Город богов

Рамир чуть приотдернула полог:

— Въезжаем, — она гляделась, наслаждаясь красотой высоких вечнозеленых сосен, небольших, похожих на пушистых зверьков елок. Все вокруг дышало задумчивым покоем полусна, надеждой и… — Ой, - рабыня в страхе втянула голову в плечи, увидев шедшего возле повозки бога солнца. На миг Рамир встретилась с Ним взглядом и утонула в черной бесконечности его глаз. Ей потребовалось какое-то время, чтобы прийти в себя и, шепча молитвы-извинения отпрянуть вглубь повозки, прячась в ней.

— Шамаш, — Мати подобралась к краю повозки и… Она поспешила получше укутаться в шаль: — Бр-р-р…

— Что-то не так? — колдун огляделся. — Здесь должно быть теплее? — он лишь примерно представлял себе, какими могут быть согреваемые магией города этого мира. Легенды повествовали в основном о времени, предшествовавшем наступлению снежной пустыни на земли людей, сказки рассказывали о крае чуда, владениях богов, не людей. Единственно, на чем он мог строить свои предположения, были рассказы караванщиков. Но, лишенные дара, они не ведали самой природы магии, относясь к ней с почитанием и не задумываясь над тем, как, подчиняясь каким законам, она действует.

"Если я правильно понимаю, — размышлял он, — их города должны походить на колдовскую деревню. Они так же строятся вокруг замка, согреваются силами магии, а не природы… Однако, — он свел брови, — даже если их камни, призванные усиливать дар тепла, распространяя его не только на носителя, но и на окружающий мир, столь же малы, как тот, что носит на шее малышка, город должен быть больше, много больше… — он взглянул на вознесенный в небо замок… — А ведь по словам караванщиков, городской оберег огромен…" — Шамаш сощурил глаза, прислушиваясь к своим ощущениям.

Он с утра чувствовал нервное, подрагивавшее тепло, исходившее от того, городского, камня. Его дыхание было знакомо колдуну. Но не сила, его питавшая. Она была иной.

Мати, ощутив его беспокойство, поспешила сказать, отвечая на заданный вопрос:

— Нет, все в порядке. Просто я так привыкла к сказке, что забыла о том, что есть обычный мир.

— Будь осторожна. Не простудись.

— Я поняла! — вдруг воскликнула она. — Ну конечно же! Раньше мне было тепло, потому что… — она вовремя вспомнила, что рядом рабыня и остановилась, не договорив до конца. "Потому что меня согревал талисман, — продолжала девочка, перейдя речь мыслей. — А теперь он вдруг стал совсем холодным… Почему? В нем ничего не сломалось…?" — ей вновь стало неспокойно, сердца задел своим острым крылом страх.

"С камнем все в порядке… И с твоей Шуши тоже, — добавил он, предугадывая готовый вот-вот прозвучать вопрос. — Они спят. И волчата, и талисман".

"Разве камень может спать?"

"Конечно…" — а потом он заговорил вслух:

— Малыш, мы решили, что будет лучше скрыть от горожан, кто я…

Девочка тотчас, забыв обо всем остальном, недовольно надулась. Ее глаза наполнились обидой, как пустыня полнится снегами.

Мати обиделась, чувствуя себя так, словно у нее отбирают все, к чему потянется ее рука.

Ей так хотелось, когда городские начнут хвастаться чем-то, показать им снежных волчат. Она уже представляла себе, как вытянутся их лица, как загорятся восхищением и завистью глаза… А еще Мати горела нетерпением посмотреть на горожан в тот миг, когда они узнают, что Шамаш — наделенный даром, а может быть — даже бог. Конечно, они сразу же упадут перед ним на колени, а потом сами проведут их в храм, не просто позволят заглянуть внутрь, в его священное пространство, а сами все покажут, расскажут тайны, о которых раньше не слышал ни один караванщик, да что караванщик, ни один простой горожанин, ведь в святая святых, в сердце оазиса открыты двери ох как немногим — Хранителю и его семье, служителям, да членам городского совета… Она это точно знала — всякий раз, когда прежде, въезжая в город, Мати просила отца показать ей храм, он говорил ей об этом, объясняя запрет каким-то непонятным и нелепым городским законом… И вот в тот самый момент, когда, как ей уже начало казаться, она приблизилась к сердцу чуда на расстояние вытянутой руки, ей говорят…

— Это нечестно…! - она была готова расплакаться.

— Да, — Шамаш вздохнул. Он смотрел на Мати, не мигая. — Если ты думаешь, что мы поступаем неправильно, скажи, еще не поздно изменить решение… — он произносил эти слова не просто чтобы успокоить девочку, но был готов прислушаться к ее совету, считая, что чистая детская душа не способна ошибиться.

И девочка поняла это, отбросила обиду, заставила себя взглянуть на все по-другому…

Мати сидела на краю повозки, не спуская взгляда с шедшего с ней рядом Шамаша, который терпеливо ждал ответа, не торопя ее с решением, не предугадывая, не подталкивая к тому, что он сам считал верным…

— Так будет лучше… Сделать так, как вы решили, — вздохнув, как-то через силу, проговорила, наконец, девочка. Она была караванщицей и не могла ставить свои желания выше воли и безопасности каравана. К тому же… Мати встрепенулась, выпрямилась, вновь ощутив покалывание страха, в котором растворились последние капли обиды… "Если горожане узнают, кто он, — мелькнуло у нее в голове, — они захотят оставить Шамаша у себя. И я потеряю его навсегда!" — нет, она не могла даже думать об этом, сама мысль была невыносимой. — Я не хочу потерять тебя, — прошептала девочка вмиг побелевшими губами.

— Ну что ты, — он подошел ближе, взмахнул рукой, осыпая голову Мати пригоршней серебряных снежинок, принесенных из просторов оставшейся уже где-то позади пустыни, — этого не произойдет. А ну, выше нос! Разве не ты мне говорила, что в город нужно входить смеясь? Потому что если стражи, охраняющие…

— Если стражи, охраняющие его покой увидят слезы, они не пустят гостя, полагая, что рядом с ним идет беда, — закончила за него фразу девочка. Эти давно знакомые, выученные наизусть слова, такие простые и несомненные, заставили ее успокоиться. Во всяком случае, до тех пор, пока в ее мысли не закрался следующий вопрос:

— Шамаш, а ты сможешь сохранить свой дар в тайне?

— Не волнуйся, малыш. Меня научили этому, когда я был младше тебя. И у меня было достаточно времени хорошо усвоить урок.