Рудиарий

– Вот он, сообщник Гарипа! Я видел их вместе, ви-и-дел… – Старик неожиданно бросился на Юния, и тот остановил его коротким ударом.

– Э, да ты и вправду против него, – решили дюжие парни и дружно поперли на Рысь. – Мы тебя не знаем, парень. Ты нам не нравишься!

Угрюмые рожи их, не отягощенные и маленькой толикой того, что в приличном обществе принято именовать интеллектом, маячили все ближе и ближе. Мускулы у парней оказались весьма приличными, а в руке одного из них – того, что слева, – вдруг блеснул нож.

Рысь оглянулся – выход был отрезан сгустившейся вокруг толпой завсегдатаев, почти не отличавшихся от нападавших. Юноша усмехнулся: что ж, драка так драка. Как учил отец? Если на тебя идут двое здоровяков – притворись змейкой или ужом, маленьким и юрким, – проскользни так, чтоб тебя не заметили, а уж потом…

Ну, до «потом» еще было рано. Пока же, прикрыв глаза, Рысь представил, как его позвоночник становится гибким, таким гибким, что можно запросто свернуться в клубок, а кожа делается скользкой, такой, что ничего не стоит просочиться сквозь пальцы…

У всех сложилось впечатление, что у стоявшего только что перед столом голубоглазого, никому здесь не знакомого парня вдруг резко выдернули позвоночник, настолько резко он опал – именно опал! – на залитый вином пол. Ни парни, ни зрители еще и понять ничего не успели, как Рысь проскользнул у них между ног и…

…и обратился в медведя! Не в того смешного бурого мишку, добродушного косолапого увальня, в которого играют дети, а в истинного медведя – сильного, стремительного, хитрого и страшного в своей ярости зверя… Подняв руки, словно медведь встал на дыбы, Рысь представил, будто из пальцев выросли когти, и резко опустил их на шею того парня, в руке которого поблескивал нож.

Не издав ни звука, парень повалился наземь… Он еще не успел упасть, как туда же полетел и второй. Все произошло настолько быстро, что никто ничего и не понял. Люди удивленно оглядывались. Вот, казалось бы, только что у дверей стоял городской франт, которого, несомненно, следовало хорошенько проучить, чтоб не совался куда не надо, – и вдруг нет его! Исчез, провалился, а Валерьян с Авлом – лучшие бойцы-забияки – ни с того ни с сего оказались на полу.

А незнакомец тем временем, подняв с полу выроненный Валерьяном нож, с нехорошей ухмылкой направился к выходу.

– Я бы, конечно, воспользовался вашим гостеприимством, – серьезно произнес он, – но не имею времени.

В голубых, нездешних глазах его виднелась некая отрешенность, присущая, говорят, диким зверям или обреченным на смерть гладиаторам. Никто не осмелился задержать его, даже Сергий Кота, что, на спор метая ножи, не глядя попадал в тонкую оливковую веточку. Даже он не рискнул, настолько зла и опасна казалась исходящая от незнакомца сила.

– Убивать таких надо, – когда незнакомец вышел, с убежденностью произнес Ирипаг, и все с ним согласились.

– А Гарип? Гарип где? – оглядываясь, вдруг закричал кто-то. – Сбежал, гад, сбежал! А ну ловите же его, ловите…

Ловите… Куда там – шулера давно уже и след простыл. Какой же дурак станет дожидаться расправы, если есть возможность уйти?

Быстро удаляясь от негостеприимной таверны, Рысь шел по пристани, косясь на распахнутые двери лупанариев, из которых, завлекая гостей, выглядывали молодые крашеные девки в прозрачным туниках, а то и вовсе без оных.

– Они вызвали стражников, – нагоняя, кто-то прошептал в ухо. – Боюсь, и ты не сможешь справиться с двумя десятками.

Не сбавляя шаг, юноша обернулся.

– А, это ты, шулер. Сбежал-таки?

– Что ж мне, смерти своей дожидаться? – резонно отозвался бородач. – Меня зовут Гарип.

– Юний, – представился Рысь.

В конце концов, какая разница, от кого узнать о постоялом дворе Анаксимандра? Можно и от шулера. По крайней мере, в данной ситуации у него нет никакой корысти в обмане.

– Постоялый двор вольноотпущенника Анаксимандра? – старательно наморщив лоб, переспросил Гарип. Несмотря на окладистую бороду, ему вряд ли было больше двадцати пяти.

