Лекарство от меланхолии

– Боже милосердный!

Копье ударило ниже желтого глаза, лишенного века, и выгнулось, подбросив латника в воздух. Дракон врезался в него, подмял и перемолол. Мимоходом, в сотне футов, он черным плечом размозжил о каменную глыбу второго коня и седока. Подвывая и скрежеща, дракон сеял вокруг себя огонь, розовое, желтое, солнечно-рыжее пламя в мягких клубах слепящего дыма.

– Видал? – прокричал чей-то голос. – Что я тебе говорил!

– То же самое, то же самое! Рыцарь в доспехах. Богом клянусь, Гарри! Мы в него врезались!

– Остановимся?

– Попытался однажды. Ничего не нашел. Не по нутру мне остановки на этой пустоши. Мурашки по спине так и бегают. Чую недоброе.

– Но мы же врезались во что-то!

– Я же столько ему свистел, а этот болван даже не шелохнулся!

Мглу разорвало выхлопом пара.

– Прибудем в Стокли по расписанию. Ну что, подбросим угольку, Фред?

Свисток сотряс росу с пустых небес. Ночной поезд, неистово полыхая, устремился вверх по лощине и пропал на холодных просторах севера, а черный дым и пар рассеялись в оглохшем воздухе спустя мгновения после того, как он промчался и исчез навсегда.

Лекарство от меланхолии, или верное средство найдено!

– Пошлите кого-нибудь за пиявками, сделайте ей кровопускание, – велел доктор Гимп.

– У нее и так уже крови не осталось! – вскричала миссис Уилкс. – О, доктор, чем страдает наша Камиллия?

– Ей нездоровится.

– Да, и?

– Она хворает, – сердито зыркнул добрый доктор.

– Ну же, продолжайте!

– Она – дрожащий огонек свечи, вне сомнения.

– Ах, доктор Гимп, – возмутился мистер Уилкс. – Удаляясь, вы говорите нам то же, что мы сказали вам, когда вы вошли!

– Нет! Больше! Давайте ей эти пилюли на рассвете, днем и на закате. Верное средство!

– Она и так уже напичкана вашими верными средствами, черт побери!

– Ай-ай-ай! С вас шиллинг, сэр! Я ухожу.

– Уходите и призовите Дьявола вместо себя! – мистер Уилкс всучил доброму доктору монету.

Засим врач крякнул, нюхнул табаку, чихнул и вышел на людные улицы Лондона слякотным весенним утром 1762 года.

Мистер и миссис Уилкс обернулись к постели, в которой лежала их дражайшая Камиллия; да, бледная, исхудалая, однако далеко не лишенная привлекательности: у нее были большие влажные сиреневые очи, а волосы золотым ручейком струились по подушке.

– О-о, – она едва сдерживала слезы. – Что со мною будет? Вот уж три недели, как наступила весна, а из зеркала на меня таращится привидение. Страшно на себя смотреть. Видно, не дожить мне до своего двадцатого дня рождения.

– Дитя мое, – сказала мать. – Что у тебя болит?

– Руки. Ноги. Грудь. Голова. Сколько докторов? Шесть? Да, шесть докторов ворочали меня, словно говядину на вертеле. Довольно! Умоляю, дайте умереть спокойно.

– Что за гадкая, таинственная болезнь, – сказала миссис Уилкс. – Ну сделайте же что-нибудь, мистер Уилкс!

– Что именно? – раздраженно воскликнул мистер Уилкс. – Она не хочет видеть ни докторов, ни аптекарей, ни священников – и невелика беда: они обобрали меня до нитки! Может, сбегать на улицу за дворником?

– Да, – молвил некий голос.

– Что? – все трое повернулись посмотреть, кто это.

Они совсем забыли про ее младшего братца Джеми, который ковырялся в зубах, безмятежно прислушиваясь к дождю и громкому городскому гулу у окна поодаль.

– Четыреста лет тому назад, – заговорил он спокойно, – сие средство было испытано, и оно сработало. Разумеется, дворника не следует приводить к нам. Вместо этого давайте возьмем Камиллию как есть, с кроватью, спустим и поместим за дверью.

– Почему? Зачем?

– Через час, – Джеми закатил глаза, производя подсчеты, – мимо наших ворот промчится тысяча человек. За сутки мимо пробегут, проковыляют или проскачут двадцать тысяч человек. И каждый сможет поглазеть на мою обморочную сестрицу, пересчитать ее зубы, подергать за мочки ушей, и у всех, заметьте, у всех, найдется испытанное средство! И одно из них окажется верным!

– Ах! – опешил мистер Уилкс.

