Страница 7 из 9
Профессор Боуэн обнаружил колотую рану в сердце, но ни к каким выводам эта рана его не привела. Когда через несколько недель Нильсен прочел заключение Боуэна, с невероятным безразличием он задумался об этом и сам: «Вероятно, я нанес эту рану случайно, когда засунул руку с ножом под ребра и вслепую пытался его [сердце] вырезать».
Во втором большом пакете также обнаружилось несколько других пакетов поменьше. Оттуда профессор Боуэн извлек еще один человеческий торс, на этот раз с руками, но без кистей; череп, с которого уже слезло мясо; и голову, на которой мышцы и кожа по большей части сохранились, а вот волосы спереди и сверху пропали. Выглядела голова так, как будто ее долго держали в горячей воде. Это была та самая голова, которую Нильсен начал варить в выходные, торопясь от нее избавиться.
Без четверти одиннадцать следующим утром, одиннадцатого февраля, начался допрос Денниса Нильсена в офисе детектива Джея на первом этаже отделения полиции. Длился допрос в целом больше тридцати часов, растянулся на всю неделю и отличался необычайно полным и безоговорочным сотрудничеством Нильсена, который дополнял рассказ различными деталями, подробно объяснял свои методы и помогал полиции установить личности жертв. Он не только не чинил следствию препятствий, но и сам вываливал на полицейских огромное количество полезной информации быстрее, чем они успевали ее проверять. Его почти не требовалось допрашивать: он будто зачитывал непрерывный автобиографический монолог, стараясь сбросить с души груз, который больше не мог нести. При этом в его речи не наблюдалось ни лишних деталей, ни лирических отступлений, ни даже просьб понять его и утешить. Как оказалось, раньше Нильсену довелось как-то поработать в полиции и самому, так что он знал, как такие допросы нужно проводить, да и в кадровом агентстве он проводил собеседования со множеством людей. Другой поразительной особенностью этой недели стало полное отсутствие у Нильсена даже намека на раскаяние: как он признался, его и самого удивляло, что он не проливает слез по погибшим от его руки. На всех допросах он демонстрировал не больше эмоций, чем стул, на котором сидел. Полицейские находили такой самоконтроль пугающим, однако позже Нильсен расскажет: он просто изо всех сил старался сохранять хладнокровие, чтобы всеми уликами занялись как следует. Его профессиональный опыт позволил ему внешне притворяться спокойным и рациональным, хотя на самом деле рассказ обо всех его деяниях пробудил в нем давно подавляемый водоворот страха, жалости к себе и самобичевания вкупе с глубоким раскаянием. «Никто не должен видеть меня рыдающим по моим жертвам, – писал он. – Это наше с ними личное горе».
Вопрос о том, было ли это «горе» искренним, позже сыграет важнейшую роль в понимании этого человека и причин его поступков. Но на тот момент у полиции имелись лишь факты.
В первые же несколько минут допроса Нильсен сообщил, что в его квартире находятся останки троих человек: одного он называл Гвардеец Джон, имени второго не знал, а третьего, Стивена Синклера, молодого безработного наркомана, он встретил двадцать шестого января и убил тем же вечером. Теперь у полиции была хоть какая-то зацепка: их тревожила необходимость отпустить подозреваемого через сорок восемь часов после ареста, если они не сумеют подтвердить личность убитого достаточно быстро и предъявить Нильсену официальные обвинения. Когда его спросили о содержимом шкафа, изученном прошлой ночью, он подсказал им заглянуть в ящик в углу и под корзину в ванной. К некоторой растерянности полицейских, он признался, что и сам рад своей поимке.
– Если бы меня арестовали только в шестьдесят пять лет, на моей совести к тому моменту могли быть уже тысячи убитых.
Одиннадцатого февраля, в соответствии с его указаниями, профессор Боуэн открыл ящик в углу и нашел сверток, спрятанный в ванной. В свертке обнаружилась нижняя половина тела Стивена Синклера, включая ноги. В ящике, под плотной бархатной шторой, простынями и страницами из журнала «Гардиан» лежало несколько пакетов. В них – еще один торс, череп, несколько костей, нафталиновые шарики и освежители воздуха.
