Страница 10 из 15
Уже на месте я понял, что отправить нас за гусями-лебедямя кот решил в отместку за то, что мы так и не организовали обещанную экскурсию. А проволочка, между прочим, не из-за меня возникла – служба безопасности зоопарка никак не давала добро, опасаясь полицейского возмездия.
Баюн был столь любезен, что назвал нам не только год, но и точное место. Картой он, конечно, пользоваться не умел, но на голограмме ландшафта ткнул когтистым пальцем в точку среди высоких берез.
– Вот здесь где-то, точно помню! – сказал Баюн. – Я туда с бабкой в ступе летал пару раз.
Надо отдать должное, кот предупредил о том, что дикие лебеди – не пташки шизокрылые, а оборотни. В любой момент могут превратиться в человека. Злобного и кровожадного.
– Спасти вас может только бдительность!
При этих словах кот воздел когтистый перст и хмуро посмотрел на меня. То ли уповал на мою бдительность, то ли, наоборот, надеялся, что первым сожрут меня, как не оправдавшего его экскурсионных ожиданий.
Индра между тем не теряла времени даром, и, пока мы готовились к лебединой охоте, надеясь, что она не станет лебединой песней, усовершенствовала ловчую сеть. Теперь ультратитановая паутина, которая вылетала при выстреле из ракетницы, была напрямую подключена к временным порталам. А это значит, что изувэр, поймавший сказочного зверя, мог вместе с ним сразу же вернуться в настоящее. Без перетаскивания добычи в палатку времени и прочих танцев с бубном. В общем, очень полезная и удобная штука. Именно таким образом мы и намеревались поймать лебедя.
Готовимся по-взрослому – не только костюмы подбираем, но и вооружаемся. Не бластерами, конечно, а мечами, да саблями. Бластеры, правда, тоже берем, но прячем их в специально сшитые котомки. Впрочем, женщины от оружия отказываются, зато Реджи изъявляет желание даже доспех кожаный натянуть – теперь вест и вправду выглядит как какой-нибудь викинг. Только шлема с рогами не хватает.
Перед отправкой мне почему-то начинает казаться, что утренние птички сегодня поют о безысходности, а белые облака, бегущие по небу, напоминают траурную процессию. Даже купол времени представляется медным тазом, которым мы все накроемся.
Прилетев на точку, мы вновь оказываемся в безжизненном лесу, таком же зловещем, как лес Баюна. Из прочих примет – изобилие лебеды, волчьей ягоды и поганок с мухоморами. Карелия тогда еще в Новгородскую губернию не входила, так что мы, можно сказать, заграницей. Теперь надо найти большую поляну, посреди которой избушка.
Бродить по мерзкому лесу приходится долго. И, разумеется, какие-то скрипы, охи, гуканье – не то совы, не то кого пострашнее – все это есть. Так же, как и деревья, пытающиеся нам то веткою ткнуть в лицо, то подножку корневищем поставить, то такую ужасную морду из прутьев и дупл явить, что возникает риск создать побочку тем самым знаменитым способом.
Наконец, находим и поляну, и избушку. Мирная такая, с узорами на ставнях, уютным крылечком и подстриженной лужайкой. Изба совсем не вписывается в окружающий пейзаж. Гусей-лебедей пока не видать, но все говорит о том, что мы прибыли по адресу. Поляна тут, избушка тоже, лебеда-ягода – в изобилии.
Исцарапанные, изможденные, унылые и голодные вываливаемся из леса с мыслью поскорее ввалиться в жилище, чьим бы оно не было. Лишь бы там нашлись вода, еда и скамейка. Почему мы голодные? Так ведь мы не взяли с собой ничего – даже воды. Отчего-то были уверены, что враз и избушку найдем и лебедя заарканим.
Дверь открывается, из домика выплывает бабуленция. Не божий одуванчик, а вполне еще хризантема, хоть и с признаками увядания. Одета в цветастый халатик и тапочки, а в волосах что-то очень похожее на бигуди. Прелесть, да и только. Принимается бельишко на веревочке развешивать, песенку мурлычет.
– Ну, что, – говорит Димитр, – пока не выйдем в побочку, она нас не увидит.
Даем гудок. Старушка словно пробуждается – заметив нас, начинает прихорашиваться, в дом приглашать, и что-то на финно-угорском наречии лопотать. Смысл мы не понимаем – приборы-переводчики еще не включили – но интонации источают дружелюбие. Оглядываюсь, – а лебеды с волчьей ягодой и не видать. Да и деревья нормальные – зеленые; меж ветвей птички чирикают – лес и лес, чего мы напридумывали? Вот что усталость с людьми делает!
