Чудо для Алисы

«Романыч, больше ничего из еды не нашел. Пей чай и ложись. С Рыжиком и Чернышом мы подружились, будем спать вместе. Спокойной ночи. Дед Никита».

Узнаю почерк Никиты Сергеевича, мысленно благодарю старика за помощь с собаками. Что же со мной случилось? Ничего не помню. Такое чувство, что я умерла и заново воскресла. И где Никита Сергеевич? Неужели доверился незнакомому парню и пустил его в дом? Да еще и позволил спать со мной в одной постели?

В доме тепло, в камине тлеют поленья, за окном занимается рассвет. Утреннее солнце с трудом пробивается сквозь морозный туман. Снег продолжает неспешно падать.

Передвигаюсь по дому на цыпочках, боясь разбудить своего случайного гостя. За время моего блаженного сна Богдан освоился: на батарее в ванной висят его носки, на раковине лежит вскрытая упаковка от зубной щетки. Предательский румянец наползает на щеки, когда я думаю, что парень видел меня спящей. Интересно, как я выглядела? Может, храпела или пускала пузыри? Эти два мажора всего лишь хотели скрасить унылый вечер, наполнить эмоциями жизнь, пресыщенную от богатства и развлечений, а я думаю о том, как выглядела?!

Придирчиво осматриваю себя в зеркале, злясь на глупые мысли. Обо мне никто из них не подумал… По-хорошему, Богдана надо разбудить и вышвырнуть вон из дома!

Быстро принимаю душ, надеваю чистую одежду и тихонько возвращаюсь в гостиную. Парень спит. Набираю в легкие побольше воздуха, чтобы выкрикнуть ругательство, и замираю… Внутренний голос подсказывает не торопиться.

Моя комната встречает дурманящим запахом масляной краски. С холста смотрят обнимающиеся снегири. Улыбаюсь полюбившейся мне парочке и обещаю птичкам, что закончу работу над ними в ближайшее время. Интересно, Богдан видел мои картины?

Последнюю неделю я жила в городской квартире тети Глаши, ежедневно навещая ее в больнице. Дом требует мытья и проветривания, я потираю руки в предвкушении уборки, с тоской поглядывая на нагло спящего гостя. Эй, солнце давно встало, пора просыпаться! Тихонько открываю шкафчики на кухне в поисках запасов еды, нахожу лишь пачку овсяной крупы и банку малинового варенья. Готовлю незамысловатый завтрак, любуясь на пейзаж художницы-зимы за окном: она раскрасила все белым цветом.

– Как спалось, Алиса в стране чудес?

Вздрагиваю от голоса Богдана за спиной. Оборачиваюсь, встречаясь с мальчишеской улыбкой на симпатичном лице. Ему смешно? Чему он так радуется? Удачной возможности посмеяться над глупой деревенской девчонкой? И рот у него совсем не твердый, как мне сначала показалось…

– Я смотрю, вам весело? – строго отвечаю я. Меня распирает от обиды и негодования. Вместо сбивчивых объяснений он самодовольно ухмыляется. Мне хочется стереть наглую улыбку с лица парня. – Насмотрелись на меня?

– Более чем, – усмехается Богдан. Я чувствую, как краснею до кончиков волос под его пристальным взглядом.

– Надеюсь, вы меня лапали только глазами? – Я пыхчу от злости, как паровоз. – Учтите, обратное может доказать экспертиза!

– Что? – Самодовольное выражение лица парня сменяется возмущением. Он молчит, брезгливо сканируя меня взглядом холодных светло-зеленых глаз. Что, задела? Не нравится слышать правду?

– Не смею задерживать вас в моем доме. Вот вам дверь, – важно взмахиваю рукой в сторону выхода.

Богдан смотрит на меня остекленевшими глазами, будто своими обвинениями я задела его до глубины души. Молча подхватывает куртку, лежащую на комоде, обувается и покидает мой дом, столкнувшись в дверях с Никитой Сергеевичем.

– Доброе утро. Спасибо вам за все, – тихо произносит он, коснувшись плеча старика.

– Романыч, ты куда? – удивленно вздыхает дед. Его протянутая рука безвольно опускается. Заснеженные Вилли и Джесси довольно виляют хвостами и по-хозяйски устремляются на кухню. Отвлекаюсь на псов, слыша за спиной звук закрывающейся двери. Старик снимает тулуп, тоскливо поглядывая в окно, и проходит следом за собаками на кухню.

– Спасибо хоть сказала парню? – тоном, полным осуждения, спрашивает Никита Сергеевич.

