Страница 25 из 64
- Хотя, барон, - оставалось только надеяться, что изменения в голосе, останутся вне пристального внимания настырного пруссака. – Что вы, право. Конечно же, спор сей не более чем развлечения ради. Что может быть лучше для воина, рыцаря, чем первому наступить на грудь поверженному противнику...
Потому, что для осуществления этой моей идеи, в первую очередь нужно было, чтоб галлы с немцами хорошенько подрались! К стыду своему, признаюсь, что никакой германо-французской войны семьдесят пятого года со школьного курса не припоминал. Ну так и что с того? Этот военный конфликт был нужен для возвышения Родины, и, абсолютно был в этом уверен, я был вполне в состоянии его организовать. Даже, если это будет стоить крови многих тысяч немцев и французов. Прости меня, Господи!
- Нисколько в вас, дорогой Герман, не сомневался, - тут же сориентировался дипломат. – Вы истинный сын своей великой Родины.
О, нет, Барон! Я византиец! Коварный змей, способный, ради высшей цели, перессорить между собой орды варваров, и торжествовать после на горах трупов. Ни как не немец, как считаешь ты, и, к сожалению, не всегда готовый простить повинную голову русский.
- Однажды, в начале века, сударыня, - между тем, разливался соловьем пруссак, полуобернувшись к Надежде Ивановне. – Наполеон предлагал любое немецкое княжество на выбор русскому царю в обмен на переход предшественника вашего мужа, канцлера Сперанского, на службу Франции. Канцлер Бисмарк не менее того галльского вождя ценит таланты графа Лерхе, и считает, что здесь, в этой восточной стране, его ценят явно недостаточно. Германская же империя умеет вознаградить преданных ей людей.
- Итак, Йозеф, - отвлек я посланника от охмурения хозяйственного хомячка, пока еще мирно спящего где-то в глубине души дочери военного интенданта. А то можно было легко пропустить момент, когда вдруг окажешься продан с потрохами по сходной цене какому-то заезжему немчику. И ведь пришлось бы продаться! Беременных женщин нельзя расстраивать! – Я намерен оказать канцлеру услугу, о которой вы пока так и не сказали ни слова. Быть может, мне и сопутствует некоторые успешные действия в деле гражданского правления Империи, однако, признаюсь, бесконечно далек от этих ваших дипломатических экивоков. Верно ли я понимаю, будто бы вы хотите моего участия в получении гарантий от России на дружественный нейтралитет, в случае, если Германия и Франция все-таки вновь встретятся на полях сражений?
- Именно так, дорогой граф, - неожиданно просто согласился барон. – Ваша формулировка предельно точна.
- Отлично, - чуточку улыбнувшись внимательным глазам Наденьки, продолжил я. – Вы получите все имеющееся в моем распоряжении влияние, дабы получить искомое. Не поручусь за канцлера Горчакова... Мнится мне, сей опытнейший муж истребует-таки что-либо взамен для Российской империи...
- Князю Бисмарку есть, что предложить канцлеру Горчакову, - коротко, по военному, клюнул носом фон Радовиц.
- Ничуть в том не сомневался. Однако же, вы еще не слышали той цены, что будет стоить Германии мое участие.
Супруга нахмурилась.
- Россия богатая страна, - зашел я издалека, одновременно как бы намекая Наде, что речь пойдет о делах торговых, а никак не политических, как оно того опасалась. – Сталь, медь, пшеница... Для победы Рейху понадобится множество ресурсов, часть которых вполне могла бы поставлять...
- Ваша компания, - не вежливо перебил меня немец.
- В том числе, - под одобрительную улыбку жены, кивнул я. – В том числе и наша компания. А так же иные общества и товарищества по списку, который я должен иметь возможность предъявить интендантской службе воюющей Германии.
- Вы, Герман, - деланно задохнулся посланник, - хотите управлять всеми военными поставками из России? Но ведь это... Это...
- Это сделает, скажем так: будущее моих детей немного более обеспеченным. Разве оно того не стоит, барон?
