Черное солнце

Анна Шнейдер

Черное солнце

Январь 1933 года. Из Лондона в Берлин, где к власти только что пришли нацисты, выехал автомобиль, как две капли воды похожий на "Grosser Mersedes", на котором в Берлине имеет право ездить только Гитлер и его приближенные. Но за рулем этого «Мерседеса» – разведчики британской службы «Ми-6», которые должны выполнить очень непростое задание, чему их история из прошлого, кажется, лишь мешает.

Глава 1

Сигаретный дым, зависший в кабинете, уже успел побледнеть и рассеяться, а ее все не было. Рид Баве шумно опустился в кожаное кресло и тихо крякнул, удобно устраиваясь в нем. Часы пронзительно отбили десять, и по всем гласным и негласным нормативам разведки, – да и простого человеческого терпения, – ждать дольше было невозможно. Баве уже собрался шумно и глубоко выдохнуть, как тяжелая дверь кабинета открылась и пропустила женщину. Взглянув на нее, руководитель отдела разведки засомневался в верности своей памяти, ведь согласно досье, новому агенту было всего восемнадцать, но перед ним была настоящая дама, – элегантный костюм и шляпка с вуалью не давали в этом усомниться. Поднявшись из кресла, Баве ловко застегнул мундир, и вышел из-за стола, на ходу протягивая руку для приветствия. И только подойдя ближе, заглянув в лицо девушки, он подумал, что с такой красавицей можно было бы проявить больше галантности. На мгновение ему даже захотелось ей подмигнуть, – то ли от радости, что она не заметила его лицевого протеза, – а если и заметила, то никак этого не показала, – то ли просто потому, что в его подчинении теперь находилась она, – Элисон Эшби, новый агент внешней разведки Великобритании. Но он вовремя опомнился, и, указав кратким жестом на стул, вернулся к своему креслу.

Элисон села на указанное место и посмотрела на Баве. Забавно, подумал он, – за окнами бушует 1933 год, воздух буквально разрывается на части от напряжения и скорой грозы, – о которой он, благодаря своему положению, знает гораздо больше других, а эта девочка смотрит на него своими прекрасными глазами столь невозмутимо и кротко, что…

Стук пальцев по деревянному подлокотнику прервал размышления генерала.

– Мисс Эшби, это Эдвард Милн. С этого момента вы работаете вместе. И учтите, – Баве понизил голос и заговорил быстрее, – сейчас я назвал вас настоящими именами, но отныне и всегда, во время спецопераций, вы должны обращаться к друг другу согласно вашим псевдонимам. Это ясно?

– Да, генерал, – четко ответил тот, кого Баве только что назвал Милном.

Рид посмотрел на Эшби, и она едва заметно кивнула. «А все-таки страшно отправлять ее туда», – подумал Баве, с сожалением скользя взглядом по лицу девушки.

– Вы едете в Берлин. Завтра, – слова генерала прозвучали в тишине кабинета почти как приговор. Все трое прекрасно понимали, что «завтра» – тридцать первое января, а сегодня, 30 января 1933 года в Германии произошло то, что вполне может перевернуть весь этот мир: Адольф Гитлер получил власть.

«И перевернет!» – успел подумать генерал.

С шумом захлопнув папку, лежавшую перед ним, он быстро поднялся из-за стола.

– Шифровки вы получите сегодня в 17:15, по тому же каналу, – Баве остановился напротив разведчиков, и для них это значило, что встреча окончена. Эшби и Милн одновременно кивнули и молча направились к двери. Казалось, что сейчас они выйдут из кабинета так же синхронно, но Милн задержался у двери, пропуская свою коллегу вперед, и бесшумно закрыл за собой дверь.

Выйдя из здания, они все также молча перешли на другую сторону улицы, и, оказавшись на Queen A

– A

– Мы встречались раньше? – Милн закурил сигарету, выпуская дым в сторону.

– Вы знали, что раньше здесь была благотворительная больница? – Эшби оглянулась и посмотрела на него.

Эдвард усмехнулся краем губ. Он мог ни о чем не спрашивать, – все, что ему нужно знать об Элисон Эшби в рамках их совместной работы, он знает. Но почему у него такое чувство, будто он видел ее раньше? Какая-то нелепость. Такая же, как ее шляпка, – маленькая и черная, с короткой вуалью-сеточкой, наполовину закрывающей лицо, отчего ему казалось, что с ним говорит не Элисон, а только ее губы, накрашенные темно-розовой помадой, гладкой, как бархатный лепесток розы.