– За что? – возмущаюсь я. – Да они… да он… – машу руками, пытаясь жестами объяснить деду то, что не могу сказать вслух.

– Дура ты, Алиска. Парень привез тебя домой бездыханную, всю ночь возле тебя сидел.

– А зачем он сидел? Почему домой не уехал? Мог бы оставить меня на ваше попечение… – осторожно спрашиваю я, чувствуя, как в душе что-то рушится.

– Я схитрил, – вздохнул дед Никита, виновато опуская глаза в пол. – Сказал, что у тебя больное сердце.

– Зачем? – шепчу я дрожащим голосом.

– Напугать его хотел, наказать. Я же не знал, что все случайно вышло… Он подле тебя сидел, прислушивался к дыханию, другу звонить хотел, только я отговорил. Нехорошо ты, девочка, поступила… – прокашлявшись, продолжает старик. – Другой мог бы…

Я не даю деду Никите рассказать мне о том, что мог бы сделать другой – набрасываю на плечи рваную куртку, обуваю валенки и выбегаю из дома. При каждом шаге по свежевыпавшему снегу из-под подошв раздается скрип. Искрящаяся белизна улицы ослепляет. Мороз щиплет голую кожу ног, снежинки тают, касаясь моих разгоряченных щек. Дергаю заледеневшую калитку, цепляя взглядом отъезжающий автомобиль.

– Богда-а-ан! – не своим голосом кричу я вслед удаляющейся машине. Морозный воздух до боли обжигает легкие. От глубокого вдоха кружится голова, я сгибаюсь, чтобы отдышаться. Богдан проехал всего несколько метров и, заметив меня, резко ударяет по тормозам. Машина послушно останавливается.

Подхожу и стучусь в окно водительской двери.

– Прости… – выдавливаю хрипло, когда Богдан нехотя опускает стекло. – Я не знала… Пожалуйста, не уезжай.

Он смотрит будто сквозь меня, и я не понимаю, чего больше в этом взгляде – презрения или сочувствия. «Плевать, что он думает! Главное – я извинилась!» – размышляю я про себя, пытаясь прочитать мысли парня.

– Ну ты даешь, спящая красавица, воз-вращайся в дом, замерзнешь… – говорит он, мягко улыбнувшись. Какие чувственные у него губы…

– А ты? – смаргивая снег с ресниц, спрашиваю я.

– Так уж и быть, даю нам второй шанс, – отвечает важно, вонзившись в меня зелеными, как весенний луг, глазами.

– На что? – возмущаюсь я, плотнее запахивая куртку на груди.

– На знакомство.

Богдан паркуется возле ворот и заходит во двор. Он удивленно вскидывает бровь, замечая меня на ступеньках крыльца.

– Боишься, что передумаю? – улыбается уголками губ.

Вьюга забирается под мою куртку, взвивает пряди из кос, обжигает колким холодом голые ноги, торчащие из валенок. Да, я и сама знаю, что выгляжу жалко в простой деревенской одежде и валенках.

– Нет, – мотаю головой. – Просто… просто… Проходи, – мямлю, чувствуя, как краснеют уши под пристальным взглядом парня.

Прихожая встречает нас уютным теплом горящего камина и ароматом варящегося на плите компота из сухофруктов. Богдан вешает куртку на крючок, разувается и проходит в гостиную.

– Вилли! Привет, малыш! – Он подхватывает пса на руки и садится на кресло возле камина. – У тебя уютный дом, Алиса, – говорит он мне, мечтательно засмотревшись на огненные языки пламени.

– Спасибо. Самый обычный деревенский дом. Ты, наверное, впервые в таком? – спрашиваю я, намекая на его принадлежность к классу богачей. Сама не знаю, зачем мелю эту чушь…

– Не угадала, – спокойно отвечает Богдан, пропустив мимо ушей мою шпильку. – У моей бабушки был такой же.

Хью сворачивается клубком на коврике возле вытянутых ног парня.

Дверь из кухни открывается, и в проеме застывает Никита Сергеевич с Джесси под мышкой.

– Пойдемте завтракать, молодежь! – приказывает он важно, не забывая при этом прихрамывать и покашливать.

– С удовольствием, – Богдан встает с места, опуская Вилли на пол. – Алиса, а кофе есть?

– Конечно, нет, – чопорно отвечаю я, поджав губы. – Мы не пьем буржуйских напитков. Есть компот.

Богдан молчит, удивленно взирая сверху вниз на мою кислую физиономию.