Месть

               – Ладно. Я сам не святой! 

               Он посмотрел в мои заполненные слезами глаза и вытер мокрую щеку. 

               – Когда ты плачешь и твои глаза не горят дьявольским огнем, ты очень напоминаешь ее… Но, к сожалению, для меня ты не она, а только сестра, внешне напоминающая Веру…

               Я видела в его глазах такую нежность, я знала, что она предназначена ей, и усердно заморгала, чтобы остановить новую волну слез. 

               – Из всего случившегося со мной я понял одно: если ты любишь человека, то должен дорожить каждым мгновением, что проводишь с ним. Жизнь так хрупка и может разбиться в любой момент и отобрать у тебя его. Запомни это на всю жизнь, Вероника…

               В первый раз за долгое время мне не захотелось завопить, чтобы меня не называли полным именем. Из его уст оно звучало особенно. Он словно обращался к ней и ко мне одновременно.

               Я кивнула и подумала о Максе. Можно отнести его слова к нашей с ним истории?! Но тут же, вспомнив его слова, сказанные мне на прощание, решила, что это не про нас.

               – Я могу уйти?! – выдавила я, чувствуя, что мне нужно срочно домой прояснить для себя некоторые важные вещи.

               – Да, я скажу, чтобы тебя отвезли…

               Я встала с дивана, дошла до двери и, обернувшись, еще раз извинилась.

               – Прости меня…

              Он ничего не ответил, только грустно улыбнулся мне.

              Я шла к его машине и думала о том, что нет хороших или плохих людей. Разделять так кого-то неправильно! Поскольку даже у хороших людей есть свои слабости, а у плохих – широкие жесты. Да и как можно понять эту градацию?! Все сугубо индивидуально! Плохой человек для одного может казаться хорошим, для другого – плохим, и наоборот. Судить нужно не человека, а его поступки…

               Пока я ехала обратно в машине, то бесконечно прокручивала слова Вадима. Я никак не могла выкинуть их из головы. Особенно те, где он пересказывал последние слова Веры, что бабушка считает, что он ее обманывает, не любит, что она послушалась и убила их ребенка, что они не могут быть вместе. Это совсем не состыковывалось с информацией, что была у меня. Размышляя над этим, я пришла к выводу, что когда Вера рассказала о том, что переезжает к женатому мужчине, и ее стали настраивать против него и принудили сделать аборт (я была уверена, что она подверглась жесткому давлению, иначе бы она не сделала этого), это было дело рук старой грымзы. Только она могла так бессердечно поступить со своей внучкой.

               Я вошла в квартиру с непреодолимым желанием заставить ее признаться во всем.

               Прямо с порога я заявила ей в лоб:

               – Тебя не мучает совесть за то, как ты обошлась с Верой?!

               Она окатила меня холодным взглядом и спокойно произнесла:

               – Нет.

               – Ты гораздо хуже, чем я даже думала! Я понимаю, мы всегда были для тебя чужими, но чтоб так жестоко поступить с ней… 

               Я была измотана эмоциями сегодняшнего дня, но мужественно сдерживала слезы. Я и так последнее время только и делала, что проливала их.

               – Я не сделала ничего плохого ни тебе, ни тем более Вере! – чеканя каждое слово, ответила она. Ее взгляд по-прежнему не выражал никаких эмоций, и я не поверила ей.

               – Ты стала настраивать ее против Вадима, заставила ее сделать аборт! – закричала я, не в силах больше держать это внутри.

               – Я была против Вадима, он был старше ее на четырнадцать лет, но я не настраивала ее против него, а про ее беременность я услышала только тогда, когда она вернулась и корила себя за то, что сделала!

               Я впилась взглядом в ее лицо, пытаясь увидеть в нем что-нибудь, что уличило бы ее во лжи. Но оно, сбросив холодную маску, пугало меня своими появившимися чувствами. Я видела, как дрожали ее губы и как блестели глаза от слез, наполнивших их.

               От мысли, пришедшей мне в голову, я похолодела. Я не могла поверить, что моя родная бабушка могла такое сделать с моей сестрой. Внезапно мне стало так плохо и так больно, что я почувствовала, что задыхаюсь и что если я сейчас же не проясню ситуацию, то просто не выдержу этого. Я понимала, что единственный способ – это устроить им очную ставку, и я рванула в комнату:

               – Пойдем со мной!

               Она послушно пошла следом и встала у двери. Руки не слушались меня и предательски дрожали. Наконец я смогла справиться со скайпом и стала ждать соединения из дома. Экран ожил, и я увидела родное лицо бабушки. Я попыталась улыбнуться, но у меня не получилось. Губы не слушались меня.

               Я начала говорить и не сразу узнала свой голос:

               – Ты заставила Веру сделать аборт?!

               Я пристально смотрела на экран планшета, чтобы заметить все, каждую эмоцию на ее лице, но мне не пришлось даже гадать – по тому, как она испугалась услышанного вопроса, я поняла, что это правда. Слезы потекли по моим щекам от разочарования и боли. Я столько лет винила в смерти Веры Вадима, ненавидела его и не знала, что главной виновницей несчастий сестры была именно наша бабушка…

               – Он был женат… Это был единственный выход… – наконец произнесла она испуганным голосом, пытаясь оправдаться. – Он не собирался разводиться…

               – Ты косвенно причастна к ее смерти… – обвинила я ее и, больше не в силах обсуждать это, отсоединилась.

               Не поднимая глаз на другую бабушку, слушавшую этот разговор в моей комнате, я пошла в ванную, ощущая, что сегодня все стало только еще хуже. Моя жизнь, моя семья – все в буквальном смысле рушилось как карточный домик. Я не знала, как теперь мне возвращаться домой и жить дальше.