Сын

Удивительно, но тяжкий труд и одинокая жизнь совсем не старили Нину. Она цвела, раскрываясь подобно бутону с возрастом. Морщины особо не касались лица, только мимические, от постоянной улыбки: лучики счастья разрезали нижние веки, легкие борозды радости отпечатались возле ее губ, уходя к круглым щекам. Фигура у Нины тоже нисколько не испортилась. Высокая грудь так и продолжала стоять, позволяя Нине гордо нести себя вперед. Стройные ноги стали только сильнее от постоянной работы, потому приобрели еще более манящие линии. Разве что толстую косу Нина остригла до плеч, но ей это было к лицу. И все бабы злостной завистью дивились тому, как так Нинка умудряется! Ведь по сравнению с ней они были обрюзгшими старухами в свои «за 30 лет».

Бабы постарше, годившиеся Нине в матери, вздыхая, говорили, что пропадает девка в этих Озерках, жалели ее. Но ей их жалость была не нужна. Нина была счастлива. Пока она имела возможность жить рядом с сыном, видеть, как он растет, развивается, радуется, пока она могла его баловать, одевать, дарить игрушки, кормить сладостями… В общем, Нина была абсолютно счастливым человеком. Счастье наше измеряется нашими исполненными желаниями. Кому-то нужны миллионы, подвиги, слава. И он несчастен, потому что это все так труднодоступно. А Нине хватало быть рядом с сыном. И счастливее этой женщины и быть никого не могло. Вот какой мерой счастья обладала Ниночка. И так все было просто. А что творится вокруг, кто это все творит – этого Нина в упор не замечала.

А Семочка рос. Росли и его отношения с матерью. Это бывает: как дерево вверх тянется ветвями к солнцу до определенной поры, так и сын стремится к матери, а потом корни дерева начинают иссыхать от нехватки влаги, так и сын отдаляется, желая познать самостоятельность, а потом дерево и вовсе может увять. Ниночка и представить себе не могла, что у них с сыночком случится такое. Она видела, как портятся отношения детей и родителей в других семьях, помнила, как когда-то сбежала из своего дома за той самой свободой. Но чтоб Семочка… Да не в жизни! А Семен тем временем отдалялся.

Был у Нины сосед, дед Федот, ну, как дед, скорее в отцы ей годился, но выглядел совсем старо: труд и одинокая жизнь помотали мужика и превратили в тощую седую мумию (жена его умерла от рака, дети разъехались, а он один с работой и скотиной остался в Озерках стареть, и не был он счастлив в отличие от Нины, потому время с ним было так беспощадно). В общем, дед Федот этот был Нине как помощник. Он и за скотиной приглядит, пока девка на работе, и огород приберет. Не было у старика никаких корыстных целей, хоть и шептались по селу, просто жалел он бедолагу. Он и с Семкой ей помогал, и деньгами иногда выручал безвозмездно.

–Я один, Нин, – скорбно говорил Федот, – мои все меня побросали. Куда мне и зарплату, и пенсию теперь вот девать. Твоему мальцу на одежки – мне и то приятно. Вы мне как родные.

И привыкла Нина к старику, и принимала помощь его как должное. Мы быстро привыкаем к хорошему и начинаем его воспринимать как нечто положенное для нас, потому и чувство благодарности скоро перестаем испытывать. Вот и Нинка так же. Старик быстро приелся ей, стал и как родной, и как заноза в заднице со своей вечной помощью. Коль хочешь подсобить, помоги во дворе да денег дай, а он еще и с советами лез, а советы эти уж больно раздражали Нинку. Она часто фырчала на Федота, грубила ему, порой прогоняла. А он не обижался и приходил снова и снова, потому что видел в этой невоспитанной девчонке и ее сопляке оторванный ломоть своей некогда семьи. Больно уж соседка была похожа на его младшую дочь.

Нина была из робкого десятка женщин, чуть ли не самого. Она была из тех, кто, чтобы поругать, поспорить с кем-то, собирает все силы духа, и пусть этот кто-то был абсолютно не прав, Нина все равно боялась оскорбить его чувства. Наверное, такой ее сделал страх, проросший из семечки одиночества, ведь заступиться было некому. Но с дедом Федотом все было иначе. На него она могла выливать всю накопившуюся злобу, зная, что ничего ей не будет. А дед все терпел, потому что его одиночество сделало душу старика смиренной, а не злой.

