Страница 9 из 16
Впрочем, Франция высоко оценила киллера. Дантес получил звание офицера Почётного легиона, а позже был повышен в звании до командора. Кроме того, он стал пожизненным сенатором Франции! Такова она, Европа, причём, во все времена.
Почему же Лермонтов, порицавший подонка Дантеса и «надменных потомков», его направлявших, подвергся травли. Кто осуществлял эту травлю? Именно те, кто пытался свалить свою подлость и свою вину на государя. Кто принял решение арестовать Лермонтова? Император? Так принято было говорить. Нет. Арест произвести решил член организованной преступной группировки, совершившей подлое убийство Пушкина А.Х. Бенкендорф, возглавлявший III отделение. Конечно, он обязан был доложить о своём решении государю, поскольку имя Лермонтова уже стало известным на всю столицу, и шествие этой известности по стране продолжалось.
19 февраля Бенкендорф письменно доложил:
«Я уже имел честь сообщить вашему императорскому величеству, что я послал стихотворение гусарского офицера Лермантова генералу Веймарну, дабы он допросил этого молодого человека и содержал его при Главном штабе без права сноситься с кем-нибудь извне, покуда власти не решат вопрос о его дальнейшей участи, и о взятии его бумаг как здесь, так и на квартире его в Царском Селе. Вступление к этому сочинению дерзко, а конец – бесстыдное вольнодумство, более чем преступное. По словам Лермантова, эти стихи распространяются в городе одним из его товарищей, которого он не захотел назвать. А. Бенкендорф».
Вот и проявил себя этот соучастник убийства Пушкина. В чём же преступное вольнодумство? Ну если ты честен и порядочен, если служишь России не за страх, а за совесть, почему же тебя должны возмутить эти строки? Они возмутили именно тех, кто вредил России, кто работал, как залётный проходимец, ради славы и чинов, которые сулили прибыль и сладкую жизнь. Все эти Нессельроде, Бенкендорфы, Канкирины и прочие негодяи занимали высокие посты, но служили не России, а её враждебрному окружению – алчным и агрессивным соседям, которые и управляли ими. Пожелала Франция лишить России Русского гения в 25-летие своего позора на её полях, подготовила киллера, отправила его на задание и затем обласкала мерзавца, осыпав чинами и наградами. Недаром Дантес всю жизнь говорил о том, что, если бы не такая удача – убить Пушкина – никогда бы не достиг высот в службе и финансовом благополучии. Радовался такой удаче!!!
После убийства Пушкина императору стало многое понятно. Недаром он отчитал Бенкендорфа за то, что тот не выполнил его приказ и не предотвратил убийство Пушкина под предлогом так называемой дуэли.
Что же оставалось делать государю? Взять Лермонтова под защиту так же, как и Пушкина? Но Пушкина он уберечь не смог. Отринуть заявления Бенкендорфа, оставить без внимания? Лермонтова надо было спасать, как не раз спасали Пушкина различными командировками под видом ссылок.
Вспомним, что говорил император Пушкину во время беседы в Чудовом монастыре… Он прямо заявил: «Моя власть не безгранична». Ну и обратим внимание на замечание профессора В.М. Зазнобина об умении государей говорить, когда надо, двусмысленно. Увы, это необходимо, если окружение, зачастую, сплошь лживо и враждебно.
Император оставил резолюцию на французском языке: «Приятные стихи, нечего сказать». Это ключевая фраза. Но достаточно ли сил выказать своё личное отношение к «надменным потомкам, известной подлостью прославленных отцов», ко всем этим омерзительным Бенкендорфам, Нессельроде и прочим?
Здесь главная задача, повторяю, спасти от них Лермонтова, и государь далее написал: «…я послал Веймарна в Царское Село осмотреть бумаги Лермантова и, буде обнаружатся ещё другие подозрительные, наложить на них арест. Пока что я велел старшему медику гвардейского корпуса посетить этого молодого человека и удостовериться, не помешан ли он; а затем мы поступим с ним согласно закону».