– Отец! – сказал Джеми, тихо вздыхая. – Ты знаешь хоть одного человека, который не считал бы себя автором трактата «Materia Medica»? Сей зеленый бальзам от больного горла, а эта воловья мазь от миазмов или вздутия живота? Вот в эти самые минуты десяток тысяч самоявленных аптекарей ускользают от нас, унося с собой свою мудрость!

– Джеми, мой мальчик, ты просто неподражаем!

– Прекратите! – возопила миссис Уилкс. – Не пристало моей дочери быть выставленной напоказ ни на этой, ни на любой другой улице…

– Стыдись, женщина! – перебил ее мистер Уилкс. – Камиллия тает, словно снег, а ты еще сомневаешься, вынести ее из этой душной комнаты или нет. Давай, Джеми, поднимай кровать!

– Камиллия? – миссис Уилкс повернулась к дочери.

– Почему бы мне не помереть на свежем воздухе, – промолвила Камиллия, – где прохладный ветерок будет поигрывать с моими локонами, пока я…

– Вздор! – возмутился отец. – Ты не умрешь. Джеми, раз, два, взяли! Вот так! С дороги, жена! Поднимаем, мой мальчик, выше!

– Ох, – еле вскрикнула Камиллия. – Я лечу, я лечу!..

Вдруг над Лондоном возникло голубое небо. Застигнутые врасплох погодой горожане в суматохе высыпали на улицы, надеясь на что-нибудь поглазеть, чем-то заняться, что-то купить. Незрячие запели, собаки отплясывали джигу, клоуны кувыркались, дети расчерчивали мостовые мелом для игр и швыряли мячики, как на карнавале.

И вот в эту гущу Джеми и мистер Уилкс, со вздувшимися от натуги венами на лбу, неуверенно шагая, несли в паланкине высоко над головой, словно папе ссу, Камиллию, которая молилась, зажмурив глаза.

– Осторожнее! – кричала миссис Уилкс. – Ах, она умерла! Нет. Сюда. Опускайте. Бережно…

Наконец кровать прислонили к фасаду дома, чтобы протекающая мимо людская река могла видеть Камиллию, словно большую бледную куклу Бартолеми, выставленную на солнышке в качестве приза.

– Неси перо, бумагу и чернила, сынок, – велел отец. – Сегодня я буду записывать названные симптомы и предложенные средства. Вечером подведем итоги. Итак…

Но из проходящей толпы Камиллию уже заприметил цепким взглядом некий человек.

– Она больна! – изрек он.

– Ага, – сказал, ликуя, мистер Уилкс. – Начали. Перо мне, мой мальчик. Так. Продолжайте, сэр!

– У нее недомогание, – нахмурился человек. – Она хворает.

– Она хворает… – записал мистер Уилкс, и перо его застыло. – Сэр? – Он посмотрел с подозрением. – А вы часом не доктор?

– Именно так, сэр.

– Мне уже знакомы эти словеса! Джеми, возьми мою палку и гони его прочь! Проваливайте отсюда, сэр!

Но тот поспешно ретировался в превеликом возбуждении, изрыгая проклятия.

– У нее недомогание… Она хворает… Тоже мне! – передразнивал его мистер Уилкс, но перестал, ибо теперь в Камиллию Уилкс тыкала пальцем некая женщина, длинная и костлявая, словно призрак, восставший из могилы.

– Нервическое расстройство, – заговорила она нараспев.

– Нервическое расстройство, – записал довольный мистер Уилкс.

– Выделения из легких, – подвывала она.

– Выделения из легких! – записывал сияющий мистер Уилкс. – Вот это другое дело!

– Требуется лекарство от меланхолии, – сказала она, побледнев. – Найдется ли в доме мумия, чтобы истолочь ее на снадобье? Лучшие мумии – египетские, аравийские, ливийские, пропитанные битумом, – и все исключительно пользительны при магнетических расстройствах. Спросите Цыганку на Флодден-роуд – это я и есть. Продаю пряный сизон и мужской ладан.

– Флодден-роуд, пряный сизон… помедленнее, женщина!

– Гилеадский бальзам, понтийскую валериану…

– Постой, женщина! Гилеадский бальзам, да! Джеми, задержи ее!

Но она упорхнула, выкрикивая названия лекарств.

Теперь вышла вперед девушка не старше семнадцати лет и уставилась на Камиллию Уилкс.

– Она…

– Секундочку! – попросил мистер Уилкс, лихорадочно записывая. – …при магнетических расстройствах… понтийскую валериану… проклятие! Итак, юная дева. Что ты узрела на лице моей дочери? Ведь ты так и вперилась в нее взглядом. Ты еле дышишь. Ну же?