Страница 3 из 13
Николай закивал. Дед пек удивительно пышные и вкусные оладьи. Варенье тоже сам варил. Получалось изумительно.
– Или медку хочешь? Могу и его достать.
– Как бы не слиплось у меня. Варенья достаточно будет.
– Тогда я тебе баночку липового с собой дам.
– Да у нас есть еще.
– И что? Вот помру, где будешь брать? Не на ярмарке ж меда во Дворце культуры. Там такую дрянь продают.
– Умирать вам, Михаил Ильич, рановато, есть у вас еще дома (и не только) дела, – перефразировал Коля старую песню.
– Вот Мишку, – Коля назвал сына в честь деда, – в первый класс отведу, и можно со спокойной душой…
– Нет, дед, нельзя. У тебя, кроме нас, родственников, собака, пчелы, куры… И еще новый питомец, – он кивнул на кота.
– Нет, этот хиппи не хочет иметь дом. Бродит от двора к двору. – Старик снял кошака с колен, пересадил на стул. – Ты по делу или просто так?
– Пожалуй, по делу.
– Я так и думал.
– Потому что я заявился без предупреждения?
– Лицо у тебя озабоченное. Рассказывай, что случилось.
– Труп нашли у водонапорной башни. Судя по всему, жертву столкнули. Потерпевшая – женщина. И она сестра Родиона Эскина.
– Мальчишки, что покончил с собой лет двадцать назад?
– Помнишь его?
– И его, и дело. Оно было моим последним. Закрыв, ушел на пенсию.
– Парень точно на себя сам руки наложил?
– Доказательств обратному не нашлось. – Дед принялся греть оладьи на большой чугунной сковороде. В нее кинул кусок сливочного масла и накрыл крышкой. – Но предсмертной записки не оставил, и это заставило его мать думать, что парня убили.
– Он сбросился с высоты или утопился?
– Сиганул с башни. Но берег тогда крутым был, и Родион, кувыркаясь, свалился вниз, упал в воду. В ней пролежал часов десять. Его не унесло, камыши помешали да коряги.
– Ему лет пятнадцать было?
– Да. Родя подавал большие надежды. Был невероятно талантлив, артистичен. Занимался в актерской студии, выступал на сцене, снимался.
– Снимался? – переспросил Коля.
– В «Ералаше» и в какой-то рекламе мелькнул, когда постарше стал. Жвачки, что ли. Он был на самом деле очень перспективным. Художественный руководитель студии не мог на него нарадоваться.
– Как зовут того руководителя?
– Павел Печерский. Актер, режиссер. Он живет в «Лире».
– Не знаю такого…
– Потому что ты спортом занимался, а не театральным искусством. И смотрел боевики с Ван Даммом. Печерский же снимал детские фильмы. Но в прошлом веке. В середине девяностых он отошел от дел, переехал в «Лиру» и стал тут заниматься с подростками. Вел кружок. На энтузиазме, потому что платили ему копейки. Ставил спектакли, даже снимал короткометражки. Он-то и пристроил Родиона в рекламу, как и в «Ералаш». И других своих подопечных пропихивал, но те не дотягивали до нужного уровня.
Оладьи нагрелись, стали потрескивать. Дед снял с огня сковородку. Разлил чай по кружкам. Достал сметану и варенье. Накрыл на стол.
– У парня началось головокружение от успехов? – спросил Коля, цапнув оладушек, лежащий сверху горки.
– Возможно. Мы так и не поняли, почему он покончил с собой. Наверное, это был порыв души творческой, мятущейся, еще до конца не сформированной личности. На водонапорной башне, откуда Родион спрыгнул, было последнее выступление. На Дне города они с ребятами из кружка ставили спектакль. Что-то романтическое. Родя играл принца или мореплавателя, девочка, занимавшаяся с ним, его возлюбленную. Они дружили. И кто-то думал, что между ребятами романтическая связь. Быть может, так и было. Но девочка это отрицала.
– А что ты можешь сказать о его сестре?
– Ничего. Я ее не помню. Только мать. Она всю плешь мне проела. Не верила, что сын с собой покончил. Она, кажется, покойная уже?
– Да. Скончалась от инфаркта.
– Выходит, никого из семьи не осталось. Печально.
– Но сестру Роди, Киру, убили.