В ответ Милн приподнял бровь и сделал два шага вперед, приблизившись к Эшби.

– Я узнала тебя, Эдвард, – произнесла девушка с ударением на его имени, – только не думала, что ты здесь, – она кивнула в сторону здания, из которого они только что вышли, и с улыбкой посмотрела в его глаза.

Милн отстранился от Элисон.

Не может быть. Она?..

Эдвард так пристально вглядывался в ее лицо, что девушка рассмеялась и подняла вуаль, изящно убирая сеточку наверх. На мгновение он закрыл глаза, словно отказываясь им верить.

– И я должен был сразу тебя узнать. По глазам. – его улыбка изменилась. Став теплой, она смягчила его суровое лицо.

Он хотел сказать ей что-то еще, что-то очень важное, – в памяти одно воспоминание сменялось другим, – быстро, как вспышки света. Но не успел, – Элисон ушла, коротко сказав:

– До встречи.

Глава 2

Пластинка затрещала мелкими искрами, и Эл услышала, как в дверь постучали. Тихо, едва слышно. Спрятав «Энфилд» за спину, она бесшумно подошла к дверному глазку. И выругалась. Это был Эдвард. Несколько секунд она наблюдала за тем, как он поправляет воротник пальто, но, устав ждать, негромко назвала его по имени.

– Элисон, нам нужно поговорить.

Вздохнув, она повернула дверную ручку и отошла от двери. Коридорная лампа тускло освещала Милна со спины, делая его фигуру еще выше и строже. И на мгновение Эл показалось, что это не он, и за ней пришли, как тихо приходили уже за многими. Она знала, она слышала, как их уводили по ночам. И горло судорожно сжалось, она подняла голову высоко вверх, а руки безвольно опустились вдоль тела, в правой все еще был зажат пистолет.

Но вот Эдвард сделал шаг вперед. И еще.

Оглянулся по сторонам, убедился, что кроме них здесь никого нет, плавно закрыл дверь.

А потом долго стоял и смотрел на Элис. Почти также чудесно, как тогда, на Рождество. И ей снова показалось, правда, теперь – другое: он обнимает ее за плечи, улыбается и нежно целует. А она смотрит на него изумленными глазами, и не верит, что это – с ней. Чувствует, как спиной касается холодного оконного стекла, и по коже бегут мурашки. И чем дольше длится поцелуй, тем невероятнее становится ей оттого, что он, взрослый, целует ее. А для нее все впервые, и замирая от радости, она все еще боится, что в гостиную вернется брат и увидит их. Страшнее этого, наверное, только то, что все это волшебство вдруг окажется неправдой, и свет погаснет, уйдет.

Элисон отвела взгляд, и воспоминание прошло. Положив «Энфилд», она крепко сжала ворот халата. Громкий стук пистолета о каминную полку вывел Эдварда из забытья, и он виновато улыбнулся.

– Прости, что поздно. У меня послание от Баве. Для нас. Для нас обоих.

Вместо ответа Элисон прошла мимо него к маленькому столику у окна, и, взяв в руки тяжелую пепельницу, повернулась.

– Вот «послание», – она указала на пепел в хрустальной полусфере, – пришло десять минут назад. Тебе лучше уйти.

– Ты слышишь меня? Я пришел к тебе от него, он ждет нас.

– Ждет? Нас? – терпение Элисон кончилось, она подошла к Эдварду, и, развернув Милна сначала вправо, а потом влево, быстро осмотрела карманы его пальто.

И хотя в них не было ничего, кроме мелких шерстяных ворсинок, она упрямо продолжала обыскивать его. И Эдвард ей не мешал, ему было весело смотреть на нее, злую и сосредоточенную, с блестящими глазами, которые Элисон упорно отводила в сторону. Игра была забавной, но в нее нельзя было играть слишком долго. И когда девушка все с тем же злым воодушевлением отвернула левый край пальто, чтобы проверить внутренний карман, Эдвард мягко отстранил ее руку, сжав тонкие пальцы.