Страница 12 из 28
Эйсейбио вяло поморщился. Двое празднично одетых слуг на изящно изготовленных носилках, укрытых короткой красной скатертью, внесли нечто невообразимое из птиц, рыб, зелени, гусиных, куриных и перепелиных яиц, паштетов, филе, все уложено в изысканные горки, даже в башенки, все еще несли плавным балетным шагом, чтобы не обрушить великолепие.
Остановились перед герцогом, старший слуга или повар, не знаю, начал снимать с носилок то или иное кушанье и, показав хозяину, перекладывал в его тарелку. Что не поместилось, положил в соседнюю. Все это время слуги с носилками не шевелили даже бровью, словно вырезанные из дерева. Герцог отпустил их небрежным движением руки, а взглядом указал в мою сторону.
Повар посмотрел на меня с вопросом в глазах.
– Желаете перепелку, сэр?
Я изобразил улыбку.
– Я доверяю вашему выбору. Вы сами знаете, что приготовлено в этот раз лучше, а что хуже.
Он запротестовал:
– У нас все готовят очень тщательно!
– Но что-то удается лучше, - уточнил я. - Вот это и положите. Дело в том, что мой желудок все принимает. Но он понимает разницу, когда приготовлено лучше, когда хуже…
Он поклонился, не меняя выражения лица, посмотрел в задумчивости на разноцветье блюд и начал наполнять мою тарелку. Мне показалось, что делает это с большим удовольствием, чем когда перегружал еду в блюдо самому герцогу.
Мы ели в молчании, да это и понятно, разговоры начинаются ближе к десерту. Когда половина блюд нашими стараниями была очищена, церемониймейстер взмахнул рукой, в зал вошли еще двое слуг с носилками, уже наряжены в красное, а на блюдах громоздятся конструкции из жареных птиц, печеной рыбы, живых устриц и всякого непонятного, но пахнущего очень даже, что не сказать весьма и весьма. Все украшено зеленью, а огромная рыбина, стоя на хвосте в толще паштета из гусиной печени, похожего на вулкан Везувий, держит во рту крупное яйцо с блестящей жемчужиной на кончике.
Снова повторилась процедура опознавания блюд, размышления, чего бы из них покушать, трудного выбора и перекладывания на новые чистые тарелки, такие огромные, что из них можно бы кормить бегемотов.
Герцог одобрительно поглядывал, как его внук с аппетитом очищает уже третью тарелку.
– Ничто не делает обед таким вкусным, - заметил он вполголоса, - как пропущенный завтрак.
Эйсейбио проворчал с набитым ртом:
– А что за мода завтракать так рано? Есть надо вовремя.
– Воспитанный человек никогда не ест, - сказал герцог нравоучительно. - Он только завтракает, обедает и ужинает.
Эйсейбио взглянул на меня, как на сообщника, мы примерно одного возраста.
– В столице вас угощают хорошими обедами, - заметил он заговорщицки, - а у нас - хорошими обеденными манерами.
Я дипломатично промолчал, во время хорошего обеда всякий становится консерватором, а здесь каждое блюдо - произведение кулинарного искусства.
Герцог буркнул:
– После хорошего обеда всякому простишь, даже родному внуку. Маркиз, как вы находите гарбюссе по-гессенски?
– Я его еще не нашел, - ответил я смущенно. - Или ее…
Эйсейбио довольно хохотнул, герцог улыбнулся.
– Значит, - заметил он, - вам было чем заняться. Как вам этот паштет?
– Изумительный, - ответил я вполне искренне. - Тает во рту! Вот так воины становятся неженками…
Эйсейбио сказал весело:
– Какие воины? Кому они нужны? А счастье именно в хорошем обеде, хорошем вине и хорошей женщине. Или дурной, это смотря по тому, сколько счастья можете себе позволить.
Церемониймейстер стоит неподвижно, но я видел, как внимательно следит за движениями наших рук и челюстей. В какой-то лишь ему понятный момент он подал знак, и в зал внесли на носилках огромный торт. В половину человеческого роста, хотя сам по себе торт не широк, так, с ведро, но нас разорвет, если съедим хоть половину. Слуги в голубом замерли неподвижно, а повар с ножом и лопаточкой заискивающе заглядывал в глаза герцога, стараясь угадать, с какого бока и в каком месте хозяин восхочет отведать это чудо.
Торт украшен орешками всех сортов, начиная от простого фундука и грецких и заканчивая совсем диковинными, миндалем, зернышками изюма, а еще чем-то непонятным, но, видимо, съедобным. Шоколад и кремы перемежаются, получилась затейливая башенка из темного шоколада с белыми полосками.
Герцог покосился на меня.
– Между хорошим обедом, - обронил он философски, - и долгой жизнью только та разница, что за обедом сладкое подают в конце.
– Изумительно, - сказал я. - Вот эта штука просто тает во рту, а вкус непередаваемый… Что это?
Герцог нахмурился, а Эйсейбио весело фыркнул:
– Это же вилантэн, маркиз!
– Вилантэн, - повторил я. - Запомню. Из чего он или оно делается?
Герцог нахмурился сильнее, Эйсейбио вскрикнул почти ликующе:
– Маркиз! Где вы жили?.. Никто не знает, как подземные ангелы ада делают вилантэн или даже обыкновенную муку, что поднимают на поверхность!.. Я еще могу понять, как выплавляют железо и подают наверх в стальных слитках, но… про вилантэн и прочие вещи лучше не спрашивать! А то рехнетесь. Нужно просто верить в доброту и покровительство великого Самаэля!
Я не успел ответить какой-нибудь дежурной, но любезной банальностью, чтобы сгладить возникшую неловкость и странное напряжение за столом, торжественная музыка вдруг оборвалась, тут же сменившись веселым наигрышем, даже игривым, по залу рассыпались трели и рулады. Герцог повернул голову.