Рысь усмехнулся – уж слишком много важности напускал на себя его новый знакомый.

– Только не говори, что не знаешь.

– Почему? Знаю. Только вот соображаю, как лучше пройти. Кажется, ты возбудил к себе нешуточный интерес.

– И что с того? – хмуро пожал плечами юноша.

– Здешняя стража… – Гарип махнул рукой. – Лучше с ней не встречаться.

Юний не выдержал и расхохотался:

– Это тебе с ней лучше не встречаться, но не мне, добропорядочному и законопослушному человеку.

– Законопослушные не перекрашивают волосы, – неожиданно усмехнулся шулер. – И в столь жаркий день не носят пенулы с капюшоном.

– Ты наблюдателен, – нехорошо ухмыльнулся Рысь. – Только, я смотрю, твоя наблюдательность не очень-то хорошо тебе помогает.

– А, ты про таверну. – Гарип ухмыльнулся. – Ошибочка вышла, ну да ведь не зря говорится: человеку свойственно ошибаться.

– Да ты, я вижу, философ.

– Не чужд, не чужд… Стоп. Пришли. Вон он, твой постоялый двор, – шулер показал на обшарпанное трехэтажное здание с местами облупившейся штукатуркой.

– Кажется, его владелец едва сводит концы с концами…

– Э, не суди о вещах по виду, – неожиданно засмеялся Гарип. – Анаксимандр – чрезвычайно хитрый грек и весьма не бедный. Что стоим? Пошли, я там заодно и перекушу, а то с самого утра кишки сводит.

– Не боишься, что сюда нагрянут твои приятели? – подходя к распахнутым воротам, язвительно осведомился Юний.

Шулер лишь засмеялся в ответ, пояснив, что портовая шелупонь, собирающаяся в таверне старика Ирипага, никогда не пойдет к Анаксимандру, Греку, как тут его называли. И, соответственно, наоборот.

– Только такие истинно свободные люди, как я, гуляют повсюду, – с пафосом произнес он и вдруг замер, едва не споткнувшись о валяющуюся во дворе амфору. – Однако нечистые тут дела, клянусь Бахусом.

Юний и без его клятв видел, что дела нечисты. Весь первый этаж постоялого двора, представляющий собой харчевню, был не то чтобы разворочен, но изрядно попорчен, будто в нем погуляло стадо разъяренных слонов. Посуда была перебита, столы опрокинуты, по полу растеклись винные лужи. И вокруг – никого! Ни единой живой души.

– Однако! – Гарип нагнулся и, опустив в лужу указательный палец, без всякой брезгливости облизал его. – Фалернское вино! – причмокнул губами шулер. – Да-а, не из дешевых. И уже почти высохло… Значит, это все произошло ночью или ранним утром.

Не слушая его, Рысь вихрем взлетел на второй этаж, осмотрел пустые комнаты. Та же картина ждала его и на третьем. Где же, интересно, все? Сам хозяин, его постояльцы, слуги?

– Такое впечатление, что старик либо совсем не платил налоги, либо платил, но мало, – со знанием дела тихо произнес Гарип. – Или – не тому.

– Как это – не тому? – не понял юноша. – Разве не сборщикам налогов нужно их платить?

– Не только им, но и многим другим. Квестору – чтоб не слишком завышал налоги, эдилу – чтоб закрывал глаза на возможные драки, цензору – чтоб разрешил игры, помощнику чрезвычайного префекта по пожарам – чтоб не привязывался к светильникам на деревянных балках, стражникам – на всякий случай, да мало ли в Риме чиновников? И все хотят кушать. А работает, между прочим, кто угодно, только не римские граждане, те только жрать умеют.

– Совершенно с тобой согласен, – от души кивнул Рысь. – Однако мне тут нужно бы кое-кого разыскать.

– Да и у меня были делишки со старым Греком… Кто это его так, интересно?

– Тсс! – Рысь вдруг приложил палец к губам и прислушался. – Кажется, плачет кто-то.

Гарип тоже напряг слух.

– И в самом деле… Кажется, это где-то в амбаре. Идем, глянем?

– Идем.

Они прошли по захламленному двору к амбару, дверь которого была основательно приперта обрезком балки. Шулер оказался прав: именно оттуда и доносился плач. Рысь ногой отпихнул балку.