Страница 11 из 14
Подъехало такси, из него вышли мастер и стармех. Мастер нахмурился и двинулся к агенту. Говорил напористо и зло, указывая то на грузовичок, то на солнце. Агент разводил руками, оправдывался. Из понятных слов оба употребляли лишь «мистер Хасан». Потом направились к будке.
– Кажется, мастер агента нагнул за то, что мы в кузове ехали, – предположил кто-то.
Вскоре оба вернулись. Агент поднял два пальца и указал на такси: мол, еще двое могут приобщиться к комфорту. Старпом шагнул было к светло-зеленой «Тойоте», но мастер, демонстративно пыхтя, полез в кузов грузовика, остальные последовали за ним. Преданное обструкции такси развернулось и уехало. Агент пожал плечами и забрался в кабину.
Машина миновала элеватор, свернула налево к причальной линии, и конечный пункт назначения открылся во всей своей красе.
Светлым пятном выделялась лишь корма – вероятно, ее не так давно красили прямо по ржавчине. А дальше, от середины надстройки и до бака – облупившийся, ржавый, покрытый пылью борт, у открытого лацпорта27 куча дохлых, активно разлагающихся баранов, от которых несло невыносимым смрадом. Из другого лацпорта валил дым, внутри мелькали вспышки электросварки и неясные черные фигурки.
Впечатлило. Тут бы даже бывалые завсегдатаи ремонтов в Вецмилгрависе28 пригорюнились. И кто-то громко озвучил витавшую во всех головах мысль:
– Не, мужики, это не пароход, а братская могила какая-то. Поехали назад.
Оглянулись, а агента с грузовичком уже и след простыл. Уставились на капитана: ты – командир, тебе решать.
– Да, я ведь еще не представился, – спохватился мастер. – Зовут меня Манохин Валерий Сергеевич, капитан дальнего плавания, двадцать пять лет в Балтийском морском пароходстве. Мы со старшим механиком вчера прилетели. С хозяином встречались. Он, правда, по-английски ни бум-бум, какой-то клерк переводил. Так вот, процедура здесь такая: наши паспорта агент повез в иммиграционную службу оформлять грин-карты. Готовы эти грин-карты будут только через неделю. Ну, не будем же мы неделю на причале торчать? Давайте пока вещи по каютам разнесем, а потом соберемся, обсудим.
Собрались минут через десять в капитанском салоне. В надстройке духота – мокрые все, пот ручьем. Дверь на палубу отворили, но тут же снова захлопнули.
Мастер продолжил вступительную речь:
– Есть предложение. Поставить несколько основных задач, решение которых позволит нам работать здесь дальше. Если хоть одна из этих задач окажется невыполнимой, будем требовать, чтобы нас отправили назад. В первую очередь, убрать трупы животных с грузовых палуб, запустить кондиционер и проверить пожарный насос. А дальше видно будет. Согласны?
Согласны, куда деваться? И с другой стороны, не революцию устраивать – деньги зарабатывать приехали. Восемьсот с полтиной долларов у матроса и три тысячи у мастера – где сейчас в Питере такую работу найдешь?
– Трупы пусть матросы убирают. А кондиционер – наш, – сказал стармех.
– Нет, – возразил мастер, – трупы уберут сирийцы. Все, что в бараннике – их забота. Надо найти их старшего – хозяин сказал, что он один по-английски говорит.
А старший тут же и сам нарисовался. Остановился на пороге: морда злая, бандитская, а глаза насторожено-любопытные. В кулаке мобильник зажат.
– Welcome to Omalqora. I’m Yahya, chief stockman29.
Мастер подошел, руку пожал, прихватил его за плечо и так это дружески из салона вывел. Вскоре вернулся один, тоже злой, но, кажется, довольный.
– Одна проблема решена. Завтра утром мусорная машина придет, заберет дохлых баранов. Робу хозяин тоже утром обещал прислать. Сначала отказывался, но я сказал, что прямо сейчас звоню Борису Соломоновичу, и экипаж уезжает. Подействовало.
– А куда это вы главного абрека уволокли, Валерий Сергеич? – спросил Валера.
– На серьезный разговор, – ответил мастер. – Чтоб его при всех не прессовать. Этот Яхья пароход у пакистанцев принимал, так себя теперь почти капитаном считает. Наши сирийцы здесь уже почти неделю живут.
