Страница 25 из 113
Его уделом были путешествия и дороги. Мне это казалось таким романтичным, а моя семья надеялась, что я обрету свое семейное счастье в нашем городе. Но окрыленная чувствами, я закрыла глаза и бросилась во взрослую жизнь.
С каждым днем мы уезжали все дальше и дальше от моего родного дома. Я, домашняя девочка, воспитанная двумя учителями средней школы, самоотверженно привыкала к жизни в караване. Старалась не вскрикивать по ночам, когда слышала диких зверей за пределами лагеря, моя бытовая магия облегчала жизнь путешественникам, и я всегда искала возможность порадовать мужа, а он всегда приносил мне что-то интересное.
Когда ты искренне любишь и любима, все переносится легче. Мой муж поддерживал меня во всем и, несмотря на то, что я оказалась вдали от привычного мира, была искренне счастлива. Полюбила простор дорог, новые встречи. Я прожила в караване больше двух лет, когда потеряла друзей, мужа и ребенка.
Бледное лицо застыло в немой борьбе с болью утраты. Несмотря на то, что прошел уже не один десяток лет, боль от воспоминаний для неё меньше не становилась.
— На наш караван напали отступники. Старший вовремя дал сингалку. Не прошло и пяти минут, как стражи пришли нам на помощь, но отступников было слишком много…
Её глаза наполнились слезами, мне хотелось остановить её, сказать, что все в прошлом, но не могла. Чувствуя её боль через Мирха, понимала, что этот разговор принесет ей облегчение и просто застыла на месте, стараясь не спугнуть её откровенность.
— Меня вытащил из той мясорубки молодой страж. Моего ребенка, так забавно пинающегося под сердцем, спасти не удалось. Тогда мне не хотелось жить… Я вернулась в родительский дом, старалась ради мамы войти в привычный ритм жизни, но, когда у тебя вырвано сердце — это очень трудно сделать. В истинной любви самое страшное — потерять своего избранника. Потому что он становится для тебя всем: твоим дыханием, твоим зрением, твоим голосом. Это невозможно описать, это можно только почувствовать…
Я возвращалась тогда с работы, родители пристроили меня в школу библиотекарем. Проходя мимо работного дома, увидела, как подъехала повозка, и среди мальчуганов мелькали две крохи. Глаза огромные, испуганные. Они смотрели на каждого взрослого с такой надеждой, но все проходили мимо… А я не смогла. Узнала у Старшего работного дома, что они сироты, и забрала их себе. Отец сначала возмутился, но мама его уговорила, и я стала воспитывать этих малышек, а через некоторое время появились еще две девчушки, а за ними еще. Я не могла остановиться, не могла оставить их там, в холодном сером доме, где они никогда не узнают любви и ласки.
Мой отец, спустя время, купил этот дом для приюта. Сказал, что я все равно буду приводить новеньких, и ютиться всем вместе в маленьком доме нецелесообразно. Он и мама помогали присматривать за девочками, выбили мне помощь в городском совете, и я официально стала директрисой приюта для сирот. Я нашла в этих детях силу и смысл жить дальше…
— Вы жалеете? — Не удержалась я от вопроса.
— О чем?
— О тех чувствах? О том, что влюбились и к чему это привело?
— Нет, — лэри обвела взглядом своих воспитанниц, те, улыбаясь, связывали охапки хвороста и с шутками складывали их в кучу. — Та любовь подарила мне крылья. Я узнала, что способна на многое. Вначале, после потери, мне было сложно, больно, тяжело, но однажды мой муж приснился мне. Он держал на руках маленького мальчика и рассказывал, какая его мама сильная. Что несмотря на все трудности она справится, и они будут гордиться мной.
В ту ночь я поняла, что, несмотря ни на что, эта любовь не забрала свои крылья. Просто я забыла, как летать. Но ради тех, кто гордился мной, я стала жить дальше. И надеюсь, они все еще гордятся. Я не летаю, но укрываю своими крыльями тех, кто нуждается в этом, думаю, это тоже не плохо.
— Это чудесно! — Искренне поддержала я её. — А сейчас городской совет вам помогает?