Заходим в дом. Посреди избы стоит стол, покрытый цветастой скатертью. На столе: мед, варенье, пироги, лепешки и молоко в глиняном кувшине – благодать. Пожалуйте, мол, гости дорогие. Мы жалуем.
Старушка продолжает жизнерадостно тараторить. Включаем приборы-переводчики и не удивляемся услышанному: здравствуйте, гости дорогие, как я рада, угощайтесь, вы, поди, утомились… Ну и так далее, в том же духе.
«Нас будто ждали, – думаю. – Вряд ли у бабки целый день поперек избы стол, уставленный пирогами горячими».
Тут, вспомнив хмурый баюновский взгляд, решаю, что ни есть, ни пить не стану. Бдить буду. Незаметно достаю из кармана жестяную коробку с леденцами и кладу в рот конфету. Я люблю леденцы, да и выручали они не раз. Вот, например, как сейчас, когда ужасно хочется жрать.
Грустно гляжу на довольные, жующие морды изувэров и вспоминаю Янцзы. Наверное, с такими же довольными харями они и шашлык жрали, пока я бился головой о резиновый пол и жаловался на потенцию. Э-эх, судьба моя, судьбинушка!
Изувэры под бабулькин несмолкающий треск, трескают угощенье. Я же недобрым голодным взглядом осматриваю помещение.
– Что же ты не пьешь, не кушаешь, внучек? – слышу я перевод. И вновь чудится мне, что старушку факт моего гастрономического воздержания озадачивает больше, чем должен бы.
– Пью, пью, – вру я радостно и делаю вид, что из чашки отхлебываю.
Смысл беседы изувэров с гостеприимной бабкой тоже вполне ожидаем: кто такие, откуда? куда путь держите? а вы как тут – совсем одна? не страшно – не скучно? да, вот – путешественники, изучаем красоты-диковины; да, я не одна – зверюшки-пташки мне друзья… В таком ключе, примерно.
– Бабуля Ягуля, – пытаюсь я создать доверительную атмосферу, – а не подскажешь ли, где у вас тут Горыныч Змей обитается? Очень мы взглянуть на него хотим.
– Ох, внучек, – качает головой старушенция, – взглянуть бы тебе не удалось. Он бы враз тебя изжарил. Да только, – продолжает она печально, – нет больше нашего Змея Горыныча. То ли уснул на века, то ли вовсе сгинул. Я уж его пять зим не видала.
– А что, – спрашивает Димон, – может вы другого какого-то знаете Змея Горыныча? Пусть и подалеку отсюда. Мы слетаем, нам не впервой. Мы с ним селфи хотели сделать.
– Ох, внучек, это он ее с вами сделал бы, – отвечает бабка, откусив пирога, – точно тебе говорю. Но других я не знаю, – продолжает она, рассудительно жуя, – к вашему счастью. К нашему, то есть, – улыбается она, показав большие и острые зубы. Вот что называется обезоруживающей улыбкой. Увидев такие зубы и оружие бросишь, и руки вверх вскинешь.
На всякий случай кидаю взгляд на наши котомки. Они свалены в сторонке на лавочке – не сразу и достанешь-то бластеры. Хорошо еще, что я саблю не отвязал, когда за стол садился. А вот Реджи свой меч к косяку прислонил.
– Вхолостую, – тихо говорит нам Димон. – Может, хоть с лебедями повезет.
Возвращаюсь к осмотру. Всего в избе одна комната. Слева от входа, в закутке – печь и рукомойник, справа – кровать. Прямо напротив двери – стол, за которым сидим. На кровати – покрывало какой-то мутной расцветки, на печи – сковороды, да жаровни.
Пищит таймер. Прошло четырнадцать минут. Пора готовиться к прыжку в новую побочку. Окидываю взглядом изувэров – они выглядят сытыми, довольными и осовелыми.
«Нажрались, вот и в сон тянет», – думаю я с плохо скрываемой нежностью и зубами скриплю. Достаю пищулку, показываю ее товарищам, дабы внимание привлечь, и даю гудок. Реальность расчетверяется. Бабка во всех четырех слоях замирает и злобно таращится на меня. Законная реакция. Беремся за руки, и, по вялой команде Димона, подаемся в один из слоев. Там и бабка оттаивает. Прикольно, наверное, чувствует себя старушка, которая осталась в предыдущей побочке. Бах!.. И только чашки пустые и крошки на столе. Снова завожу таймер и продолжаю осмотр, тщательность которого прямо пропорциональна росту раздражения от голода.