Страница 1 из 106
Юлиана Суренова
Дорогой сновидений
Глава 1
Был вечер. На землю спустился задумчивый покой, наполненный тихим скрипом снега под полозьями.
Мати сидела в командной повозке, разбирая свитки, ища, что бы ей почитать, когда до ее слуха донесся глубокий печальный вздох.
— О чем грустишь? — не отрываясь от своего занятия, спросила девочка.
"О пище", — Шуши лежала возле нее, вытянув вперед лапы и положив на них морду. Волчица вновь и вновь переводила взгляд поблескивавших в полутьме рыжих глаз со своей хозяйки на ломоть хлеба с куском копченого мяса, покоившийся на медной, покрытой причудливой чеканкой тарелке.
— Ты ведь совсем недавно ела! — воскликнула Мати. Удивление заставило ее даже отложить в сторону свитки и повернуться к своей четвероногой подруге.
За минувшее время Шуши превратилась из крохотного беззащитного комочка в большого могучего зверя, не уступавшего по размерам взрослому волку. Ее золотая шерсть лоснилась, сильные мускулы проступали холмистым рельефом.
— Теперь ты больше не растешь, и…
"И что же? — недовольно заворчала Шуши. — Это не повод морить меня голодом!"
— "Морить голодом?" Это так теперь называется? Да той плошки каши, что ты получила на завтрак, мне бы хватило на три дня, никак не меньше!
"Что такое каша? — фыркнула волчица. — Я хищник. И мне нужно мясо! — она осторожно подползла с своей подруге, ткнулась холодным мокрым носом ей в руку, не спуская голодного взгляда с тарелки: — Ну, дай же, дай мне этот аппетитный кусочек! Ты все равно не ешь сама, только дразнишь меня!" — в глазах, которые, не мигая, смотрели на девочку, было ожидание и столько надежды, страстной мольбы, что Мати не смогла выдержать этот взгляд. Она вдруг почувствовала себя ужасно виноватой и рука сама потянулась к бутерброду, готовая отдать подруге все, что угодно, лишь бы та не обижалась.
Волчица осторожно взяла кусок, проглотила, не жуя. Ее взгляд подобрел, приоткрывшаяся пасть растянулась в улыбке.
"Спасибо… — мохнатая рыжая голова чуть склонилась в благодарном кивке. Но уже через миг в рыжих глазах вновь вспыхнул голодный блеск, морда поднялась, нос вытянулся, принюхиваясь к окружавшим запахам. — А у тебя больше ничего съедобного не осталось? Может, случайно завалилось куда? Или ты припрятала на голодный день и забыла?"
— Нет, — девочка взяла ее шею, притянула к себе, дыша излучаемым зверем теплом. Та тотчас подставила подруге лоб — чеши. — Ну что мне с тобой делать? — вздохнув, спросила Мати. В ее голосе не было ни гнева, ни неудовольствия, лишь любовь и забота. — Если так пойдет и дальше, очень скоро наступит день, когда караван не сможет тебя прокормить. И нас с тобой прогонят!
"Не прогонят, — глаза волчицы лучились золотым пламенем веселья. — Твой отец слишком любит тебя для этого. А перед нами с братом все вообще преклоняются, как перед святыней. Так что, даже если я заберусь в складскую повозку и съем все, что найду в ней…"
— Пожалуйста, не делай этого! — Мати вздрогнула. Ее сердце сжалось от страха при одной мысли о том, какое их обеих могло бы ждать наказание, случись нечто подобное.
Конечно, Шуллат была права — ее и Хана караванщики называли не иначе, как священными созданиями госпожи Айи. Да и сама девочка помнила о законе пустыни, ставившем путь золотых волков превыше тропы каравана. Но эти две дороги уже столько времени были соединены воедино, что люди, привыкнув к волкам, стали видеть в них не чудо, а реальность, к которой, как всем известно, отношение совсем иное. — Ни к чему испытывать веру тех, чье терпение может и лопнуть…
Шуши лизнула девочку в нос, затем опустила голову ей на колени, застыла:
"Подумаешь, наказание! Все это пустяки…" — она сладко зевнула.
— И совсем не пустяки! — трепля подругу за загривок, проговорила Мати. — Вот выгонят нас из каравана в пустыню, что будем делать?