– Не рано ли выводы делаешь?
Коля пожал плечами. Он, как правильно отметил коллега Костя Пыжов, не имел опыта раскрытия запутанных преступлений. Майора ему не за заслуги дали, а потому что нужно было кого-то продвигать по служебной лестнице, делать начальником, а Грачев, во-первых, внук самого Ильича, а во-вторых, именно он нашел тех, кто вломился в дом мэра. Ими оказались друзья его сына-мажора. Пришлось и этих дурачков отмазать. В долгу перед Николаем не остались, повысили.
– Ты послал кого-то в квартиру покойной? – спросил дед, полив оладушки вареньем.
– Нет. Решил с тобой посоветоваться сначала.
– Советую: езжай туда. Проводи детальный обыск.
– Коллеги за мной заедут, и направимся. Я пешком.
– И с Печерским поговори. Он знал и сестру Роди, они вместе начинали заниматься в его студии, но она талантом не блистала, а Павел уделял время только самым одаренным. Девочка меньше года была под опекой Павла, а мальчик почти четыре. Он покончил с собой в неполные шестнадцать. Осенью. Его сестра тогда уже училась в Москве в институте. Когда Родя погиб, Печерский помогал семье Эскиных. Он винил себя, как мне казалось. Как наставник должен был понять, что с подростком творится что-то неладное.
– Странно, что я ничего этого не помню. Разве что спектакль на башне, но смутно.
– Ничего странного, ты совсем малым был. – Дед заметил, что Коля съел только один оладушек, и нахмурился: – Что, невкусно?
– Смеешься? Это пища богов.
– Преувеличивать не надо, – проворчал дед, но ему явно было приятно. – Я тебя не амброзией угощаю.
– Хиппи своровал сметану, – заметил Николай. Кот забрался на разделочный стол, смахнул баночку на пол, спрыгнул сам и принялся слизывать лакомство с линолеума.
– Пусть ест, не жалко. Там на дне осталось.
– Меня ты за любые проделки по заднице бил.
– Не ремнем же, ладошкой. И я тебя учил, а не наказывал. А кота без толку.
– Хорошо, что у тебя есть животные. Мишка просит питомца, но Наташа против. У нее на шерсть аллергия, птиц она терпеть не может, а рыбок не потискаешь.
– Как у вас с ней, кстати?
– Нормально. А что?
– Да что-то она в последнее время нашему обществу не рада. Вы приезжаете, она через час-полтора убегает.
– Дед, сейчас комарья полно. И мошки. У нее кожа чувствительная. Накусают, все воспаляется. А если чесать, болячки не заживают долго. Вспомни, она в мае и июне всегда быстро сбегала.
– Если так, то хорошо. А я уж забеспокоился.
Кот, слизав всю сметану с пола и со стенок банки, развалился, подставив пузо для того, чтобы его чесали. Но ревнивая Шурка долбанула его лапой по морде. Нечего выпрашивать ласки у ЕЕ хозяина. Хиппи зашипел. Собака загавкала. Пришлось Ильичу шугануть обоих. Наблюдая за этой картиной, Коля пил чай и давал себе возможность ни о чем не думать…
Быть может, это последние минуты безмятежности.
Глава 2
Леше Раевскому очень повезло с родителями!
Умные, интеллигентные, веселые, они обожали друг друга и своего сына. Оба работали в «Союзмультфильме». Папа Аркадий режиссером, мама Соня мультипликатором. Познакомились в конце семидесятых, будучи уже зрелыми людьми. Сначала дружили, потом, когда отец развелся с известной артисткой дубляжа, поженились. Маме на тот момент было уже за тридцать, но брак для нее стал первым. Мужчины считали ее чудачкой и простоватой внешне, поэтому не спешили взять в жены. И только отец, имеющий за плечами опыт долгого и выматывающего брака со стервозной красавицей с нереализованными актерскими амбициями, смог разглядеть в ней идеальную спутницу жизни: милую, легкую, открытую, по-детски чистую, а не глупенькую или странную.
Своих детей ни у одного из супругов не было. Отец воспитывал приемную дочь с малых лет, но та его только терпела. И то до поры. Вступив в переходный возраст, стала предъявлять даже больше претензий, чем матушка. После развода она вовсе отказывалась общаться с отчимом, но только не от денег, что он ей присылал на праздники.