снег или пыль, освещение и тьму. Из-за этой особенности любой случайный контакт с ними оборачивался хоть уже изученной до боли последовательностью событий, но каждый раз моменты разворачивались во всей своей полноте и насыщенности словно в первый раз. События из прошлого, старательно погребенные поведенческим сознанием в самую глубокую и недоступную точку темноты подсознания, вновь ослепительно вспыхивали перед глазами, стоило подпустить к себе какую-то деталь, даже косвенно связанную с ними. И пусть даже это были события не из моего прошлого привыкнуть к ним было невозможно, а как их заглушить я не имел ни малейшего представления.
Единственное что у меня оставалось – это все еще крохотная надежда на К. Хотя я не получил от нее каких-либо ответов или хотя бы подсказок, однако, фактов, полностью опровергающих мои догадки о ее причастности к этому стечению обстоятельств, также не выявилось. Да даже если и так. Она чертовски хороша, с ней все это кажется не таким жутким и безвыходным и, в конце концов, от нее восхитительно пахнет.
Я выждал время, полагающееся чтобы отойти от того насыщенного и наверняка измотавшего ее вечера. Голос ее, несмотря на очевидную занятость, был благодушен. Мы договорились о встрече в кафе следующим вечером.
Я запомнил тот день, тогда был самый ранний закат. Как только я зашел внутрь кафе, солнце окончательно скрылось и повсюду зажглись электрические лампочки. Я пришел пораньше, дабы привыкнуть к атмосфере и внимательно изучить обстановку. Когда за каждой чайной ложкой может прятаться душераздирающая трагедия, а банальный деревянный стул с такой же долей вероятности мог быть участником судьбоменяющего сюра – поневоле становишься параноиком. Был будний день и в кафе народу было совсем немного. Окружающие разговоры проходили на деликатном уровне громкости, смиренно сливаясь с фоновым стареньким французским шансоном. Интерьер был с претензией, но с задачей создания уюта справлялся успешно. По счастливой случайности столик у окна, который я занял, не успел стать частью ничей жизненной истории. Да и само место было относительно новым. Самым неприятным стал жутко искусственный запах аляповатого букета цветов вперемежку с безмерно мощным флером мужских духов после свидания, которое проходило здесь пару недель назад.
К. как всегда появилась неожиданно. И как всегда эффектно. Она была в темных замшевых ботильонах, на ней был атласный черный комбинезон с тонким поясом и бордовый пиджак. На закрытой груди обосновалась массивная многоуровневая серебряная подвеска. Слегка завитые локоны обрамляли скулы. Встретила она меня прищуренным взглядом, ироничной улыбкой и брошенной фразой: "Хм, кофе?". Мне лишь оставалось молча встать из-за стола и подарить ей цветы. Она смущенно поблагодарила. Официант принес второе меню. К. мелком пробежалась по страницам. И затем взглянула на крохотные часика на правом запястье.
"16:43, – произнесла К. – До пяти вечера я пью только вино, разбавленное напополам водой. Надо ведь соблюдать хоть какие-то нормы приличия".
"Прекрасное правило", – согласился я.
И мы для начала заказали по бокалу.
– Так я и не успела спросить, как тебе понравился торжественный вечер?
– Не сказать, что у меня получилось насладиться им в полной мере. Но в целом довольно занимательно. Много красивых людей. Много известных. Много талантливых. Бесплатный бар. В общем, мне понравилось.
– Не сомневаюсь. Со стороны это производит впечатление. Не зря же все стремятся попасть в эту сферу. Изысканно, дорого, с шиком и блеском. Хотя когда ты вращаешься в этой среде практически постоянно, то эффект пропадает. Только и видишь, что мелкие недостатки, например неухоженных официанток или заветренные закуски. Следишь чтобы виновники торжества были в восторге от превосхождения их ожиданий. Ну и, конечно, не спускаешь глаз с тех, кто ходит по краю черного списка. Хотя что ждать от тех тоже всем давно известно. Странно, что ты проболтался весь вечер практически незамеченным, они обожают интересоваться всем новеньким, такие любопытные пираньи по отношении к затесавшемуся к ним неожиданно свежему мясу.
– Ну виновник торжества гораздо больше внимания уделил тебе, нежели мне.
– Ах наш мэтр, да, ничего плохого про него сказать не могу, достойный человек, с первого знакомства смотрел на меня восторженно, жаль только не может отличить доброжелательную улыбку от льстивой. Но при его заслугах это уже не играет никакой роли. С такой высоты и в таком возрасте трудно различать нюансы.
– А ты способна их отличить?
– Да. Ну или мне нравится думать, что да. Я в общем то никогда не была объектом льстивых улыбок, скорее лишь создавала условия для возникновения оных по отношению к другим. А со стороны всегда виднее. Есть маленькая особенность, которую я заметила: при неискренней улыбке оголяются все зубы, но бессознательно люди больше всего стараются показать свои резцы, а при доброжелательной этого не происходит.
– Правда?
– Нет, конечно. Только что выдумала, – и она доброжелательно улыбнулась. Или просто мне захотелось думать, что доброжелательно.
Потом она продолжила рассказ о перипетиях своей работы, как по началу смущалась и осторожничала, но затем пообтесалась, стала узнаваема и даже почитаема для избранных. Да, именно такой термин она и употребила. Ее пальцы стучали по ножке бокала и разговаривая, она то и дело задумчиво устремляла свой взгляд в окно, но говорить при этом не переставала, и мне приходилось подвигаться ближе, чтобы улавливать слова адресованные мне, но направленные в сторону. После одного из таких поворотов расслышать конец мне не удалось, что ответить я не знал, поэтому повисла тишина. Она вновь повернула голову ко мне. После одного бокала в глазах у нее наряду с огоньками от живой мерцающей улицы, появился ее собственный легкий блеск. Она склонила голову на бок с легкой улыбкой и внимательно посмотрела мне в глаза. Меня же от такого обычного легкого проявления расположения, бросило на грань ужаса. В голове пронеслась ситуация во дворе и сразу же ее последствия, я как-то неестественно дернулся и ошарашено начал искать глазами официанта. Мы заказали еще по бокалу, время прошло и теперь уже можно было пить вино чистым.