И вот однажды дед Федот заметил, что с Семой творится что-то неладное. Мальчишке тогда было уже лет 14. В Озерках все еще стояла преступная обстановка. Первые наркоманы почти все померли, их сменила вереница новых. Молодежь не умнела, а, наоборот, тупела, катясь вниз по социальной лестнице. Как и по всей России, Озерки, сельская местность, разлагалась. Кто был поумнее, поддался урбанизации. А слабые и ленивые оставались в этой далекой от цивилизации яме. В городах был выбор: культура или преступность. В селе – никакого. Только вниз, вниз, вниз. Нина с сыном не рвалась в город, будучи слепой и недальновидной. Но и не верила в то, что ее замечательный Семочка (весь в отца!) может наступить в грязь. Да, Нина была уверена в том, что Семен – копия Егора. Но она не понимала, что тем хуже для ребенка. Ведь отец преступник! От осины не родятся апельсины. И когда Федот попытался предостеречь ее, глупая девка выгнала старика прочь.

Дед видел, что мальчишка стал вести себя странно, но не мог толком описать этого поведения ввиду своей необразованности. Разговор получился неаргументированным, глуповатым и грубым. Нина смекнула, что старик обвиняет ее расчудесного сына в наркомании. Сема был в школе, когда сосед пришел к его матери на разговор. И хоть Федот старался говорить корректно по мере своих сил, у него это плохо получалось, а в глазах матери возлюбленного сына слова Федота и вовсе были страшнейшим оскорблением. Нина покрыла Федота последним словами, вытолкала вон из избы, пинками прогнала со двора, заперла калитку и захлопнула дверь. За попытку открыть глаза матери старик поплатился, cхавав кусман грубости и неуважения. Однако Федот был не из обидчивых. И он бы попытался вразумить слепую бабу еще раз, но только если бы видел, что ей и сыну ее несмышленому это нужно. А старик не увидел. Он понял, что оба хотят тонуть в своем дерьме, прикрываясь байками о счастье, так и зачем ему рушить чужую счастливую жизнь? Старик больше не пытался вразумить глупую мать, он попросил прощения, и соседи продолжили жить дальше, как и жили.

Тем временем Федот-то был прав. Семен действительно подсел на наркотики. Да и какой у него был выбор, когда все старшие уже употребляли? И в классе эта зараза тоже уже начала распространяться.

Пока Нина работала, пацан прогуливал уроки, водил в дом шалман, они долбались прямо на кухне. Федот все видел, но теперь уже молчал. Парень быстро смекнул, что старик не полезет, расслабился еще больше. Он смеялся над своей глупой матерью. Сначала в душе. Потом начал этот смех выносить наружу, и его дружки вместе с ним ехидничали. Нина была услада для глаз этих развращенных школьников. Когда одноклассники и старшие увидели, что Семен не уважает мать, они стали открыто обсуждать то, как хотели бы ее трахнуть, поиметь меж булок, грудей, а сын, этот мелкий слабовольный ублюдок, лишь смеялся со всеми вместе. Какой нормальный ребенок позволит такое? Да за мать убить можно! А тут чрезмерная любовь матери вырастила из сына омерзительное существо. Одержимость Нины сыном испортила жизнь и ей самой, и мальцу.

Усугубляться все стало со временем еще и потому, что мозг Семена стал деградировать от героина. Это было неизбежно, это творилось с каждым сельским наркоманом.

Известно, что на наркотики нужны деньги. Сначала Семен по приколу продавал нижнее белье матери дружкам-извращенцам. Каков ублюдок! Но Нина молчала. Если она и заметила пропажу, то с сыном заговорить о таком интимном не решалась. Ну, в самом деле, при чем тут ее ребенок! Не будет же мальчик возиться в мамкиных трусах. Может, извращенцы?.. Макар с соседней улицы давно грозился зажать Нинку в темном углу. Может, он и пробрался в дом, стащил трусы, теперь нюхает. А что, она совсем недавно по телевизору смотрела программу про такого вот извращенца. Надо быть осторожнее…

Идея с трусами быстро потеряла свою актуальность в способах Семена раздобыть наркотики. Нужно было что-то более надежное. Устроиться на подработку? Почему нет? Он по крайней мере попробовал. Продержался недолго, денег заработал мало. Нет, такие способы оказались не для него.