Поступить по закону – фраза не обязательная, скорее, успокоение для Бенкендорфа. Что уж там противозаконного? Кто такие надменные потомки? Трактовать можно по-разному. Ведь и по сей день трактуют, как кто может.
Но что же делать далее? Вполне естественно, оставлять в столице нельзя. Лермонтов будет убит под видом дуэли непременно. «Надменные потомки известной подлостью прославленных отцов», то есть члены тайных ложь, хоть и запрещённых, но подпольно действующих, не простят разоблачения.
Ну что ж… как столетие спустя сказал Константин Симонов в романе «Товарищи по оружию»: «Война для военных – естественное состояние». Сильная фраза. Она мне запомнилась с того времени, когда я, будучи суворовцем Калининского суворовского военного училища, читал этот роман, предваряющий другие произведения – «Живые и мертвые», «Солдатами не рождаются», уже посвящённые Великой Отечественной войне.
Естественное состояние? Значит отправка в действующую армию – дело вполне нормальное. Конечно, в случае необходимости можно придумать, мол, отправили, чтобы погиб. Но позвольте, Лермонтов окончил Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Может ли считаться направление корнета в Гродненский гусарский полк наказанием? Его же не разжаловали, взыскания не объявили. Кстати, комментарии к тому или иному назначению по службе делались иногда – на потребу социального заказа – весьма забавные. К примеру, один из биографов сообщил о том, что от государя пришло распоряжение не использовать Лермонтова в особенно опасных местах. Опять ведь незадача. Государь заботится о поэте!? Биограф выкрутился так… Государь, мол, опасался, что Лермонтов получит ранение, выйдет в отставку, вернётся в столицу и будет опасен своими произведениями. Почему-то сочтено, что государь будет опасаться именно ранения. Про возможную гибель, которая не исключена во всякой войне, будто и забыли.
Итак, назначение состоялось. 19 марта 1837 года поэт отправился на Кавказ и с середины мая до середины сентября провёл в Пятигорске. Тоже удивительное наказание. Что за странный отпуск от боевых действий, к которым ещё не приступил? Уж никак не получается жестокого наказания за страшное для государя стихотворение. Государь как раз не увидел ничего такого, что было направлено против него и его самодержавной власти. Так расценили либо намеренно те, кто был врагом и государю, и Пушкину, и Лермонтову, либо те, кто вообще ничего не понимал и не умел читать между строк. Не мог государь не знать и о стихотворении «Опять народные витии…». Там как раз полная поддержка государю.
Впрочем, приезд в Пятигорск в 1837 году был связан с тем, что по пути в полк Лермонтов заболел. Даже некоторое время провёл в Ставропольском госпитале, из которого его отправили на воды. Он писал об этом лечении:
«Простудившись дорогой, я приехал на воды весь в ревматизмах, меня на руках вынесли люди из повозки, я не мог ходить – в месяц меня воды совсем поправили».
И ныне в Пятигорских санаториях наряду с другими заболеваниями, лечат заболевания опорно-двигательной системы.
Ну а город буквально дышит воспоминаниями о Лермонтове, именно в самую первую очередь о Лермонтове, хотя бывали там в разные времена многие знаменитости. Возможно, тому причиной именно то, что в Пятигорске столько трагично оборвалась жизнь поэта. Многие годы говорили о дуэли, как о само собой разумеющейся причине гибели Лермонтова. Да и теперь экскурсоводы, подводя к памятнику, поставленному на так называемом месте дуэли, излагают «ложь, о которой договорились историки».
Экскурсоводы, правда, сообщают, что то место, где возведён памятник, не является местом дуэли, что это место гибели поэта ни Мартынов, ни придуманные им секунданты назвать с точностью так и не смогли, ссылаясь на то, что в тот вечер разразилась гроза, причём ливень был такой, словно опрокинула на землю Небесная канцелярия целое море воды.
Версия дуэли была соткана наскоро и не выдерживала критики, что вызывало в последующие годы немало сомнений. И сомнение были далеко не беспочвенными, о чём мы уже говорили и ещё поговорим в книге.