Сын

Нина не знала тогда, что добровольные – это те женщины, которые согласились сами пойти в сексуальное рабство из-за каких-то проблем, которые иначе им было не решить. Подобно Нине, каждая из них спасала отца, мужа, дочь, мать. Еще был барак, в котором жили так называемые насильные. Их просто выкрали, запугали и заставили. Это были девушки, подходившие под чей-то заказ. Например, там была одна безгрудая, для политика, любившего уродство: несчастная, которой удалили грудь из-за рака, у нее не было семьи, она была одинокой затворницей, так ее и вывезли из пригорода в барак. Там же была и малолетка. Девочка двенадцати лет. Ясное дело, заказ для педофилов. Была и семидесятилетняя старуха. Геронтофилы среди клиентов тоже встречались. Были в том бараке и красавицы получше Нины, только несговорчивые. А третий барак был для вольных проституток, которым, случалось, негде жить. Так работодатель о них заботился, давая койку и крышу над головой в трудные времена.

В освещенном помещении просыпались женщины, девушки. Были совсем молоденькие и ровесницы Нины. Проститутки зевали, потягивались, что-то бормотали под нос.

– Мой тебе совет, – заговорила одна из женщин, – иди на койку подальше от параши.

Нина подняла на нее глаза. При свете было видно, что девушка молодая и очень красивая. Стройная блондинка с пухлыми губами.

– А это какая? – спросила Нина.

– Да хоть вон у тумбочки, – ответила ей другая, как разглядела Нина, совсем молоденькая девушка с тонкими изящными руками и пышными черными волосами. В ее лице было что-то восточное.

– Спасибо, – проронила Нина и пошла к койке возле низенькой белой тумбочки.

Несчастная села на кровать. Матрас прогнулся под ее тяжестью вниз, старая панцирная сетка держала плохо. Но это Нину не напугало: дома она спала на такой же койке, только Семочке купила хороший новенький диван, который он тогда вынес.

Нина кинула взгляд на тумбочку: грязный гребень, треснувшее зеркальце, губная помада и флакон импортных духов. Эти пожитки принадлежали соседке. Нина посмотрела на нее: круглолицая голубоглазая девушка, слегка помятая, потому что все спали. В бараке так было принято: днем спать, ночью бодрствовать. Ведь чаще всего рабочие часы приходились на темное время суток. Если проституток требовали на день, сутенеры заранее предупреждали.

– Привет, – поздоровалась соседка. – меня Людой звать.

Она протянула Нине свою пухлую руку с красным маникюром. Наращенные ногти удивили Нину, ведь прежде ей не доводилось таких видеть: в деревне ни одна баба, будучи хозяйкой в своем скотном дворе, не додумалась бы такие наклеить.

– Нина, – грустно ответила несчастная и пожала руку Людмиле.

– Бабы, – послышалось с другого конца помещения, – тушите свет! Поспать бы еще часок!

– Да какой там! – возразила другая, кажется, та самая Виола. – Скоро уже собираться!

Среди проституток началась какая-то возня, шелест, бубнеж.

– Чего, девки, кому сегодня на заказ? Только Вилке?

– Да! Сегодня кайфуем!

– Почаще бы так.

– Хватит, пора привыкнуть уже. Не первый день.

– Вот именно! Не вздыхай! А то тоску нагоняешь.

– Жрать охота! Когда принесут?

– Скоро. Нас разбудили раньше, жди.

– Кстати, а чего там у нас с новенькой?

Услышав, что проститутки завели речь о ней, Нина съежилась. Слюна нервной тошноты подкатила в рот. Она приготовилась отбиваться от толпы блатных борзых баб без тени нравственности и морали.

– Знакомьтесь, девочки, это Ниночка, – ласково произнесла Люда.

Ее нежный тон на мгновение вселил в Нину спокойствие. Но настороженность не пропала.

– Привет, Нин! – крикнул кто-то добродушно.

– С прибытием, – с тоской послышалось с другого конца. В голосе слышалось, что говорившая жалела Нину как саму себя.

Девушки подошли знакомиться. Оказалось, что среди них не было матерых шлюх, воровок, уголовниц, как думала Нина. Кто-то торговал когда-то на базаре, кто-то учился в институте, была медсестра и даже учительница начальных классов. Люда, кстати, была скрипачкой, за такой ее талант девушку вызывали часто приличные люди, работа ее была не из самых сложных по сравнению с теми, которые доставались другим девочкам. Про прошлое Нину не расспрашивали, про свое особо не рассказывали. Ввели немного в курс дела.

