Рудиарий

– Стоит поискать на кухне, – усмехнулся Камилл. – Даже могу подсказать где. Там, за плитой, тайник в стене.

– И все-то ты знаешь! – Рысь удивленно покачал головою и махнул рукой. – Ну, пошли, взглянем… Кстати, о трупах надо будет сообщить страже.

– Они нас же и схватят!

– Не смогут. Не сами же мы к ним явимся – пошлем с запиской мальчишку-разносчика.

В тайнике Зарпигоны оказались одни папирусы, что явно разочаровало Камилла, видимо, надеявшегося найти старухину долю золота. Что же до Юния, то, сунув свитки в заплечную суму, чтобы разобраться на досуге, он неожиданно предложил всем прогуляться до Соляной улицы.

– А, ты, верно, хочешь, порасспросить там про старика! – засмеялся Камилл. – Что ж, пойдем прогуляемся. Лация, ты с нами?

– Конечно, – кивнула девушка. – Неужто вы хотите оставить меня одну с мертвецами? Брр!

Чтобы добраться до Соляной улицы, пришлось бы изрядно попетлять, однако Камилл знал короткий путь через акведук и Саллюстиевы сады – так и двинулись, опасливо обходя кучки вооруженного чем попало сброда, во множестве толпящегося на улицах и площадях. Да, в воздухе явно пахло бунтом: слышно было, как собравшееся ругали цезаря, а еще больше – его матушку Юлию Маммею и призывали немедленно идти на Палатин крушить императорский дворец.

– Там немало богатства, награбленного у нас, у простого народа! – взобравшись на ступени одного из портиков, орал какой-то парень в коричневом греческом гиматии. – Так вернем же награбленное себе и выберем нового императора!

Окружающие одобрительно загалдели.

– Войска и гвардия поддержат нас, – нагнетал страсти оратор. – Вперед же, на Палатин!

Было темно – над городом собрались синие тучи, вот-вот должна была разразиться гроза. Все ждали этого, подозрительно посматривая на небо, и все же первый раскат грома прозвучал неожиданно громко, так что многие вздрогнули, а некоторые побежали под прикрытие портиков.

– На Палатин! – перекрикивая гром, надрывался парень.

Юний вдруг резко остановился и, оглянувшись, удивленно присвистнул. В пламенном ораторе он неожиданно узнал Сильвестра – плосколицего слугу Кассиев, оставленного не так давно на дальней вилле. Наверняка Сильвестр имел отношение к спрятанному золоту, так счастливо найденному Капулием, и вернулся в Рим, чтоб отыскать сокровища, а не только мутить воду на площадях, возбуждая и без того склонную к эксцессам толпу.

Интересная судьба у этого Сильвестра: домашний раб Кассиев, тайный сектант, вилик и вот сейчас государственный преступник. Или – государственный деятель, если дело у мятежников выгорит. А так ведь вполне могло случиться, особенно если против императора выступят преторианцы, – бывали случаи. И что же тогда делать ему, Юнию? Да ничего – в крайнем случае можно вернуться в казармы, тренером-рудиарием. Не самое плохое местечко, вот только уж больно позорное, с точки зрения римских граждан. А может, Сильвестр уже отыскал следы похищенного сокровища и убийство в доходном доме Флудана – его рук дело? Очень может быть, ведь золота в тайнике Зарпигоны не было!

– Вот что, ребята, – обернулся к своим спутникам Юний, – идите на Соляную без меня. Встретимся завтра в три часа у… хотя бы у амфитеатра Флавиев. Надеюсь, вам хоть что-нибудь удастся вызнать.

– Может быть, – Камилл пожал плечами. – А чего это ты вдруг решил не…

– Взгляни на оратора.

– Куда? – Посмотрев на портик, парень вдруг резко замолк и удивленно округлил глаза. – Ничего себе! Это ж тот самый вилик, клянусь Юпитером! О, боги! Может, он вернулся затем, чтобы…

– Я тоже так думаю. Послежу. Ну а вы идите.

– Удачи! – уходя, обернулся Камилл, а Лация помахала Рыси рукой.

– И вам! – Юноша поспешно отвернулся, стараясь не выпустить из виду уже спускавшегося со ступеней портика Сильвестра.

На улице вилика тотчас же окружили гомонящие люди, и Юнию стоило немалых трудов подобраться к нему поближе. Вряд ли Сильвестр так уж хорошо запомнил его, тем не менее Юний старался не попасться ему на глаза и, едва плосколицый оборачивался, тут же пригибался, стараясь не выделяться из толпы.

