Знат

Я нащупала в кармане подарок. Речная галька превратилась в фигурный камешек. Я очень хотела достать, посмотреть, но что-то меня остановило. Почувствовало, что существу нельзя знать об этом подарке.

Мы бежали к мосту, оскальзываясь на подтаявшем снеге. Сзади шаркало оно.

Как и говорил Знат, мост пропустил нас всех, но мы еле успели спрятаться от гвардейцев, которые дежурили с этой стороны.

Район был полностью заполнен людьми в форме.

– Что значит это дерево? – тихо спросила я Зната.

– Перевёрнутый дуб. Желание унизить самый главный символ, показать, что у него тут власти больше нет, – скороговоркой ответил тот.

Мы пошли через лес вдоль дороги, прячась за поваленными деревьями и пытаясь разглядеть на той стороне жуткое существо.

– Надо как-то добраться до метро, – опять завёл свою волынку Юра.

– Слушай, может мы просто свалим из этого района? – спросил Фома. – На кой черт тебе сдалась эта рация? Найдёшь связь с ними в другом районе. Вы же наверняка где-то базируетесь.

– Базируемся, в ЗАО, – ответил Юра. – Мы туда несколько дней идти будем.

– Лучше уже мы туда дойдём, чем поляжем у метро, – стоял на своём Фома.

– Но нам все равно идти мимо метро, через центр, через весь город!

Знат терпеливо слушал очередные препирательства.

– Надо заглянуть в твою квартиру, – сказал он вдруг мне. – Она же рядом с лесом?

Я ничего не поняла, но на всякий случай кивнула, было интересно посмотреть, как выглядит мой дом здесь.

– Слушайте, я только сейчас заметил, – выдал Фома, – снег идёт. Мелкий, но снег. Нормальный снег!

– Ой, и правда, – эхом подхватил Юра.

Знат лишь покачал головой. У меня больше не было вопросов, почему эти двое еще не догадались, кто такой Знат. Они не только глухи к некоторым вещам, но и еще слепы. Так же слепы, как все в моем мире. Я споткнулась от этой мысли.

– Верно, – Знат подхватил меня, а заодно и мои мысли.

– А что в моей квартире?

– Надо посмотреть, чего там нет, – ответил Знат. – Ключи далеко?

Я звякнула карманом. Они все это время были у меня под рукой, переплелись с веревкой от камушка. Который уже не камушек, а что-то большее.

Когда мы пробирались к моему дому, я порадовалась, что в своё время на этом пустыре построили каток, бесполезный металлический сарай и множество маленьких домиков, где когда-то базировался садовый центр. Это все хорошо закрывало нас от гвардейцев, и, кажется, Знат тоже сыграл в этом свою роль. Я не знаю другого объяснения, почему все гвардейцы смотрели в противоположную от нас сторону, никто не повернул к нам головы.

Ключи без проблем подошли к замку, дверь открылась. На встретил тот же самый гнилостный запах, что и в первой квартире. Ногами я зацепила старую влажную тряпочку.

– Недавно умер, – сказал Фома, изучая оставшееся от домового тряпьё. – за хозяйкой не смог пойти.

Я просто хотела отключить сознание. Это что же получается? За бабушкой так же пришёл Знат или его шакалы? Или все-таки этот мир не близнец, а мой. Странно вывернутый. Не может же в этом месте жить вторая с моей второй бабушкой. Или может?

Очень хотелось злиться, но не получалось даже обижаться. Все больше хотелось остаться наедине со Знатом и поговорить, задать все вопросы, которые застряли где-то во мне. Поговорить, загнав страх подальше.

Знат быстро пересёк квартиру, заглянул на кухню, в комнату, на балкон.

– Что ищешь? – спросила я, постаралась произнести вопрос жестко, а получилось убито.

– Картину, – коротко ответил тот.

Меня бросило в жар.

– Какую картину?

– Ту, что ты нарисовала последней.

Теперь в квартире резко стало очень холодно.

– Я ее в метро забыла. В центре, – срывающимся голосом повторила я то, с чем не хотелось мириться. – Хотела в вуз отвезти, но чуть не пропустила остановку, выбежала из вагона, а картину забыла. И поезд уехал. Я ж вроде бы говорила. Там, в лесу.

