Сердце дракона

— Тогда увидимся, сестрёнка. — Итор тоже поднялся, чмокнул Мириан в щёку и направился к выходу. — Срази их всех наповал сегодня своей красотой.

— Непременно, — Мириан очаровательно улыбнулась, проводила взглядом брата, а когда за ним закрылась дверь, приказала Тие распустить ей волосы, принести гребень и шкатулку с тиарой, усыпанной бриллиантами и жемчугом. Первая встреча просто обязана пройти на высоте, а Мириан обязана на ней блистать.

— Ешь, говорю. — Кухарка брякнула о стол миской со второй порцией картошки с сушеными лисичками и неодобрительно покачала головой. — И откуда ты такая тощая взялась? Не больная хоть?

— Не больная, — буркнула Рики, схватив ложку.

— Кто такая? — шёпотом спросила кухарку её помощница, занимавшаяся разделываем крупного кочана капусты. — Вчера её у нас ещё не было.

— Я мало чего поняла. — Кухарка покосилась в сторону Рики — не подслушивает ли. — Она как с неба свалилась. Я утром на кухню захожу, ещё глаз протереть ото сна не успела да половник достать, а она уже тут как тут, для милорда чай из шиповника просит.

— Для самого? — Глаза помощницы округлились от изумления.

— Вот и я ахнула. Обычно он к себе никого, кроме Риновара, не подпускает, а тут какая-то пигалица, непонятно откуда нарисовавшаяся.

— Из Ланимора я, — помешала завистливому обсуждению шепотком Рики, и обе поварихи вздрогнули, тут же отпрыгнули друг от дружки и сделали вид, что ничего не было, и что обе заняты своим делом.

Картошка в миске стремительно исчезала. Облизнув ложку, Рики отодвинула тарелку от себя и довольно выдохнула: так, как сейчас, она за всю жизнь свою не ела. Так вкусно и много. Но Гайлард приказал топать на кухню и голодной не возвращаться. А чтобы незнакомой девчонке поверили, ещё и своего лакея приставил, предварительно наказав с Рики глаз не спускать.

Лакей почему-то бурного восторга не высказал. Всю дорогу от комнат Стернса до измазанного жиром царства кастрюль, сковородок и черпаков хмурился, на Рики поглядывал недовольно и свысока, временами зажимал нос и отворачивался, ничего не спрашивал и разговора вообще никакого не заводил. Рики тому была рада. Её пугал слишком суровый вид камердинера, а особенно его блестящая лысина, толстая шея, пухлые пальцы и нос, похожий на клюв хищной птицы. Именно такими Рики всегда представляла мясников, хотя вживую видела только одного на базаре на центральной площади Торренхолла. На остальных смотреть не стала — хватило того зрелища.

Отделаться от Риновара для Рики было в радость, но та была недолгой: место, где уютно пахло лавровым листом и говяжьим бульоном оказалось тем самым, где собирались сплетни, и откуда они расходились по разным углам, и Рики тут же стала главной мишенью скучающих поварих.

Неужели им больше делать нечего, как только шушукаться у неё за спиной и обсуждать её острые плечи, выпирающие на спине лопатки, худое личико и странное появление? Ведь если овощи уже давно томятся в печи и покрываются сырной корочкой, и делать нечего, то почему бы не выйти во двор и лишний раз не полюбоваться красотами Торренхолла, величественными стенами и башнями замка, крепким камнем и суровой архитектурой? Зачем тратить время за шепотками и ухмылками? Вот будь она на месте тех поварих, точно вышла бы на улицу! Правда, в этот момент Рики ещё не знала, что дверь из кухни вела прямиком к скотному двору и амбару; из красот там были разве только свиные пятачки, если, конечно, были не в грязи, да аккуратно сложенное в сноп сено, если, конечно, последнее не раскидали вилами коровам и лошадям.

Для Рики же Торренхолл был сказочным местом. О казавшейся раньше пределом мечтаний городской стене и капитане Швидоу Рики ни разу не вспомнила — некогда было. Глаза только и успевали что зыркать по сторонам, удивляться и восхищаться высокими потолками и свисающими с них люстрами в тысячу свечей, яркими гобеленами и строгими портретами на стенах, а также книгами, посудой, одеждами и даже запахами, которых в замке было не счесть, начиная от воздушно-цветочных (для напольных ваз в большой обеденной зале срезали много белых лилий) и заканчивая банальными сытными, доносившимися из глубоких чанов и кастрюль.