Теперь профессор мог разложить все части Стивена Синклера на полу морга и собрать его воедино, как мозаику. При виде этой жуткой реконструкции детектив-инспектор Джей впервые за всю свою карьеру почувствовал слабость и дурноту. Потрясло это и детектива Чемберса, хотя стаж его работы насчитывал еще больше лет. Останки, как выяснилось, действительно принадлежали Стивену Синклеру – его пробили в базе данных по отпечаткам пальцев и обнаружили, что Синклер находился на момент своей смерти в розыске за мелкий разбой. Отпечатки пальцев с отрезанных рук совпадали.
Тем же днем Нильсен поехал с полицией в Криклвуд, в дом № 195 на Мелроуз-авеню, где он жил с 1976 по 1981 года и где, по его словам, встретили свою смерть еще двенадцать человек. Он указал на область в саду, где они могут найти некоторое количество человеческих останков. Более того, он сообщил, что пытался убить еще семерых, но потерпел неудачу: одни успели сбежать, с другими он успевал остановиться сам.
К вечеру одиннадцатого февраля у полиции имелось достаточно улик против Денниса Нильсена, чтобы официально предъявить обвинения, и ему посоветовали нанять адвоката (предлагали и раньше, но он отказался). Затем к Рональду Т. Моссу из конторы «Мосс, Бичли» обратились с вопросом, не хочет ли он представлять Нильсена в суде. Мосс, бодрый и деятельный человек сорока лет, уже участвовал в делах об убийствах прежде, но никогда – такого масштаба. Поначалу он сомневался, опасаясь, что дело будет для него необычайно тяжелым эмоционально, однако ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы решиться. «Я знал, что это будет самое ответственное дело, за которое я когда-либо брался, – говорил он. – Но такова уж моя работа». Как оказалось, его относительная молодость, прямолинейность и отсутствие обычной для адвокатов изворотливости с самого начала завоевали доверие Нильсена, хотя эти отношения неизбежно рухнули, когда начало сказываться затянувшееся ожидание суда. Ровно в 17:40 Нильсену предъявили обвинение в убийстве Стивена Синклера.
В 10:00 следующим утром Нильсена привели в здание суда, где содержали под охраной в течение трех дней. Рональд Мосс хотел убедиться, что его клиент отчетливо осознает происходящее. В этом сомнений не оставалось. «Обвиняемый спокоен и мыслит трезво», – отметил он. Нильсена привели в суд в 8:00 утра, чтобы избежать столпотворения репортеров и папарацци. Толпа действительно собралась, и еще какая: о деле уже написали в газетах, и оно вызвало большой ажиотаж благодаря полицейской активности на Мелроуз-авеню; кроме того, по совпадению, один из свидетелей, выступивший в суде с заявлением, оказался родственником журналиста. Некоторые таблоиды радостно строчили про «Дом ужасов» еще до того, как получили доказательства, что в стенах дома происходило что-либо ужасное («Единственный «дом ужасов», который я знаю, – писал Нильсен в своей камере, – это дом № 10 на Даунинг-стрит»). Всего через час после официального предъявления обвинений репортеры разыскали в Абердиншире его мать – седую, симпатичную и очень дружелюбную женщину – и ворвались к ней в дом, требуя фотографии сына. Озадаченная всеми этими новостями, она поднялась на второй этаж, чтобы отыскать что-нибудь подходящее, и найденные ей драгоценные фотографии едва не вырвали у нее из рук, жаждая порыться в их грязном белье. Она настаивала, что фотографии может только одолжить, не отдать навсегда, но позже ей сообщили, что некоторые из этих фото были проданы журналистами за большие деньги (сама она не взяла за них ни пенни). Как оказалось, у одного из них даже имелся при себе спрятанный на теле диктофон, чтобы поймать ее прямо в тот момент, когда она услышит, что ее сына арестовали за убийство. Когда стервятники разошлись, ее била дрожь. Другие «осторожные» и гордые собой репортеры, заметив, что все жертвы Нильсена – мужчины, стали охотиться на людей, с которыми Деннис Нильсен ходил в школу двадцать пять лет назад с вопросом, мастурбировали ли они с Нильсеном когда-нибудь вместе. Вся эта кипучая деятельность развернулась еще до того, как полиция закончила допрашивать подозреваемого, а одна японская команда журналистов даже разместилась в здании напротив отделения полиции, используя сверхточное и очень дорогое оборудование, чтобы подслушать процесс допроса и поймать еще какие-нибудь потрясающие откровения.