Секутор

Рядом, приветствуя подкрепление, замахали руками и радостно засмеялись. Только вот Рысь не радовался, ему стало вдруг совсем не до смеха. Впереди манипулы пешком, как и их солдаты, шли трое – два центуриона в сверкающих шлемах. А рядом с ними, верхом на белом коне – всадник, тучный, упитанный, с непокрытой головой. Редкие, но тщательно завитые кудри его смешно покачивались, красное лицо изображало значительность и важность. Глаза внимательно смотрели на лагерь. Рысь поспешно спрятался за спины – он узнал всадника. То был дуумвир Ротомагуса Децим Памфилий Руф.

Открыли ворота, и сам центурион лично вышел встречать гостей. Приветственные крики гремели повсюду. Многие из центурии имели среди «жаворонков» хороших знакомых, тут же все разбрелись по лагерю, запалили костры. Начальство этому не препятствовало, понимало – людям нужно прийти в себя после ночной битвы.

Рысь, уж конечно, постарался держаться от новоприбывших подальше. Забрался было в палатку, однако вновь устроили построение. Все триста человек – центурия Теренция Капитона и манипул «жаворонков» – на лагерном форуме не помещались и встали на лугу, чтобы внимать вдохновенной речи Памфилия Руфа, столь же прочувствованной, сколь и косноязычной.

– Боевые товарищи! – почесывая живот, громко говорил Памфилий. – Друзья! Мы рады, что будем сражаться вместе с вами, как и вы рады, что будете сражаться с нами… То есть не с нами, конечно, а вместе с нами.

Поговорив еще немного о помощи богов и коварстве мятежников, совершивших столь наглую ночную вылазку, дуумвир, оглянувшись на своих центурионов и напомнив про данные наместником полномочия, тут же призвал к карательному набегу на ближайшую деревню, которую он полагал важным центром повстанцев.

– Видимо, придется и нам идти с ними, – покосившись на «жаворонков», тихо произнес Луций.

– Но ведь Адалуй – мирная деревня, – осторожно заметил стоявший позади Рысь. – И я думаю, деревенские никогда бы не осмелились на нас напасть – на свою же голову. Нет, вряд ли это они.

– А никто так и не думает. – Луций обернулся и насмешливо скривил губы. – Все всё понимают ничуть не хуже тебя. Просто опоздавшим к битве «жаворонкам» тоже нужна слава, а нашим важна возможность мести. Несчастная деревня. Честно говоря, мне ее жаль.

Между тем воодушевленные пламенной речью дуумвира легионеры с громкими криками строились в боевые порядки. Впереди за ручьем мирно поднимались к небу утренние дымки галльских хижин. На лугу у кленовой рощицы паслись коровы, слышно было, как в деревенской кузнице ударили по наковальне.

– Вперед! – взгромоздившись на лошадь, махнул рукой Памфилий, и послушные его воле войска, разделившись, быстро направились к обреченной деревне.

Центурия Теренция Капитона обходила селение вдоль ручья, слева; в центре и справа грохотали доспехами две центурии «жаворонков»-алаудов.

Когда подошли ближе к деревне, зашагали как на параде – так что, казалось, затряслась земля.

Увидев незнакомых воинов, выскакивали из хижин полуодетые жители в браках и звериных шкурах – как видно, римское влияние не слишком-то затронуло этих людей. Кое-кто, сообразив, бросился было к ручью – там беглецов встретила развернувшаяся центурия Капитона. Все еще испытывая гнев из-за подлой ночной вылазки врага, легионеры не знали пощады – бегущие из селения люди были тут же проткнуты ланцами, а центурия даже не замедлила шага. В деревне заиграл рог, призывая всех к обороне… Бедные беспечные галлы! Полтора десятка мужчин с рогатинами и луками – видимо, охотники – попытались организовать хоть какое-то сопротивление, даже умудрились затеять стычку. Они сражались яростно, все – старики, женщины, дети, не говоря уже о мужчинах. Солдаты Памфилия, поначалу рассматривавшие рейд как развлечение, потеряли с десяток человек и обозлились, после чего навалились на несчастных галлов всей своей массой. Окружив небольшие группы защитников, они быстро перебили всех мужчин, а потом началась потеха: убрав окровавленные мечи в ножны, легионеры принялись ловить женщин и девушек, тащить их в хижины. Командиры, созвав совет, приняли решение не брать пленных, что, на взгляд Рыси, было достаточно странно, учитывая меркантильность дуумвира Ротомагуса. Почему именно он привел алаудов? Наверное, по решению городского совета. Или даже по решению наместника всей Лугдунской Галлии! Если так, высоко взлетит Памфилий. Человек, проявивший в нужную минуту жесткость и решительность, с легкой руки наместника может пойти далеко, очень далеко. На то, как видно, и рассчитывает сейчас дуумвир, и не жестокостью вовсе вызван его жуткий приказ никого не щадить, а тонким и хитрым расчетом. Слухи о его решительности в подавлении мятежа наверняка очень скоро достигнут ушей наместника, а то и сенаторов в далеком Риме. И кому какое дело будет до того, что ведомые Памфилием Руфом алауды расправились-то вовсе не с мятежниками, а с мирными жителями? Мертвецы никому уже не расскажут, по крайней мере на этом свете. Значит, не пощадят никого. Так и велел сейчас дуумвир, лично бросая зажженный факел на соломенную крышу деревенской хижины.