— Да, но это не обеспечение, как у школ стражей. Там ребята могут отработать помощь своей службой, а у нас такой возможности нет. Городской совет распоряжается, чтобы нам помогали с выходами в лес, и раз в полгода выделяет провиант, многие горожане отдают свои старые вещи, и мы сами стараемся своими способностями немного заработать. В городе бывают ярмарки, и девочки продают на них свои изделия. Те, что постарше, устраиваются, как Рут, на работу, но пока им некуда уходить, живут вместе с нами. Многие, кто покинул стены нашего дома, тоже стараются нам помогать.
— А что с учебой? Девочки ходят в школу?
— Нет. Читать, писать, говорить на трех языках я обучаю их сама, как и бытовым заклинаниям. Если у девочек появляется более сильный дар, стараюсь найти им учителя, но не все хотят связываться с сиротами.
— Зимой у меня будет больше свободного времени, я могла бы позаниматься с ними и познакомить со своими учителями, они духи книг. Кушать не просят, зато многое знают и любят детей.
Лэри Мэй улыбнулась и кивнула.
— А как же твоя учеба и свидания? — Тут же спохватилась она.
— Ну, какие свидания, лэри Мэй. Рано мне.
— Неужели у девушки, что учится среди молодых парней, нет того, от чего сердце екает в груди? Того, чей образ хочется увидеть больше всего? Того, на чей голос хочется идти?
Лэри Мэй подшучивала, пытаясь скрыть неловкость после своих откровений. Я смеялась, отнекивалась, а перед глазами вставал Ар. Вот уже месяц прошел, а он даже не написал мне ни строчки. Хотя, он и не обещал. И вообще, причем здесь он?! Он дракон, я человек. Он старший страж, я младший. И вообще, все, что нас связывает, — это прошлое. А будущее…
Только, чем больше я себя убеждала забыть и не думать об Аргайле, тем сильнее портилось настроение, и грусть сдавливала сердце.
Кит рванул вниз, словно черная птица. Я уловила активацию защитных щитов, что раньше повесили на каждую девушку. Время замедлило свой ход. Так всегда бывает в экстремальных ситуациях, мозг активирует магию контроля, что позволяет за считанные секунды анализировать происходящее. Четыре девочки обламывали сухие ветви Свечника, три хохотушки увязывали хворост, а еще одна отошла с новой вязкой и прикидывала, как её лучше пристроить, чтобы не развалить всю кучу.
Я проследила за Китом. Две девчушки помладше отошли от своих подружек. Куст боярышника манил их своими красными плодами. Девочки смотрели вверх, не видя, как под ногами, разрывая землю, появляются клыкоморфы.
Когда стражи первый раз столкнулись с клыкоморфами, то долго не могли понять, как, и главное, из чего они преобразовались. Оказалось, это бывшие насекомые, что-то вроде наших комаров. В жизни легкокрылые и тонконогие создания при влиянии аномалии превратились в скопище тончайших клыков, которые объединяла мускульная мышца. В спокойном состоянии клыкоморф напоминал ежа, но при атаке острые и крепкие отростки напоминающие клыки могли сформироваться в любую фигуру, которая, впиваясь в человека, разрывала его на части. От прошлого вида они сохранили летучесть, но засады любили устраивать именно в земле. И пока эти тварюшки не переходили в стадию атаки, обнаружить их было практически невозможно.
Защита сработала на отлично, сферический щит полностью скрыл девочек, Кит метнул три клинка, и они точно попали в цель. Тушки нечисти упали на землю бесформенными, колючими кучками.
Убить клыкоморфа можно двумя способами, изрубить в мелкую крошку или нанести один точечный удар по точке соединения нервных и магических потоков. Убить, может, и не сложно, если знаешь, как, но клыкоморфы на зиму сбиваются в стаи, где значительно больше трех особей.
Земля вокруг девчонок зашевелилась. Я силовыми путами отбросила их подальше. Отмечая, что остальные воспитанницы приюта уже осознали, что произошло нападение нечисти. Лэри Мэй была рядом с ними и командовала сплотиться.
Окружив место, где все еще поднималась земля усиленным щитом, я пыталась прикинуть, сколько же тут схоронилось нечисти, и по нервной дрожи понимала — много, очень много.