Да, замок предстал перед Рики именно таким, каким она себе его представляла. Она была готова излазить его весь и начать могла прямо сейчас, но ночью ей было велено выспаться, а утром её таскали туда-сюда, объясняя, как себя вести, как разговаривать, по каким коридорам ходить, а на какие лестницы никогда не заворачивать. Потом опять чего-то наговорили, из чего половину она запомнить так и не смогла, и отправили на кухню, приказав со всем управиться быстро, так как день обещал быть трудным и долгим. Ну, хорошо. С картошкой она управилась. И что же дальше?

— Да ты всё врёшь. — Услышала Рики протяжное со стороны плиты и осторожно повернула голову на голос. Ага, поварихи снова придвинулись одна к другой и, делая вид, что замешивают соуса к мясу, опять перемалывают кости. Кому? Рики и без слов догадалась.

Сделав наивно-глупый вид, девушка скрипнула деревянной скамьёй, вставая. Кухарки вдруг встрепенулись и пугаными птахами разлетелись каждая в свой угол. Скрипа что ли испугались? Трусихи! Рики довольно хмыкнула. Но дело было в другом: в кухню важно вошёл Риновар.

«Вот удивительный человек, — подумала Рики. — Сколько вчера ночью милорд его ни костерил, сколько раз за одним и тем же бульоном ни гонял (первый был холодным, второй — сильно перчёным, в третий залетела муха), ни один мускул не дрогнул на лице. Кукла, а не человек! Глаза, брови, рот есть, а эмоций ноль. И даже голос всегда ровный, и ни тебе ворчания, ни радости, ни иных признаков жизни. И если бы не та мясистая шея, не нос-клюв и не абсолютно лысая и гладкая, словно яйцо, голова, то Рики просто пожала бы плечами и прошла мимо. Но, увы, внешность камердинера отлично располагала к тому, чтобы девушка начала его побаиваться. И боялась, как оказалось, не одна она.

— Этого будет мало, — оценил Риновар, нырнув носом в кастрюлю.

— Сделаем больше, — отозвалась одна из поварих, спешно смахнув со стола рассыпанную зелень.

— В два раза больше и в три раза быстрее. Меньше трещите, балаболки, и больше работайте.

Обе женщины кивнули, а Риновар окинул недовольным взглядом взъерошенную Рики.

— Я же говорил тебе помыться и почистить одежду...

Точно! Говорил! Но почему-то, когда это всё произносилось, Рики запомнила только про еду, а вот всё остальное как-то пролетело мимо ушей и напомнило о себе только сейчас.

— Сама будешь оправдываться перед милордом, что лицо до сих пор измазано и несёт от тебя навозом.

— Так я сейчас... Пойду с ведра себя окачу. Где здесь у вас ведро с водой?

Риновар обречённо покачал головой. Такой кошмар ему и во сне не мог присниться. Всех девушек, будь то горничная, убиравшая постель, или простая полотёрка, всегда отбирали с особой тщательностью. Смотрели на внешность, умение скромно себя вести, быть незаметной для хозяина, всегда выглядеть опрятно и не слишком вычурно. Но чудо, которое сейчас стояло перед опытным лакеем и смотрело на него искренне и бесхитростно, не поддавалось никакому объяснению, и причина, почему милорд так благоволил этой замарашке, была для старого и верного слуги таким секретом, к разгадке которого он больше всего на свете в данный момент мечтал подобрать ключик.

— Нет времени, — сухо бросил Риновар. — Милорд ждёт, а долго ждать он не любит.

— Не любит — это верно замечено. — И, поймав на себе удивлённый взгляд слуги, на полном серьёзе добавила: — На своей шкуре убедилась. Он велел меня позвать?

— Да.

— Что-то случилось?

— Нет.

— Тогда я бы всё-таки окатила себя из ведра…

— Я же сказал, нет времени.

— Но ведь не срочно!

— Мыться надо было, когда тебе было отведено на это время.

— Но хоть одежду почистить! Глина к сапогам присохла.

— Почистишь после. А теперь будь добра, помолчи немного. На этой лестнице сильное эхо — не стоит раздражать высоких гостей глупыми речами.