Я все ждала, что начну хотя бы плакать. Общая усталость, мучения с картиной, потом этот жуткий убитый мир, где все хоть и очень знакомо, при этом такое искусственное и шарнирное – это должно было меня добить. Но я не чувствовала ничего.

Знат, не меняя выражение лица, подошёл ко мне, я отступила. Он собирался что-то сказать, в это момент у окна присвистнул Фома.

– Смотрите, что птицы творят!

Мы обычно не обращаем внимания на птиц. Ну летают и летают, гадят, клюют все, что рассыпано. А иногда стоит на них посмотреть. Я видела, как птицы стаями летали над заброшенным районом. С земли они казались куда больше нормальных голубей или ворон, но парили так же, как их младшие собратья.

Эти птицы застыли в воздухе. Одна висела совсем близко к нашему окну. Она была огромная, смесь между вороном и орлом: можно было разглядеть крючковатый мощный клюв, перья и пустые белые глаза, которые заглядывали в самую душу. Из клюва сочилась тонкая чёрная струйка и исчезала, улетая к земле. Все птицы были мертвы и замерли в воздухе. Они висели над домами, ветер колыхал перья, снежинки строили маленькие башенки на чёрных телах. У меня из окна была видно школа, над ее территорией застыла целая мертвая стая.

– Какое настроение было на картине? – спросил Знат.

Я не услышала в вопросе ни злости, ни разочарования. Был только интерес.

– Спокойствие и печаль, – ответила я, отвернувшись от птиц.

Знат улыбнулся и кивнул.

– Это хорошо.

Я не поняла. Что именно хорошо.

– Вы хотели увидеть Охоту, – громко произнёс Знат. – Рад представить вам то, от чего невозможно скрыться.

Мертвая стая страшных птиц была той самой странной Охотой.

Chpt 5

Я не очень понимала, что теперь надо делать, бежать от птиц или ждать, когда кто-нибудь придёт. И чем больше я на них смотрела, тем меньше они пугали. Ну висят и висят в воздухе. Жутковато смотрится район, над которым застыли десятками мертвые птицы, у каждой свой взмах крыла. С каждой капает какая-то чёрная слизь. И все, больше ничего не происходит. Они не нападают, не орут, не пытаются разбить окна. Просто висят в воздухе.

– Надо уходить, – сказал Знат.

Я мысленно опять вернулась к его вопросу.

Почему он не спросил сразу про картину? Мы могли бы сюда не заходить, не тратить время, не видеть умершего домового. Он ведь пытался в квартире найти именно мою дипломную работу. А ведь это так просто – задать вопрос. И не надо было бы тратить время, не надо было смотреть из окна на застывших в воздухе птиц.

Пока я проговаривала про себя, что еще не пришлось бы делать, в мире выключили все звуки. Даже мои собственные мысли казались теперь оглушительно громкими. А вместе с тишиной пришёл холод. Причём такой, что даже куртки не спасали. Этот холод пробился в самое нутро, заставляя дрожать всем телом.

– Может, заглянем, что осталось в ближайшем магазине и вернёмся в лес? Там хотя бы топить можно, – озвучил Фома наши мысли, к метро идти не хотелось.

Мы молча вышли на улицу, споткнувшись о замершую у самого асфальта птицу. На улице тянуло гарью, в квартире из-за холода мы даже не обратили внимание, что изменился воздух. Из-за леса поднимался чёрный столб дыма.

– Нет больше нашего дома, – вздохнул Юра.

– А может, это все-таки не наш дом?

– А что там еще есть? Ничего.

Оттягивать поход к метро больше не было смысла, и мы побрели через район, постоянно оглядываясь, пригибаясь от каждого шороха. На головой висели мертвые птицы.

– Что же ты будешь делать, маленький дурак, когда никого не останется?

– Разберусь, – Знат держал в руке последнюю жизнь.

Жизнь была никчёмная. Этот знающий успел сам убить несколько своих человек. Даже не по какой-то важной причине, объясняющей бестолковую смерть, а просто так, повздорив. Жизнь билась, испуганной мышью, извивалась, пыталась спрятаться, чтобы никто не достал.

– Ты ведь знаешь, что они за тобой придут? – человек извивался, точно как его сущь.