Обманутые счастьем

Ломачевский не любил тягучую канву докладов и предпочитал вести беседу.

– Вы можете назвать точную цифру переселившихся в этом году на земли губернии?

– Прибыло и осело в нашей губернии чуть более ста тысяч едоков мужского пола.

– Если брать в среднем семью из четырех-пяти человек, к нам прибыло почти полмиллиона душ. Как же они обустроились, каково питание? У вас есть подробности? – живо интересовался губернатор.

– Да, ваше высокопревосходительство. Многие хозяйства крепко встают на ноги, обеспечивают себя хлебом, мясом, маслом, а излишки продают. Покажу характерный пример. Нынче весной в волость Зубково, примерно сто пятьдесят верст западнее Новониколаевска, прибыли семьи Нестарко из Черниговской губернии и Белянина из Тамбовщины со средним достатком до семидесяти рублей на человека. Их проход длился почти два месяца. Шли вместе от Волги на трёх подводах с женами и четырьмя малолетками. Везли скарб, орудия. В дороге поиздержались, но на месте быстро получили путевые, ссуду на хозяйственные нужды и обсеменение полей, земельные наделы и усадьбу. Освоились, успели вспахать клин под зерновые и взяли урожай. Просят следующую ссуду на приобретение дойных коров. Волость пока выдать её не может.

– Таких домовитых крестьян надобно всесторонне поддерживать!

– Вот прошения от нескольких волостных старшин с просьбой пополнить казну для выдачи дополнительных ссуд.

– Да, но и губернская казна отощала! Однако просьбу старшин – удовлетворить.

– Слушаюсь, ваше высокопревосходительство. Как говорится, по сусекам поскребём.

– Поскребите, голубчик, поскребите! Я собираюсь, его высочеству, мы с ним приятели, челобитную отправить об увеличении ссудной казны переселенцам. На эти нужды направим волостные сборы и подати. Как они – растут?

– Да, и заметно от крепких хозяйств после истечения льготы, подобно тем, что привёл в примере.

– Хорошо. Каковы же проблемы на сегодня? – губернатор встал, прошёлся по кабинету, – у меня сегодня радужное настроение от посещения училища, вы знаете. Но пусть оно не мешает вам высказать проблемы. Обнаруженные и решенные недостатки, голубчик, вы знаете, бодрят.

– Проблемы есть с перевозками переселенцев как по рекам, так и по железной дороге. Не хватает барж, вагонов. На станциях и пристанях люди ждут посадки неделями. Скученность всюду огромная, люди мало получают горячей пищи, медицинская и санитарная помощь слабая. Люди болеют и некоторые умирают.

– У вас есть точные данные? – нахмурился Ломачевский. – И как мы можем влиять в пределах наших земель?

Чиновник замялся, не решаясь произнести роковые цифры. Губернатор вернулся в своё кресло, пытливо уставился в лицо собеседнику.

– Вы не решаетесь? – довольно строго произнес Ломачевский.

– Нашей вины в том не вижу, но мы можем внести посильную лепту: командировать на поезда группу врачей, на наших станциях обеспечить людей горячей водой и пищей, сократить стоянки поездов. Это снизит смертность, которая в среднем за год по всем губерниям Сибири и Дальнего востока близка к полутысяче человек.

– Составьте конкретные предложения, заготовьте письмо на высочайшее имя с проблемами и их решением, да ко мне на подпись.

Чиновник, откланявшись, удалился, ломая голову, где же взять средства?

В конце снежного ноября, потеряв надежды на получение дополнительной ссуды, на усадьбу Евграфа прибыл посыльный. Цепной пес оповёстил о госте звонким лаем. Веселые глаза человека в добротном овчинном кожухе говорили о хороших вестях.

– Нестарко и Белянин – прошу явиться к старшине, – бодро сказал он Евграфу выскочившему на лай пса во двор.

– Какая нужда? – полюбопытствовал Евграф.

– Придёшь – узнаешь. Впрочем, с вас магарыч причитается за добрые вести.

– Проходь в хату, угощу хлебной самогонной водкой.

– На службе не пью, – стал отказываться посыльный.

– Был бы флакон или фляжка, я б тебе налил чекушку.

– За флаконом дело не станет, вот он, – посыльный вынул из правого кармана полушубка плоскую скляницу, – ровно чекушка входит.