И до того естественно у него это прозвучало: «наши сирийцы», что все сразу поняли: скорее всего, поставленные задачи будут выполнимы.
Ночь, конечно, была та еще! В каютах грязь, духота. Кто в Персидском заливе летом побывал, для того продолжать не надо. Один день – три года жизни, причем, пока кондиционер не заработает, этих трех лет и не жалко. Только часов в пять утра немного поостыла раскаленная за день железяка, бриз задул. Так все, не сговариваясь, на спардек, на прогулочную палубу выскочили освежаться. Нашли закуток, в который ароматы из баранника почти не долетали, пару скамеек передвинули, чаю замесили. Тут и светать стало. Посидели, огляделись вокруг. Справа солнце из пустыни встает, огромное, круглое, красное, минаретами утыканное. Слева – кусок залива, сине-темный, подернутый пенной глазурью, горы какие-то сквозь дымку пробиваются. Красота!
Компрессор для установки кондиционирования механики в рефрижераторном трюме нашли. Извлекали и волокли в машину всей командой, и к вечеру успешно запустили. Ночью отоспались в прохладе, так что наутро дружно решили, что, в общем-то, жить здесь можно. Через пару дней оценили разруху и наметили мероприятия по восстановлению инородного хозяйства.
Ну, а потом пошло-поехало в полном и привычном соответствии с русской поговоркой: «Глаза боятся, а руки делают».
Яхья появлялся то в машине, то на палубе, то снова убегал к своим. Он явно наблюдал, чем занимаются русские, чтобы потом доложить хозяину. Мотористы сразу прозвали его: «стукачок», а матросы более терпимо: «баба Яга». С остальными сирийцами сталкивались только во время обеденного перерыва, когда они, уставшие, чумазые, пропахшие потом и еще, черт знает чем, дружно маршировали от баранника к надстройке. Некоторые сдержанно здоровались, некоторые молча проходили мимо.
На грузовых палубах работали бригады сварщиков: то ли индусов, то ли цейлонцев – в общем, из тех, которые огрызки сгоревших электродов голыми пятками затаптывают. Они обещали Хасану закончить все работы за неделю, но растянули на месяц. Хасан приезжал по утрам, ругался на сварщиков, гонял сирийцев, хмуро и недоверчиво поглядывал в сторону русских, собравшихся на корме.
– Яхья, почему русские опять не работают?
– У них перекур, Хасан. Каждые два часа они приходят на корму курить на десять минут. Капитан сказал, обычай такой.
– Яхья, я стою на причале и смотрю на них уже целых двадцать минут! А они уже целых двадцать минут курят! А некоторые совсем не курят и целых двадцать минут смотрят на меня!
– У русских на перекур ходят все: кто курит, и кто не курит. Чтобы зависти и вражды не возникало. Это мне боцман объяснил. Еще он объяснил, что с перекура просто так уйти нельзя ни через десять минут, ни через тридцать. Надо, чтобы кто-нибудь сказал специальное слово. Очень трудное и длинное слово, но я его запомнил: «ну-чо-по-шли-му-жи-ки». Только после этого все идут работать. Обычай такой.
– Обычаи надо уважать, – вздохнул Хасан. – Но они курят уже целых двадцать пять минут! Яхья, а если ты скажешь специальное слово, они тебя послушают?
Глаза Яхьи восхищенно блеснули, он взлетел с причала вверх по трапу. Через минуту на корме раздался взрыв смеха, и в воду полетели окурки. Народ потянулся по рабочим местам.
Хасан удовлетворенно кивнул. Ай, какой мудрый человек – судовладелец мистер Хасан!
Тот месяц стоянки в Умм-Аль-Кувэйне очень пригодился. В машине сделали моточистку главного двигателя, перебрали дизель-генераторы. На грузовых палубах восстановили убитую систему вентиляции, облазили все танки, поменяли трубы, набрали опресненной воды. В том же рефтрюме боцман нашел десять банок не очень старого грунта. Матросы соорудили подвесные беседки30, и вскоре надстройка покрылась темно-коричневыми кляксами.
27
Лацпорт – проем или вырез в обшивке судна, снабженный устройством герметичного закрытия
28
Вецмилгравис – район в Риге, где располагался судоремонтный завод.
29
Добро пожаловать на «Омалькору». Я – Яхья, старший стокман (англ).
30
Беседка – доска с двумя веревками на концах, которую используют для работ на высоте