Страница 115 из 127
Агескел начал входить в транс, что бы захват жизненной силы жертвы совпал с моментом физического удовлетворения.
И вдруг что–то запершило у него в горле. Аке закашлялся, потянулся к столику у изголовья кровати, но голени ослабли вдруг и подломились. Агескел упал лицом в подушки и не успел посмеяться над своей неловкостью, как ощутил под левой лопаткой раскалённый прут.
«….Кто посмел?!» — задыхаясь, успел подумать аке, прежде чем багровая тьма сомкнулась над ним.
Агескел знал много о психических и духовных свойствах человека и Вселенной. Не знал он лишь того, что каменные бастионы безнаказанности грешных — мираж, тающий при первом же порыве ветра времени…
Иные удивляются, почему с одних боги не спрашивают за грехи, а с других — дерут по три шкуры, без отдыха и промедления?
Отгадка проста.
Грешить можно лишь не ощутившим ни разу, что они именно грешат.
Можно сотни раз листать списки греховного, но, не ощутив себя неправым и грязным до внутренней дрожи — двуногий не отвечает за совершаемое. Ведь он пришёл в мир за познанием того, что нельзя и можно. Не чужим, декларативным познанием, а собственным — больным и трепетным.
Встретив белого человека аке был так потрясен и напуган, что сомнение в собственной безгрешности и безнаказанности зародилось в нём. И с этой поры он уже не был безгрешным и безнаказанным. И дамоклов меч самонаказания повис над ним.
Это собственный организм аке отозвался на его же деяния бессонницей и болью.
Сработал инстинкт самосохраниения.
Тело словно бы говорило — остановись, тебе уже нельзя дальше!
Физическое тело на свой лад пыталось научить носителя своего праведности, лишая здоровья и сил. А душевное и духовное, как могло, разрушало психическую концентрацию, не давая власти над окружающим пространством.
Но Агескел пересилил себя. Человек силён как в добре, так и во зле. Сила — часть сущего, она не бывает плохой или хорошей.
И мера тёмного в конкретном маленьком теле перевесила.
Аке по сути добил себя своею же… тут трудно сказать «рукой». Ибо процесс самоудовлетворением не был.
Девочка забилась в дальний угол огромной кровати, глядя, как корчится, задыхаясь в мягких подушках, страшный уродливый человек.
Агескел пытался отдать голосовую команду и не мог. И тогда она завизжала.
История сорок вторая. «Мясорубка»
11 часов 52 минуты
Я не знал, что когда мы напали на Тэрру, Агескел, незаконный братец, лежал в реанимационной капсуле, а поместьем управлял сам эрцог дома Нарья — Энсель Эйвори.
Меня не очень интересовало тогда, чем один кровавый ублюдок отличается от другого. Энрек бросил как–то: хрен редьки не слаще, и я полагал, что оба брата достаточно сильные противники в плане паутины и всего, что я знал только урывками да понаслышке. Локьё мог бы объяснить мне, кого стоит опасаться больше. Но он не объяснил. И я пёр напролом, не зная, чего бояться, а значит — без особенного страха. Меньше знаешь — крепче нервы.
До первого ранения (если, конечно, прошёл уже «боевой ступор»), вообще ничего не боишься. Вот когда оторвёт руку или ногу, когда проваляешься пару месяцев в госпитале — тогда не только адреналин диктует, куда бежать, если «в ухо» орут команды, а по нервам лупит сенсорный приказ. Но что будет, если я сойдусь с таким, как Локьё один на один (или один на двое), я и представить себе не мог. А потому всё казалось мне простым и легким. Найти. Замочить. И кислотой облить. Чтобы генетики потом не попользовались.
Иногда я воспоминал про Влану и мрачнел. Но чаще было не до воспоминаний.
Как мы пробивались по своим и чужим трупам в подземелья Альдиивара — рассказывать не буду. Не умею я такое рассказывать. Пробились и пробились. Навыка у нас было больше. И жестокости больше. И наглости.
И вообще, если я не стану выбрасывать подобные истории из головы, то озверею, наверное. Война — прежде всего, наука уничтожать человеческие массы максимально быстро и эффективно. И выглядит это соответственно, зря я на зверей согрешил.
Так что, если тебе хочется экшна, почитай у тех, кто настоящей войны не видел, или, наевшись чужой крови, приспособился воспринимать трупы как антураж к собственным проблемам.
Так бывает. Я часто замечал, что «свои» и «чужие» на войне — это примерно как люди и макеты из симмаркета, которые демонстрируют одежду и даже способны поболтать о погоде, но внутри у них не кишки. Видимо, так психика солдата защищается от реальности, маскируя то, что мы делаем на войне, под игру. Чтобы ты мог принимать потом самого себя через некий защитный фильтр, разделяя насилие над своими и чужими, словно одни — люди, а другие — условные тактические цели. Социальное давит на нас, ставя табу на неприкрытое насилие. Но биологически возможность осуществить насилие — большой соблазн для человека, и ты подвержен этому искушению гораздо сильнее, чем думаешь. В первый раз стрелять в людей страшно, во второй — ты исполняешь приказ, в третий — уже способен считать удачные попадания. На адаптацию к насилию на войне много времени не нужно — приказ да пинок командира. И вот это самое «можно», всё можно…
Так что или ты забываешь потом сам себя и выкидываешь сделанное из головы, (а не умеешь — ложишься на кушетку психотехника)… или тебе всё экшн!
Но я не псих. И смотрю в такие моменты словно бы отстраненными, чужими глазами. А в подробностях вспоминать, что делал — не собираюсь. Только для отчёта командующему: вбурились, ориентируясь по съемкам из космоса и информации, переданной боргелианами, прошли 12 метров пробитым в скалах коридором, вышли на нижние уровни лабиринта. Там втащили дополнительно 4 бурильные машины, подключились к местному кабелю и в течение 18 секунд, пока противник его не обесточил, работали от сети. Потом снова пришлось бурить «на резерве», но мы были уже близко к жилым ярусам.
Всего–то 40 секунд наши противники размышляли: взорвать нас вместе с частью своих подземелий или нет, а взрывать уже стало поздно — мы провалились в самое сердце внутренних коридоров.
Охрану просто размазали по полу, пустив накатом бурильную машину.
За спиной приказал никого не оставлять. Гражданских тоже, включая детей и женщин. В незнакомом месте никогда не знаешь, кто будет стрелять в спину.
Под визг этих самых женщин, под запах горячего камня и палёного мяса, мы и двигались теперь по первому жилому ярусу.
Хватит подробностей?
Кто в норе хозяин, я заподозрил, только увидев возникшее над нами гигантское голо. Оно не помещалось в узком каменном коридоре: голова пробила потолок, а весь правый бок уходил в стену. Однако фигура явно была горбатая…
— Вот раздуло урода, — буркнул Рос, понимая, что прятаться бесполезно — нас видят, просто налажали с изображением.
— Не урода — ублюдка, — поправил я. И кивнул Келли, чтобы начинали засыпать коридор сублимированным порошком живых кристаллов. Нужно было пробиться ещё ниже, а резервы буровых установок истощились.
Живые кристаллы запрещены к применению на заселенных планетах. Хартия 118–я Совбеза «По вопросам общего обитаемого пространства», Положение о пригодных для жизни мирах номер 224 п.5, приказ Управления по биогенетический разработкам, параграф 12/4. Наизусть, хэммет та мае, в академии учили! Но Колин велел использовать и запрещённые формы оружия. По необходимости. А необходимость была: минуты текли, словно в песок.
12 часов 07 минут