Страница 8 из 13
– Ну и… у него, – вслух произнес Рогачев и закрыл развратную картинку. Он не особенно жаловал порнографию, тем более что Интернет ею просто кишел. От нечего делать он набрал нецензурное название мужского полового органа в строке поиска одного из поисковых сайтов и нажал клавишу «ввод». Как ни странно, первым из сайтов, на котором встретилось больше всего упоминаний слова из трех букв, оказался именно «Ресурс Змея», ссылка на него была самой первой, и Петр пощелкал мышью по подчеркнутому названию «Змей». Перед ним тотчас же появилась фотография певца Боярского – искусный фотомонтаж, где Боярский в костюме мушкетера Д’Артаньяна и другой актер, Смирнитский, сыгравший в знаменитом фильме, как известно, Портоса, стояли с красными глазами, держа в пальцах самокрутки с марихуаной, и в облаках дыма, и подпись под этой картинкой:
– Я вижу еще один отряд, сударь!
– О… И я тоже… Вот нас вштырило…
Рогачев засмеялся. Он хохотал, он ржал как лошадь и не мог остановиться. Что-то сидевшее в нем, какое-то грязное и нездоровое начало наконец прорвалось наружу, и он громогласно смеялся, не сдерживая себя, так, что секретарша Таня, чуть приоткрыв дверь в кабинет шефа, с облегчением убедилась, что тот не сошел с ума, а причиной его неистовой веселости стало что-то, что он разглядывал на экране монитора.
– Во дают, а! – только и вырывалось у Петра по мере того, как он путешествовал по страницам «Змея». Собственно сайт представлял собой сборище графоманов, размещающих на его страницах свои рассказы, и критиков, которые, не стесняясь в выражениях, поливали их творчество отборной руганью. Прочитав несколько рассказов, Петр понял, что еще немного, и мышцы его брюшного пресса точно не выдержат. Смеялся он в течение доброго получаса и под конец, уже изнемогая, просто налег всем телом на стол и лишь тихонько всхлипывал, впервые в жизни испытав на себе избитое выражение «смеяться до слез».
С тех пор Петр стал постоянным посетителем этого сайта, и каждое утро в кабинете он начинал с просмотра картинок, прочтения рассказов и комментариев к ним. Однажды среди излияний графоманов о том, как кто из них напивался, сношался, употреблял наркотики, бил морду приезжим сезонным рабочим, и прочего подобного непечатного количества нецензурных словосочетаний Рогачеву попался грустный, пронзительный рассказ о несчастной судьбе маленького беспризорника. Назывался рассказ «Ничей». О маленьком вокзальном побирушке, восьми лет от роду по имени Пися Камушкин. Однажды он увидел аквариум с рыбками, стоящий в витрине дорогого магазина, и решил во что бы то ни стало купить его. Отогнавший его охранник злобно подшутил над Писей, заявив, что рыбок тот сможет купить за «тыщу долларов»…
У Писи не было родителей, он лишь смутно помнил две руки и раскрасневшееся лицо женщины, которая купала его в зеленом пластмассовом ушате. Из сострадания Писю подкармливала спившаяся старуха Любаня. Она покупала для мальчика молоко и булки с изюмом, на этом детство Писи заканчивалось не начавшись.
Любаня попала под поезд, о булках Пися и не вспоминал, все копил на рыбок. Деньги: милостыню в виде медяков и серебряной мелочи – он складывал в пакет с изображенной на нем красивой, но немного грустной девушкой. «Не грусти, – разговаривал с ней Пися, – скоро купим рыбок. Вот будет радость!»
Наконец, когда пакет был полон, Пися решил, что этого вполне достаточно для покупки аквариума. Он отправился в магазин, там его вновь остановил охранник, со смехом выбил у Писи пакет из рук, и монетки рассыпались…
Пися плакал, собирая их. Потом с зареванными глазами побрел куда-то, хотел было перейти дорогу, но его сбил самосвал.
Заканчивался рассказ попаданием Писи в рай, где тот встретил свою Любаню. Она улыбалась и звала к себе. В руках Любаня держала молоко и булки.
