Страница 51 из 54
- Проживаем? Хорошее слово. Достаточно плоское. Мы проживаем свою жизнь. Похоже на «прожигаем». Ты не так глупа, как выглядишь. Возможно, лет через двести я с тобой побеседую с большим удовольствием.
- Почему вы в одном теле?
Существо еще раз втянуло ноздрями влажный воздух, потерло руки и, поудобнее расположившись за моим столом, приготовилось, похоже, к долгому рассказу.
- Знаешь ли ты, девочка, что бывают такие преступления, за которые мало наказания в одной жизни, а смерть может считаться помилованием… Я и мой враг, – он указал на свою вторую половинку, - мы однажды заигрались, слишком заигрались. Долгие века войн! Ты вряд ли можешь себе представить, каково это, если война длится не месяц и не год, а две-три-десять жизней. Мы с ним летели над временем и не считали столетий, пытаясь добиться своего.
Однако желание победить загнало нас в тупик. Мы с ним совершили такое… что сделало бессмысленной саму битву, и вражда исчезла. Мы просто уничтожили награду, за которую разбивались в кровь, не щадили себя и других, – он захохотал так жутко, что мне захотелось спрятаться под стол.
Насмеявшись над ему одному понятной шуткой, Двоедушник продолжил: - Но потом те, которые рисуют судьбы, придумали для нас наказание. О! Они настоящие мастера! Взять хотя бы их любимую шуточку – поместить бессмертную сущность в хрупкое биологическое тело, полное инстинктов и животных желаний, и стереть, вдобавок, память о своей истинной природе. Затем надо забросить то, что получилось, в мир таких же полу-смертных и наблюдать. Сколько невероятных сюжетов родилось, пока они играются со своим гигантским Колизеем! Это изысканное развлечение никогда не надоедает. Самое веселье начинается, когда вдобавок к смертному телу и бессмертной душе добавляется еще частица божественного огня - Талант. Его подмешивают самые изощренные… создатели… а потом дают выбор: пожалуйста, - пиши целыми днями, или пой, или танцуй, рисуй - что там тебе попалось, но тогда скорее всего подохнешь с голоду, причем и ты, и дети твои. Доказать ведь другим полу-смертным истинность твоей искры так сложно! Или забудь про блажь, иди землю копай – прокормитесь, но огонек-то со временем затухнет. Вот это настоящий выбор! А все остальное – мышиная возня.
Но такое развлечение – для обычных душ. А ради нас, преступников высшей пробы, они расстарались, придумали нечто особенное: поместили извечных врагов в одно человеческое тело, одну камеру, одну зловонную яму. Причем я, как создание ночи, должен был управлять после захода солнца, а он - днем.
Мне показалось сначала, что это справедливо. Провести лет шестьдесят-семьдесят в заточении, - как раз достаточно, чтобы вдоволь пожалеть о содеянном. Мой враг думал так же, - я знал это, ведь мы теперь делили с ним все: дом, родителей, глаза, дыхание и даже мысли. Первое время я ненавидел его каждое мгновение, но как-то жил… проживал свою жизнь.
После нескольких младенческих лет выяснилась одна маленькая деталь: я помнил о своей сущности, а вот мой враг, как настоящий человек, все постепенно забывал. Они назвали это особой милостью для меня, хотя на самом деле, это была тончайшая и изысканная кара. Еще через пару лет мне даже в нашей камере не жилось спокойно. Я оказался и здесь незваным гостем, а мой собрат, видите ли, стал хозяином. Я выходил в мир только по ночам, а потом, засыпая, слышал его мыслишки: «Что это со мной?», «Где я?», «Ничего не помню!».
Двоедушник помолчал, глядя на свою вторую половинку. Не хмуро и не радостно. Никак. Он глядел на свое тело так, как смотрят на неудачную покупку, которую стоит заменить. Чуть позже продолжил:
- Тело, которое досталось нам, было трусливым. Каждый раз при любой опасности оно выбрасывало в кровь такой заряд гормонов, что мозг просто блокировался. Этот… идиот вырос слабаком. Наш папаша приложил к тому все силы. Я встречался с этим добреньким родителем всего пару раз, ночью, и тот потом очень удивлялся, чего это на сынулю вдруг нашло. К счастью, папенька не долго портил мне жизнь, хотя жизнью это точно не было…
Я все больше удивлялся, как мой враг, после тысяч лет битв, мог за пол человеческого срока стать таким… Он для меня исчез. Тот, кого я ненавидел, но хотя бы уважал, сгинул в этом жирном мясе. Его нет больше. То, что сейчас делит со мной тело – это так, воспоминание, пародия на него. Тем легче мне будет его задавить… и вот теперь мы подошли к тому, зачем я здесь.
Двоедушник сделал эффектную паузу, и ощущение, что на самом деле все давно идет не по моему плану, а по чужому, созрело во всей своей неприглядной очевидности. Сердце сделало гулкий поворот и забилось быстрее. Зря я повторяла себе, что могу пока не выпускать пленника из клетки, - сердце подсказывало, что существует куча неизвестных множителей, без которых это уравнение у меня не решится, а вот у него…
- Да, ты не ослышалась. Я здесь с определенной целью. Но позволь продолжить рассказ, меня сегодня так и прет на откровенность. – После неприятной усмешки и моей ответной кривоватой улыбки он продолжил: – Постепенно этот хмырь как-то умудрился меня засадить внутри нашей общей башки в клетку, похуже твоих прутиков. До сих пор не могу понять, как это ему удалось. К моменту получения вашего дурацкого паспорта он даже забыл обо мне. Мамочка отвела его к какому-то шарлатану с медицинской степенью, и тот прописал «неуравновешенному мальчику» волшебные таблеточки. Зелье, похуже мухоморной настойки, – оно ослабляло меня, делало существование плоским и серым. Я не мог уже каждую ночь, когда сытое тельце засыпало, управлять им, становиться хоть на время человеком. Да, если честно, не особенно и хотелось. Быть человеком – это так скучно… ну, ты сама знаешь.
Порулить мне теперь удавалось все реже, а когда таблеточки наконец отменили, оказалось, что я сижу в этой тупой башке как пленник, а враг даже забыл о моем существовании. Ну, или делал вид, что забыл. Когда вспоминал и спускался ко мне, тут же с ужасом убегал, а потом рассказывал утром родителям про страшный сон.