Страница 24 из 43
Однако вернувшись в замок, Рейвин обнаружил, что зря волновался. Все было подготовлено лучше, чем он мог надеяться, с большим почтением к его родным традициям. Стены и пол в великом чертоге были вычищены от пыли и копоти, длинные лавки застелены бархатом с бахромой, серебряная посуда блестела. Хоть Лейлис мало смыслила в готовке, она добросовестно провела на кухне несколько дней, следя за работой поваров и кухарок. И, следовало признать, результат ее трудов был весьма впечатляющим — помнится, прошлую годовщину их с Рейвином свадьбы праздновали скромнее, хотя знатных гостей тогда было больше.
— Начнем в полдень, закончим в полночь, как водится, — объявила леди Эстергар. — На завтрак не ешьте ничего, кроме бульона из одной луковицы, иначе в чем удовольствие от пира?
— Надеюсь, вы, миледи, не собираетесь задерживаться до полуночи за столом с мужчинами? — холодно напомнил Рейвин. — Сами знаете, после заката разговоры становятся вольными.
— Я хозяйка или нет? — насупилась Лейлис. — Когда у нас будут дочери, выгоняй их сколько хочешь! Но я останусь следить за всем, пока наш гость не отправится спать или не свалится под стол.
В другой раз Рейвин бы непременно напомнил ей о приличиях и о том, что ее положение хозяйки замка прямо следует из того обстоятельства, что хозяин — он, но теперь решил не начинать ссору. «Она все еще нездорова, — напомнил он себе. — Лишь бы не начала кричать при мужчинах». Это нужно было как-то прекращать, уже все обитатели замка, не только челядь, но и друзья лорда, сир Орсилл и его жена — все, кто часто видел леди Эстергар — замечали, что с ней произошли перемены.
Раньше, случалось, хозяйка привередничала, ей не нравились какие-то мелочи просто потому, что у нее дома, на Юге, было заведено по-другому, иногда она жаловалась, иногда просто отказывалась есть или носить то, что было ей не по нраву, но ее недовольство обыкновенно ни на что влияло. Теперь она злилась, когда что-то, как ей казалось, было сделано или устроено скверно — кубки с подкисшей дратхой летели в стену, а плохо вычищенные башмаки — в лицо первой подвернувшейся служанке. Хотя, стоило отдать должное, лорд начал реже слышать девичью болтовню, и чаще видеть слуг за работой.
Вечером накануне пира, когда Лейлис уже спала, лорд спустился в купальню, чтобы привести себя в порядок перед праздником. Последние месяцы он носил недлинную бороду, главным образом потому, что борода позволяла ему казаться старше, чем на самом деле, но теперь решил побриться, вспомнив, что жене нравится, когда у него гладкое лицо. На самом деле, он надеялся, что эта небольшая уступка будет приятна Лейлис и в конце концов сподвигнет ее к примирению. Но вышло, разумеется, совсем иначе.
Утром, едва разглядев в полутьме лицо супруга, Лейлис вдруг отчего-то испугалась, даже вскрикнула, очевидно, не сразу узнав его. С опаской приблизившись, она недоверчиво провела ладонью по его щеке и подбородку, как-то незнакомо нахмурилась и спросила в совершенном недоумении:
— Что это с твоим лицом?
— Я побрился, как вы всегда советовали, — ответил Рейвин. — Кажется, раньше вы говорили, что вам это нравится.
— Я говорила? — растеряно переспросила леди Эстергар. — Как я могла такое сказать? Твое лицо… — она неожиданно захихикала, тоже незнакомо, по-новому, — совсем голое, как у женщины или ребенка!
— Если вам не нравится, я могу снова отпустить бороду, — успокоил ее Рейвин.
— Я не говорила, что не нравится, — возразила она, не спеша убирать руку от его лица. — Просто это очень странно… для мужчины на Севере.
Она много стала говорить о Севере и его традициях последнее время — это сложно было не заметить. Часто, конечно, путала что-нибудь; вероятно, оттого, что читала слишком старые книги в замковой библиотеке — все же нравы и обычаи хоть и медленно но менялись, даже льды меняются за сотни лет — но все же успехи леди Эстергар в этом деле заслуживали уважения. И все-таки разительные перемены в характере жены не внушали ничего, кроме опасений. Как выяснилось позже, не зря.
* * *
Крик он услышал еще на лестнице. За ним — звук чего-то тяжелого, брошенного в стену. Взбегая по ступеням и минуя альков, лорд уже знал, что увидит; Лейлис только сказала, что будет переодеваться к пиру, а каждое ее переодевание в последние дни не обходилось без сложностей.
Когда Эстергар вошел в свои покои, Лейлис стояла возле стола, еще и растрепанная и в нижнем платье, и пыталась за волосы вытащить из-под стола свою служанку.
— Миледи, что тут происходит? — строго спросил лорд.
— Она украла мои серьги с изумрудами! — с остервенением выкрикнула Лейлис. Пустая шкатулка валялась на полу возле камина — очевидно, именно ее Лейлис в ярости запустила в стену, а ее содержимое в беспорядке валялось по всей комнате.
— Я не крала! — послышался писк из-под столешницы.
Рейвин тяжело вздохнул.
— Я не припоминаю ваших изумрудных серег. Неужели я мог подарить их вам и забыть?
— О, конечно, это был не ты! — воскликнула леди Эстергар, и не думая успокаиваться. — Разве ты когда-то мог подарить мне что-то? Они достались мне от матери!
Лорд Рейвин хорошо помнил, с каким приданым южанка приехала в его замок, и сильно сомневался, что среди привезенных ею из дома ценностей было что-то дороже пары молитвенных статуэток и стеклянных бус.
— Вы несправедливы, миледи, я часто дарил вам подарки, — сдержанно возразил лорд. Он подошел к столу, поворошил рассыпанные женские безделушки — булавки, россыпь разноцветных эмалевых пуговиц с застежками, перепутанные нитки бус и сеточки для волос, броши и фибулы — все эти украшения были ему хорошо знакомы; их Лейлис носила каждый день и держала в резной шкатулке, которую даже не запирала. Драгоценности для торжественных случаев хранились в сокровищнице и все были тщательно переписаны.
«Как это не вовремя», — с тоской подумал он. Уже пора было спускаться в пиршественный зал.
— Миледи, мы обязательно выясним, куда пропали ваши серьги, — примирительно пообещал лорд. — Но чтобы не омрачать праздник, к которому вы так готовились, быть может, сейчас лучше надеть другие? Золотые с гранатами подойдут к тому платью, которое вы собираетесь надеть, верно? Я сейчас прикажу, чтобы их принесли вам.