– Ай, да запасливый! – восхитился Евграф, принимая от посыльного сосуд.

– Я по нужде. Вот-вот затрещат морозы и мне бегать по селу без сугрева не можно.

– А говоришь, на службе не пьёшь.

– Сто граммов в морозец – разве выпивка?!

– Веселый ты, парубок! – Евграф скрылся в хате и через пару минут вышел одетый в ватник, ушанку, валенки и подал флакон посыльному.

– С нами поедешь, или у тебя дела есть?

– С вами.

– Тогда жди, запрягу Гнедого. Белянина покличу.

– Запрягай, я к нему добегу.

У хаты Белянина произошла точно такая же картина после короткого разговора. Только посыльный вынул фляжку из левого кармана, передал Степану. Гнедой был запряжен в сани, приятели с посыльным попадали на розвальни, застоявшийся и сытый мерин взял с места рысью по заснеженной мало езженой дороге под веселый говор седоков.

Двор волостной управы очищен от снега. У крыльца оживление. Кроме Евграфа и Степана тут уже колготились два незнакомых в собачьих треухах мужика и Серафим Куценко. Поджидали с обеда старшину Волоскова.

– По какому случаю притопал, Серафим? – спросил Евграф, пожимая его мозолистую руку.

– Вот Алёшка посыльной прибёг, приказал к старшине явиться. А вы со Степаном шо?

– И ничего не сказал тебе?

– Нет.

– И нам, чертяка, смолчал. Как вы там с Глафирой поживаете? Не померзли?

– Завернулись в солому по вашему примеру, тепло в хате держится долго.

– Глафира, небось, тебя борщом да пирогами закормила? Гляжу, был сер лицом, как у волка шерсть, теперь порозовело, и сам погрузнел за этот месяц, глаза блестят, как на масленицу, – неуёмно балагурил Евграф, – вот что значит жинка для мужика! И душа спокойна и тело в холе.

– Да уж, как водится, – засмущался Серафим, пряча улыбку в смоляных усах. От него несло сытостью и женской ухоженностью, свежей одеждой, как и от приятелей, – спасибо тебе и Степану.

– Как твои детишки, привыкли к новой маме? – спросил Степан.

– Свыклись быстро. Сердце у Глаши не каменное, дети ей теперь что родные. К тому же дюже хозяйственная, она же меня к старшине за ссудой турнула. Я и рад стараться.

– Вот и голова наш, легок на помине, – сказал Степан, – здравия желаем, господин старшина!

– И вам, господа крестьяне, не болеть. Проходите в зал собраний, обрадую.

Волосков был одет в форменную шинель, на голове казачья папаха с красным верхом, на ногах молочного цвета войлочные бурки. Приятели переглянулись и повалили вслед за Волосковым, обмахивая на крыльце веником валенки. Дружно прошли в указанное помещение, расселись на желтушно крашеные лавки. От высоких колодцев печки с топкой в коридоре, несло теплом, и посетители распахнули ватники, у одного незнакомца на плечах бекеша. Сняли с голов шапки. Не успели завязать меж собой разговор, в зал вошёл старшина. Манерно разгладив обвислые казачьи усы, светясь приветливой улыбкой, он жестом руки усадил вскочивших с лавок мужиков и, пройдя к столу, что стоял у окна, сочным голосом сказал:

– Наша челобитная, господа крестьяне, о выдаче вам дополнительной ссуды на нужды хозяйства и приобретения скота, дошла до самого генерал-губернатора Асинкрита Асинкритовича Ломачевского. Он озаботился делами каждого, пополнил уездную казну, и мы вам выдадим просимые суммы. Условие одно – потратить деньги строго на указанные ранее нужды, – Волосков пробежался глазами по каждому просителю, как бы убеждаясь, что они сделают так, как он требует.

– Я просил на корову, её и куплю. Сена накосил вдосталь, – первым откликнулся Евграф.

– Иного не будет, – поддержал приятеля Степан.

– Как писано в прошении, господин старшина, на то и потрачусь, – заявил Серафим.

Незнакомцы тоже подтвердили свои намерения.

– Я не сомневался в разумном использовании ссуд, господа крестьяне, берите у писаря оформленные бумаги и немедля получайте деньги в Карасуке, – старшина, широко улыбаясь, пожал руку каждому, – желаю удачи, господа!