"Жить дальше, — та была совершенно спокойна и безмятежна, — что же еще? Нам и двоим будет хорошо…"
— Мы не выживем одни!
"Конечно выживем! — волчица даже подняла голову, чтобы заглянуть дочери огня в глаза. — Я буду охотится, так что пищи хватит."
— Ты не умеешь охотиться!
"Умею! Я родилась охотником! Это у меня в крови!" — в ее глазах мелькнуло яркой вспышкой недовольство, весь вид говорил: "Неужели ты так плохо меня ценишь?"
— А как же тепло?
"Я буду греть тебя, ты меня! — волчица заворчала, показывая, что ей не нравится этот разговор. — И вообще: не хочешь — можешь выбрать себе другое наказание. А по мне лучше в уйти в снега. Пусть даже одной, — она чуть наклонила голову, словно раздумывая. Последняя мысль ей совсем не нравилась — Шуллат, осознавая себя стайным созданием, терпеть не могла одиночества, — или возьму с собой брата…" — подумав еще немного, она сморщилась, глаза вновь вспыхнули недовольным блеском. Шуши слишком хорошо понимала, что от Хана за подобное предложение она вместо столь желанного согласия получит лишь лапой по носу. Волк не покинет господина Шамаша. Ах, вот бы кого уговорить!
А ей так хотелось выбраться из тесной повозки, сойти с узкой тропы и окунуться с головой в свободу снежной пустыни, наполненной множеством манивших к себе запахов, стольким любопытным, знакомым и, вместе с тем, неизвестным!
— Да… — Мати, разделявшая не только размышления, но и чувства подруги, мечтательно вздохнула. — Если бы Шамаш пошел с нами… — тогда все то, что сейчас виделось шагом навстречу страху, могло бы стать чудесным приключением. Просто замечательным! И совсем не опасным.
"Не хочешь предложить ему сбежать?"
— Сбежать?
"Ну, отправиться в путешествие. Если тебе так больше нравится".
— Мы, кажется, говорили о наказании…
"Конечно, нам ничего не стоит его заслужить…"
— Нет, не надо, — Мати и сама не знала с чего это вдруг страх, выбравшись из своей снежной норы, пришел к ней, но его ледяной трепет пробрался к самому сердцу, заставив его заколотиться быстрее.
"Неужели твоя душа не жаждет приключения, особенно когда моя так мечтает о нем! Э, — приглядевшись к своей собеседнице, волчица чуть наклонила голову. Ее глаза смеялись, — да ты боишься! Мати — трусиха!"
— Я не трусиха!
"Трусиха, трусиха!"
— Замолчи, глупое животное! — слова сорвались с губ девочки быстрее, чем она поняла их смысл. А в следующий миг уже боль нахлынула на Мати, накрывая с головой. — Шуши, прости меня! — уткнувшись в жесткую, грубую шерсть, она заплакала. — Прости! Пожалуйста, прости меня!
"Ну, перестань, — волчица холодным носом ткнулась в руку девочки. — Не плачь…" — в ее мысленном голосе была печаль.
— Это я дура. И трусиха. И вообще… Называй меня как хочешь, только не бросай! Я так привязалась к тебе, что не смогу жить, если ты уйдешь! — она рыдала навзрыд, даже не думая о том, чтобы успокоиться.
"Моя шерстка уже вся намокла от твоих слез, — волчица отстранила от себя Мати, но мягко, не отталкивая. А еще через мгновение ее шершавый язык коснулся щек девочки. — Фу, они такие горькие! — фыркнула Шуши. — Хватит уже! Я терпеть не могу воду!"
— Ты не обиделась на меня? — размазав по лицу последние слезы, Мати устремила умолявший взгляд мокрых покрасневших глаз на свою подругу.
"Конечно, обиделась, — ответный взгляд волчицы был пристален и серьезен. — Но это совсем не значит, что я вот прямо сейчас все брошу, повернусь к тебе хвостом и убегу в снега. Я вижу твою душу, знаю, что ты не хотела причинить мне боль. А слова… За слова можно простить… Я уже достаточно выросла, чтобы научиться этому великому искусству, без которого никто не смог бы жить среди детей огня…"
— Какая же ты замечательная, Шуши! — девочка обхватила ее руками за шею.
"Да. Я умная, красивая… И ужасно голодная!" — ее глаза стали такими несчастными, что, заглянув в них, нельзя было не испытывать жалости.