Зимняя битва

– Счастливо тебе, друг! – сказал он. – До скорого… Не оплошай, ладно?

– До скорого, – совладав со стиснувшим горло спазмом, ответил Милош.

Мирикус вышел последним, посоветовав ему не рассиживаться. На очереди были две битвы между гладиаторами других лагерей, а после них – Милош.

Он тут же принялся за упражнения и с чувством, близким к панике, обнаружил, что все ощущения у него как-то притупились – вес меча, собственные движения невозможно было скоординировать. Как будто он внезапно утратил контроль над своим телом. Ему казалось, что движется он слишком медленно, на ногах стоит неустойчиво.

– Руки-ноги как не свои, – в отчаянии простонал он.

– Ничего, это нормально, – отозвался кто-то рядом. – Со всеми так бывает перед битвой. Становись со мной, помахаемся.

Человека, который предложил ему себя в партнеры, звали Мессор. За все время пребывания в лагере они ни разу словом не перемолвились.

– Спасибо, – от всей души поблагодарил Милош.

Первые же удары, которыми они обменялись, разогнали оцепенение, и когда в дверях появился Мирикус с солдатами, Милош уже чувствовал себя немного увереннее.

– Милош! – бесстрастно выкликнул тренер.

Милошу хотелось хоть с кем-нибудь попрощаться, уходя. Раз уж не с Василем, так с этим Мессором, который разделил с ним последние мгновения. Он шагнул к нему и пожал ему руку.

– До свидания, мальчик. Удачи тебе, – проворчал гладиатор.

Пока шли по коридору, Мирикус все повторял свои наставления:

– Учитывай длину рук – он высокий. Не показывай, что ты левша, пока не поймаешь момент, слышишь?

Милош слышал, но слова тренера доносились как будто издалека и казались нереальными. Два раза он был на грани обморока, однако ноги держали его, не подгибались.

По-прежнему в сопровождении солдат они шли теперь под трибунами. Над головами слышались голоса и шарканье ног. Стонали под тяжестью зрителей доски. Вот протрубил рог – три протяжные низкие ноты. Милош понял, что это объявляют его выход. Солдаты остановились, пропуская его к калитке, которую стоявший около нее охранник уже открыл. Мирикус легонько подтолкнул Милоша, и он шагнул на арену.

Это был удар такой силы, что он едва устоял на ногах. На него разом обрушились тысячи взглядов и ослепительный свет прожекторов, в котором ярко желтел песок. «Все равно что родиться, – подумал он. – Должно быть, ребенок испытывает такой же шок, когда его выбрасывает в жизнь из материнского чрева».

Ему сказали правду: арена была точно такая же, как в тренировочном лагере, и песок под ногами той же консистенции. Однако все, все было другим. Здесь пространство раскрывалось в высоту: за барьером до гигантской раковины крыши поднимались многоярусные трибуны, сплошь забитые зрителями. Мирикус подвел его к почетной ложе, где восседало человек десять фалангистов в пальто. Среди них Милош сразу узнал рыжего бородатого гиганта, которого видел несколько месяцев назад в интернате: Ван Влик! Сразу вспомнилось – вот они с Хелен, двое сообщников, лежат, прижавшись друг к другу, на чердаке… И приглушенный смех девушки, и ощущение ее плеча рядом со своим, ее дыхание, такое близкое в тишине чердака, и как все это его тогда волновало. Неужели нечто такое хорошее и вправду было? И было с ним, Милошем? Он тогда воображал себя непобедимым. Как давно это было! Теперь он во власти варваров и должен биться насмерть ради их удовольствия и ради собственного спасения. И ради того, чтобы снова увидеть Хелен… Где-то она ждет его, он был в этом уверен. Ради нее надо было забыть все, во что он всю жизнь верил: правила честной борьбы, уважение к сопернику. Чтоб ничего не осталось, кроме ярости и жажды крови – вот так!

Жаркий пот заливал ему глаза. Он отер лицо рукой.

– Милош! – объявил Мирикус к сведению представителей власти. – Новичок! – И назвал лагерь, откуда они прибыли.

Какой-то сухонький человечек рядом с Ван Бликом встрепенулся и прищурился:

– Милош… Ференци?

Милош кивнул.

– Ну-ка, ну-ка, поглядим, как-то ты сумеешь убить человека! – захихикал тот.

Милош смолчал, в лице его ничто не дрогнуло. Мирикус взял его за локоть и отвел к противоположному краю арены.

– Учитывай его рост… вначале работай правой… – повторил он напоследок и исчез.

