Страница 42 из 43
— Я знаю.
Он не хотел спрашивать, чувствовал, что неправильно спрашивать об этом, ведь Лейлис так и не призналась, что на самом деле произошло с ней в лесу… Но и не мог не спросить.
— Она… ушла?
Ресницы леди Эстергар дрогнули. Она поняла, о ком он говорит. Конечно, он знал о Гвейнхавирре… Неизвестный, он ведь жил с ней все эти месяцы! И, конечно, должен был догадаться, что Лейлис встречалась с ней — возможно, даже говорила, с мертвой — а не просто навещала могилку своего несчастного нерожденного ребенка.
Леди Эстергар прислушалась к себе, своим мыслям, чувствам, желаниям, воспоминаниям… Воспоминания Гвейн все еще были с ней, но больше не терзали, не могли принести ни боли, ни сладости — словно отдаленный сон или прочитанная когда-то давно история.
— Да, — Лейлис светло и ободряюще улыбнулась. — Она ушла и больше не потревожит нас.
«Мы не потревожим друг друга, — поправила себя мысленно. — Я надеюсь на это».
***
Прощание с южанами не было долгим. Лейлис и так провела с сестрой весь последний день, неотлучно. Рейвин в это время улаживал дела с мужчинами. Хостбин жаловался на отсутствие денег, в этот раз, похоже, не прибедняясь. Попытка выкупить из плена наследника, окончившаяся ничем, тяжело сказалась на благосостоянии и без того небогатого южного дома. Но Рейвину понравилось, что несмотря на это, Хостбин приехал к нему с подобающим подарком — несколькими бочонками хорошего южного вина. Поэтому отдарился Эстергар щедрее, чем было необходимо, не забыв и про дары для рыцаря Ойвана — в качестве компенсации за разбитое лицо. Рейвин был очень благодарен южанину за то, что тот молча принял его невысказанные извинения. Если бы потребовал поединка с Асмундом, сотнику пришлось бы его убить, и тогда Рейвин бы чувствовал себя еще более виноватым перед леди Розамундой и своей женой. К счастью, все кончилось благополучно во всех отношениях, и южане наконец покидали Эстергхалл.
Лорд и леди Эстергар проводили гостей до ворот, но пройти дальше, на стоянку, Рейвин жене не разрешил, предложив вместо этого подняться на крепостную стену, чтобы видеть последние сборы и отъезд южан.
— Я безмерно ценю и уважаю ваших родичей, миледи, — чопорно произнес лорд Эстергар. — Но также не могу скрыть своего облечения. Леди Розамунда бывает… весьма несдержанна.
За прошедшую неделю Рейвин физически успел физически устать от присутствия сестры своей жены. И дело было не только в том, насколько шумна и бесцеремонна бывала леди Розамунда. Теперь, когда Лейлис вернулась и ее разум и душа очистились, Рейвину неприятно было вспоминать те мысли, что посещали его при взгляде на леди Розамунду — и то, как в полутьме дверного проема он на секунду принял ее за Лейлис, и то, как позже, разозлившись из-за ее дерзости, он хотел взять ее силой…
— Роза — самая старшая из нас, — отозвалась Лейлис. — Ей было семнадцать, когда мы осиротели. Почти взрослая женщина, как нам всем тогда казалось. Чуть старше, чем я сейчас. Она всегда старалась позаботиться о всех, защищала меня от тетушки и от Шенни… Я буду очень скучать. Надеюсь, все будет хорошо в дороге.
— Непременно будет хорошо, — поспешил успокоить Эстергар. Фургон, запряженный снежной лошадью, споро двинулся по ледяному тракту на юг и вскоре скрылся за черными деревьями.
Заметив, что Лейлис зябко поежилась и попыталась плотнее запахнуть плащ, Рейвин предложил ей вернуться в замок. Она ведь и так чудом не простудилась, проведя полночи в лесу, и Рейвин не хотел снова искушать судьбу. Он взял жену под локоть, стараясь не беспокоить поврежденное правое запястье, и одновременно придержал за талию на спуске. «Неизвестный, как же она тонка и худа… если бы не весь этот бархат, ее сдуло бы со стены ветром».
Во время беременности Лейлис начала было полнеть и округляться, как положено всем женщинам на сносях, но теперь, после болезни и всех испытаний, вновь напоминала сложением скорее незрелую девицу-подростка, нежели молодую замужнюю женщину.
«Ребенок. Нам скорее нужно зачать наследника, только это заставит позабыться весь этот кошмар. Живой и здоровый ребенок, хорошо бы, если сын». Лекарь, в очередной раз осмотрев леди Эстергар, заключил, что она здорова и вполне способна снова понести. Но за неделю, прошедшую с той ночи, когда Лейлис вернулась из леса, Рейвин ни разу не брал ее, как жену. Хотя они спали рядом, и не было ни телесного холода, ни мужского бессилия, но все же что-то было не так.
Леди Эстергар, конечно, тоже чувствовала это, но то ли из деликатности, то ли из соображений пристойности, не показывала признаков смущения или недовольства. Ложась в постель, лорд не мог отделаться от мысли, что унижает свою жену, отказывая ей в удовольствии, которого заслуживает замужняя женщина. Он слишком долго принуждал себя отказываться от близости с женой — с той самой ночи, когда понял, что в действительности это не его жена, а лишь нечто, притворяющееся ею. Теперь Другая женщина ушла, но не так просто было вернуться к обычной жизни.
Рейвин решил, что поговорит с Лейлис, когда придет письмо от южан, в подтверждение, что они благополучно миновали Брейнденский лес. Потому что если не миновали — то и со своей затеей лорду Эстергару пришлось бы повременить…
Наконец, через четыре дня, письмо было получено и все выдохнули с облечением. Для Рейвина это было символическим окончанием всей этой истории, заключительным знаком перед началом новой главы. Кошмар прекратился, обитатели замка успокоились, южане уехали и Север их отпустил — все было хорошо.
— Я хотел предложить тебе съездить в одно место… Я давно собирался показать тебе его, но это нужно делать непременно зимой или ранней весной. Поэтому раньше не было возможности.
— Мне заняться сборами?
— Нет, я сам всем займусь. Мы поедем только вдвоем, завтра утром, и вернемся тем же днем. И… дорога до того места не требует пересекать лес.
* * *
Лейлис давно не была за пределами замка, если не считать прогулок по лесу, о которых ей теперь не хотелось вспоминать. Поездка в Фэренгхолд год назад — хотя казалось, что целую вечность назад — была последним и единственным разом, когда супруги Эстергар ездили куда-то вместе. Поэтому в этот раз Лейлис даже не спросила мужа, куда он сбирается везти ее. Это было неважно; главное — что из-под этих стен и тяжелых каменных сводов.