– Того, что тебя привел, – говорила Виола, сидя на кровати Нины, – ты будешь видеть редко. Он раньше был поставщиком, потом его куда-то перевели.

– В Озерки к нам и перевели, видать, – вздохнула Нина. – Оттуда он меня и приволок.

– Ясно, ты с окраины, – протянула Люда.

– Хорошо, что ты его не будешь видеть, Нин, – сказала одна из девиц тоненьким голоском, – ведь эта рожа только память и раны будет бередить.

– Да, – продолжила Виола, – это точно. А сутенер у нас Пашка. На первый взгляд простой мужик. Кому-то даже кажется сначала хорошим. Но ты не делай поспешных выводов. Это та еще крыса, под шкуру влезет – и держись.

– Знаешь, Нин, – сказала, вроде бы, старшая из них, Римма, – мне уже тридцать шесть, я жду, когда уже мой срок выйдет, чтоб скинули меня поскорее отсюда. Я тут с 1992 года. Столько девок при мне поменялись. Но как пришел этот Пашка со слащавой улыбкой, начался для нас ад. Он все порядки поменял. У него свои связи, он нас таким людям поставляет…

– Нелюдям, – перебила одна из девушек.

– Это точно, – вздохнула другая.

– Он улыбается, – продолжила Римма, – бодрит, в душу лезет, а сам тебя в ад каждую смену спускает. Готовься к чему угодно.

– Да и вообще, – добавила Роза, носатая армянка с большими бездонными глазами, – никому тут не доверяй из их шайки. Они все тебе улыбаются, пока ты хорошо работаешь, чтобы поддерживать твое настроение в тонусе, не загонять в депрессию, а сами тебя считают только куском мяса, с которого любыми, ЛЮБЫМИ, девочка моя, – намеренно подчеркнула Роза, – способами стараются сколотить прибыль.

Нина не представляла себе, что за ад ее ждет. Старые мужики? Секс по десять раз за ночь? Для нее все, что связано с половым актом, было тогда адом. Расспрашивать о подробностях она не стала.

– Ты сегодня отдохни, Нинуль, – утешительно сказала Лиля, стройная девушка с длинными ногами, словно точеная вся, с идеальной фигурой. – Завтра тоже на заказ не пойдешь. Балагур что-то загнул. Тебя повезут по косметологам, по магазинам. Фотосессия еще будет.

Казалось, не так страшно. Потом принесли ужин. Или, как у девочек было принято говорить, завтрак. Дверь в барак открылась, въехала тележка, которую катила толстая женщина в белом, повариха.

– Доброго утреца, девочки! – прогорланила она. – Кушать подано!

– Что у нас там сегодня? – любопытствуя, подскочила к тележке Надя, самая молоденькая.

– Горбуша с овощами, для стройности и гладкости кожи, – объявила повариха и начала раздавать тарелки.

– А тебя предупредили, что у нас новенькая? – спросила Ирина, та, что была когда-то учителем начальных классов.

– А как же, – подтвердила повариха. – С прибытием!

Нина дивилась происходящему. Что тут за место? Фотосессии, косметологи, горбуша на ужин! Да она в жизни не ела такой рыбы. В Озерках вкуснее сома ничего не было. Тут, наверное, не так уж и плохо. Только барак разве что больно страшный. Зимой, наверное, холодно будет. А еще секс по нужде. И сна не увидит. Но жить можно, если знать, что все ради Семочки. Нина все равно его любила прежней силой, хоть и понимала уже все. Но несчастная верила в то, что Сема ни в чем не виноват, это все наркотик, это болезнь. И те излечить сына, что не рядом, а за 3 километров от него, что помогает ему не так, как должно. Как же так, теперь Нина все знает, теперь она должна взять сына под руку и отвезти лечиться, а она вместо этого подалась в проститутки, чтобы он там и дальше травился этой дрянью! Горе и боль терзали Нину. Она плохая мать. Она пошла не той дорогой. Но дышать ей позволяла одна мысль: она хотя бы продлит его жизнь. Тем и собиралась существовать Нина.