Калитка на другой стороне открылась, и Милош увидел своего противника – высокого худого человека с бритым черепом, который вышел на арену в сопровождении своего тренера, достававшего ему едва до плеча. Оба в свою очередь направились к почетной ложе. Со своего места Милош не расслышал ни имени того, с кем должен был биться, ни названия его лагеря.

Все разом смолкло, как только двое гладиаторов остались одни на арене. Их разделяло метров двадцать. Милош двинулся навстречу противнику, тот тоже направился к нему. Сутулый, как многие слишком высокие люди, грудь морщинистая, с обвислой кожей, волосатая – а волосы совсем белые. Меч свободно свисает из неимоверно длинной руки, впалые щеки серые от седой щетины. Милош дал бы ему лет шестьдесят как минимум. В их лагере таких старых не было. «Да это же дед какой-то, – оторопело подумал он, – не могу я с ним биться!» Слова Мирикуса вспомнились ему и теперь обрели смысл: «Не поддавайся жалости». Когда между ними осталось всего пять метров, оба сделали одинаковую стойку: ноги полусогнуты, рука с мечом выставлена вперед. Милош вовремя удержался от искушения перехватить меч в привычную руку. Так они стояли, почти недвижимые, изучая друг друга.

В публике послышались свистки, потом крики: «Давай, давай! Шевелитесь!» – и издевательские науськивания – «фас! фас!», – словно стравливали животных.

«Им не терпится увидеть нашу кровь, – с омерзением подумал Милош. – Сидят себе в безопасности на трибунах, уверенные в своей безнаказанности. Интересно, хоть у одного из них хватило бы храбрости выйти из-за барьера сюда, на песок, и сразиться? Да нет, куда им, они же трусы! И вот таким преподнести просто так свою жизнь?»

Сейчас всего три метра отделяли его от противника, лоб которого прорезали глубокие морщины, и в глазах его Милош читал тот же страх, что сжимал и его сердце. Он заставил себя не думать об этом. Надо было ненавидеть этого человека, а не жалеть. Он резко выдохнул, придал взгляду твердость, стиснул меч до боли в пальцах и шагнул вперед. Именно этот миг выбрал его противник, чтоб внезапно, перегнувшись всем телом, сделать выпад. Он пырнул Милоша в лодыжку и тут же отпрыгнул. Милош вскрикнул от боли и увидел, что ступня сразу окрасилась кровью, между тем как смех и аплодисменты приветствовали удачный удар. Безотчетное сочувствие, которое он перед тем испытывал, сразу исчезло. Этот худой, слишком старый человек здесь затем, чтоб убить его, и сделает это без колебаний при первой возможности. Милош решил впредь не зевать. Когда противник снова кинулся в атаку, он перехватил меч левой рукой и, быстро переступая, стал уходить вбок, так, чтоб нападать тому было не с руки. Старик опешил было, потом снова сделал выпад, и еще раз, и еще, всякий раз метя по ногам. «Ты думаешь меня этим взять? – засмеялся про себя Милош, чувствуя, как оживают в нем все рефлексы опытного борца. – Будешь, значит, десять раз бить понизу, чтоб я только и знал, что защищать ноги, а на одиннадцатый вдруг пырнешь в грудь? Ну-ну, валяй, подожду…»

Так они продолжали этот танец смерти, держась каждый своей тактики. Старик без передышки бил по ногам, Милош приплясывал вокруг него. С начала битвы прошло совсем немного времени, но напряжение было такое, что оба уже запыхались и обливались потом.

«Ударь в корпус! – молил про себя Милош. Раненая нога горела, и каждый шаг оставлял на песке кровавый след. – Ударь в корпус, ну пожалуйста… Один-единственный раз… Смотри, я наклоняюсь… Открываю грудь… Ну давай, не тяни…»

Долго ждать ему не пришлось. Старик гладиатор внезапно сделал бросок, горизонтально держа меч в руке, вытянутой во всю неимоверную длину, с воплем, в котором было больше отчаяния, чем злобы. Хоть именно этого Милош и дожидался, удар чуть не застал его врасплох. Он еле успел увернуться и, не устояв на ногах, упал на бок. Противник, промахнувшись, тоже потерял равновесие и рухнул лицом в песок. Милош, как более молодой, оказался проворнее: доля секунды – и он уже был на ногах. Он прыгнул, придавив коленом белую, мокрую от пота спину своего слишком медлительного противника и, высоко вскинув руку, приставил острие меча к морщинистой шее под самым затылком.