У Рыси, как командира вспомогательного отряда, была во всем этом бесчинстве своя задача – следить, чтобы никто из секвонов не убежал. Для того и были расставлены по кустам вокруг деревни часть гладиаторов-новичков.

Подожженное в разных местах, запылало селение, черные дымы поднялись в высокое голубое небо. И, словно в насмешку, денек-то какой сегодня выдался славный! Светлый, прозрачный, теплый, с безоблачным, чистым небом и желтым, уже совсем по-летнему жарким солнцем. Наверное, кто-то из деревенских, просыпаясь утром, искренне радовался предстоявшему дню, благодарил богов, не зная еще, что этот теплый весенний день станет для него последним.

От огня пылавших кругом хижин стало жарко, да и солнце уже припекало почти как летом. В поисках добычи и уцелевших женщин легионеры громили амбары. Хоть и немного чего нашлось в деревне, – откуда здесь взяться большому богатству? – а, тем не менее, воины были рады и малому: нескольким серебряным монетам, случайно обнаруженным в глиняном горшке, узорчатому кувшину, скоту, наконец, – кое-кто уже с радостным воплем свежевал овец. В их числе Рысь заметил Автебиуса с окровавленными по локоть руками.

– А твой приятель-гладиатор не промах, – подойдя, с усмешкой произнес Луций.

Меч его так и находился в ножнах, на левой щеке кровавился подсохший шрам, полученный в ночной схватке.

– Он мне не приятель, – глухо отозвался Рысь.

– Кажется, меня теперь совсем перестанут любить девушки, – скривившись, посетовал воин. – Хотя, может быть, и наоборот… Пойдем к ручью сполоснемся. Или ты предпочитаешь оставаться здесь?

Рысь развел руками:

– Насчет ручья – хорошая идея, ужас как хочется пить!

Тропинка к ручью шла лугом – зеленым, с веселыми желтыми одуванчиками, средь которых тут и там валялись окровавленные девичьи тела, многие с отрубленными конечностями и головами. Рысь передернулся, стараясь на них не смотреть.

– Что отворачиваешься? – усмехнулся Луций. – Ты же гладиатор и давно привык к крови.

– Как и ты, – тихо заметил Ант. – Хотя, я вижу, тебе не очень нравится то, что здесь происходит.

– Верно, не нравится! – с какой-то яростью вдруг воскликнул легионер. – Но кого это интересует? Я воин. Сказано убивать – буду убивать, убивать во имя римского народа, как и ты, гладиатор, убивал своих друзей на арене цирка.

Рысь молча свернул к ручью, чтобы пройти напрямик, сквозь желтоватые заросли дрока. Оглянулся: Луций так и продолжал идти по тропинке, погрузившись в свои мысли. Солнце ощутимо напекло спину под кожаным панцирем – да, неплохо будет вымыться сейчас в ручье, окатиться холодной водицей, смывая пот и кровь. Рысь подошел к кустам и замер, почувствовав на себе чей-то взгляд. Рука гладиатора словно сама собой легла на рукоятку меча, ноги приняли устойчивую боевую позицию. Позвать Луция? Пустое! Вряд ли кто из галлов справится с цирковым бойцом. Бесшумно вытащив меч, юноша нырнул в кусты…