Не сомневаюсь, специальный посланник Германской Империи, Йозеф, барон фон Радовиц, отличнейший дипломат. Слышал где-то, что и лошадей на его конезаводе выращивают стоящих. Но торговец из него плохой. В сравнении же с акулой промышленно-финансовых вод, графиней Надеждой Ивановной Лерхе, так и вовсе никакой. Так что вскоре, уже к десерту, мы договорились. Продали мир и благополучие сотен тысяч семей во Франции и Германии в обмен на десяток миллионов золотом.
Следующим же днем я начал действовать. И первым делом отправился на работу, в Комитет министров.
Светло было на душе и радостно. То ли безумная, полная страсти ночь – неожиданный, но желанный подарок Наденьки, вознаградившей меня и за будущего, но уже горячее любимого ребенка, и за сверхвыгодную сделку – была тому виной. То ли вновь явленный Господом смысл жизни и ясно видимую цель. Вены переполняла энергия. Руки чесались прямо сейчас, немедленно, сделать что-нибудь хорошее. Так что несколько ступенек у Советского парадного подъезда Старого Эрмитажа промелькнули под ногами незамеченными. Отметил лишь, краем глаза, стоявшую подле высоких дверей чью-то незнакомую карету. Но значения этому факту не придал. Злоумышленников каких-нибудь, или того пуще – революционеров-бомбистов я не боялся. Знал, пока нужен стране и князю Владимиру, злодеи и близко не подберутся.
Еще в коридоре оказался буквально атакован помощниками. Оказалось, что Петербург не просто большая деревня, а выселки, где в принципе невозможно укрыться от любопытных глаз. И о моем посещении примечательного здания на Дворцовой, где в тот же самый момент находились и Регент Империи и глава всесильного СИБ, стало широко известно. И раз известий о моей отставке или каких-либо иных проявлений неудовольствия правящей Семьи не последовало, значит, непотопляемый граф Воробей снова в деле.
Министры всколыхнулись и поспешили напомнить фактическому начальнику о своем существовании. Вдруг объявилось масса вопросов по тысяче всевозможных направлений, где без моего участия решение принять было решительно невозможно. Курьеры выстраивались в очередь в канцелярию, а в зале ожидания для чиновников по особым поручениям меняли самовар едва ли не каждые полчаса. А уж сколько всяческого люда записано было ко мне на прием, так и вовсе неисчислимая орда. Ну уж точно не меньше, чем карточек с приглашениями на балы, рауты или так, заезжать запросто...
К удивлению, одним из набивающихся к личной встрече оказался князь Владимир Анатольевич Барятинский. Друг и бессменный адъютант покойного императора Николая Второго. Прежде-то его, как личного порученца царя, административные препоны вообще не касались. Да и к чему ему было бы нужно на прием записываться, если я чуть не каждый день обязан был являться на прием в рабочий кабинет императора. А где Никса, там, где-то неподалеку, и Володя Барятинский.
Вообще, наши отношения зависли где-то на полпути между приятельскими и дружескими. Он мною воспринимался как один из соратников, что автоматически заносило его в список людей нужных и всячески положительных. На семейных праздниках друг друга мы не приглашали, но и темы для разговоров «вне рабочих тем» у нас были.
Жена капитана Барятинского, в девичестве графиня Надежда Александровна Стенбок-Фермор, по матери - наследница одного из богатейших людей России конца восемнадцатого века, промышленника, купца-миллионера Яковлева. Сама княгиня делами своих Уральских железоделательных и медеплавильных заводов не занималась, однако прибыли получала исправно. И, вдохновленная примером тезки, графини Надежды фон Лерхе, управляющейся с многочисленными семейными предприятиями, выказала намерение скопившиеся на счетах изрядные средства куда-либо выгодно и надежно пристроить. А мы тогда как раз собирали акционеров для образования общества по строительству Трансуральской железной дороги. Были, конечно, опасения, что после постройки этой части Великого Транссибирского железного пути дешевые уральские металлы в один миг выметут меня с рынков Сибири и Дальнего Востока. Но, посчитав объемы потребления одного только железа предприятиями коренной России, счел страхи совершенно смешными. Даже сотня таких гигантов, как Режевский завод Наденьки Барятинской, не в состоянии были покрыть нужды российской промышленности.