Гром гремел над Римом, блистали ярко-синие молнии, казавшиеся предвестниками божественного гнева. Частые сполохи выхватывали из полутьмы колонны и портики храма Изиды и Сераписа, построенного в период моды на иностранных богов, мощные башни городских стен и преторианский лагерь, где наблюдалось какое-то движение. Мятежники не раз уже поглядывали туда со смешанным чувством опасения и надежды. Им, по крайней мере большинству, тоже было ясно: исход бунта в очень большой степени зависит от поддержки гвардии.

Вообще было пока как-то не очень понятно, кого именно мятежники хотят видеть новым цезарем. Имен не называлось – быть может, их назовут преторианцы, выкрикнув одного из своих командиров?

Ага, вот они! Со стороны преторианского лагеря послышалась тяжелая поступь – то выступали гвардейские когорты, используя свое право решать судьбу Рима. Освещаемые вспышками молний кварталы Вечного города, казалось, притихли, замерев в надежде и страхе. А воины приближались, они достигли уже широко распахнутых Виминальских ворот в старой стене Сервия Туллия и вот-вот должны были подойти к мятежникам, которые как раз поднялись на Виминал. Снова вспыхнула молния, и гром прокатился над холмами. Кое-кто из бунтовщиков не выдержал и побежал, стараясь найти убежище на Квиринале и дальше, в Саллюстиевых садах, но основная масса народа, ведомая вожаками, в числе которых по-прежнему маячил и Сильвестр, с тупым упрямством двигалась в сторону Палатина, к императорскому дворцу. Столпившиеся по обеим сторонам улицы дома с недобрым прищуром смотрели на восставших узкими бойницами окон.

Пошел дождь – хлынул всесокрушающим ливнем, так что Юний, как и все в толпе, тут же промок до нитки. Впрочем, дождь не остудил энтузиазма мятежников: они все шли, шли, упрямо и тупо. Возникало такое впечатление, что им уже все равно, куда направляться, лишь бы идти вот так вот, со все возрастающей яростью и нахальством ощущая свою подспудную мощь.

Впереди, под акведуком, напротив Санквальских ворот, защищавших императорский форум и центр, сквозь серую пелену дождя вдруг проглянула четкая линия сдвинутых щитов, синих, окованных сияющей медью и злой холодной бронзой.

– Наши… – несмело произнес кто-то.

Однако нет: вместо того чтобы присоединиться к мятежникам, воины встретили толпу зловещим молчанием. Качнувшись, опустились копья.

Вспышка молнии осветила колеблющийся штандарт.

– «Галлиа», – прочитал Рысь.

– Галльские легионы, – с ужасом прошелестело в толпе.

И напрасно вожаки увещевали людей идти напролом – мало кому хотелось подставлять свою грудь копьям. Толпа остановилась, замерла в ожидании… Позади, с Виминала, послышались тяжелые, быстро приближающиеся шаги – то была поступь преторианских когорт.

– Пусть они сразятся друг с другом, – вдруг истошно закричал кто-то. – Ну, а уж мы – потом как-нибудь.

Вот, покачивая над блестящими шлемами мокрыми султанами перьев, показались первые ряды преторианцев. Воины шли четко, печатая шаг, как на параде. Лишь колыхались щиты да узкими ручейками стекала вода с доспехов.

Кто-то из толпы этак несмело приветственно замахал руками. Не замедлив шага, преторианцы вдруг опустили короткие копья и, ощетинившись ими, молча пошли на бунтовщиков.

Жуткий животный ужас, усугубленный неистовым буйством грозы, вдруг объял мятежников, ясно, но запоздало осознавших, что сейчас они окажутся между молотом и наковальней. Да что там «окажутся» – уже оказались! Ни у кого уже не осталось сомнений, что легионеры и преторианцы действовали по единому плану – одни прикрыли ворота, другие перерезали путь назад. Ловушка захлопнулось. Юний тоже осознал, куда ввязался, и первым его побуждением было бежать. Куда угодно, лишь бы избавиться наконец от этого липкого, нахлынувшего вдруг страха, страха обреченности перед механистическим шагом преторианских когорт. Ясно было, что пощады не будет. Осознал это не только Юний, но и уже многие, слишком многие, чтобы их поспешное бегство оказалось бы незаметным. Да и куда бежать? Все пути были перекрыты. Часть бунтовщиков хлынула в узкие переулки, но и там их ждали воины. А первые ряды преторианских когорт наконец достигли восставших.