Рогачеву после прочтения этого рассказа стало тошно. И не потому, что он, несмотря на свой космический статус небожителя, на то исключительное положение в обществе, лишь повысившееся после его нового назначения, вдруг посочувствовал к этому несчастному беспризорнику. И не оттого, что он принял прочитанное близко к сердцу, нет. Он, скорее, с удовольствием размазал бы автора рассказа по стенке, а почему – и сам не знал. Наверное, потому, что люди, которые едят с золотых тарелок, не любят, когда не пойми откуда к ним в тарелку попадает муха. Муха, отвратительная, отливающая зеленым перламутром навозная муха. Тогда эти люди орут, визжат и у них начинается истерика. Муха никак не вписывается в их жизненную систему, в привычный уклад, и они и слышать не хотят ни о какой мухе. Рогачеву показалось, что границу его собственного любимого им мира только что безжалостно нарушили. Вне всякого сомнения, написавший этот рассказ был если и не полноценным Достоевским, то, во всяком случае, талант у него явно присутствовал. Рогачев поднял глаза вверх, туда, где в самом начале был написан псевдоним автора. Перед тем как начать читать, Петр не поинтересовался, кому принадлежит этот рассказ, но сейчас с непередаваемым чувством дежавю он смотрел на псевдоним, ник автора. А ник был из двух слов: Гера Клен.
То, чего все ожидали с самого начала
Рогачев еще раз поглядел на два слова, которые почти что всем живущим на планете Земля никогда бы ничего не сказали, а ему, Петру Рогачеву, при виде двух этих слов отчего-то сделалось немного печально. А потом это немногое сделалось многим, и Рогачев невесело вздохнул:
– Да… А все же неплохой был парень, хоть и ворюга. Иной не ворует, а толку от него как от козлищщи молочищща: ввек не дождешься. А этот и сам хитропопил, и мне в карман рекой текло. И надо же, кто-то почти что его полным именем назвался. Посмотреть, что ли, что еще написал?
Рогачев зашел на персональную страничку Геры Клена и обнаружил на ней ссылки на потора десятка рассказов. Принялся читать. Первый был о том, как некто работал во французской винной компании и облапошил ее так, что после этого французики с плачем покинули Россию. Рогачева рассказ повеселил, и он опять долго и всласть посмеялся над историей очередного плута и мошенника. Этот же плут и мошенник перекочевал на страницы второго рассказа: на сей раз он был брачным аферистом. Написано было грамотно, со знанием дела, и Рогачев даже удивился, до чего гадостным способом некоторые вынуждены зарабатывать на жизнь. Рассказ повествовал о том, как плут решил, выражаясь языком автора, «натурально съехать» из России и для этого, отковыряв где-то с замшелой стены чулана 60-летнюю американку двадцать первой свежести, женился на ней. Читая о приключениях этого горе-эмигранта, Петр выпил подряд залпом два стакана холодной «Перье», так как постоянный гогот явно обезвоживал организм.
Наконец Рогачев добрался до последнего рассказа под названием «Путь крысы» и с первых строк понял, что он знает автора лично. Иначе и быть не могло, чтобы тот с таким горестным юмористичным самобичеванием пересказал историю, которая была прекрасно известна Петру Рогачеву и в которой сам он выступал под именем Пети-олигарха. Рогачев словно еще раз прожил некоторые недавние мгновения собственной жизни, и по прочтении рука его сама собой потянулась к телефону.
– Алле, Таня, а ну-ка зайди ко мне!
Таня, неся впереди себя чувство собственного достоинства, появилась в его кабинете через две минуты, хотя на это ей нужно было потратить не больше пяти секунд. Все эти две минуты Рогачев в нетерпении стучал по полу каблуком своего сделанного из молодого крокодила ботинка и синхронно барабанил по столешнице подушечками пальцев так, словно он тренировался для участия в конкурсе «Человек-оркестр», и, когда Татьяна наконец вошла, приготовился рявкнуть на нее, однако та опередила его своим преснодежурным:
– Чайку?
– Нет, бл… – чуть было не вырвалось у Петра, – скажите шоферу, чтобы принес мне мой телефон из машины, я что-то не могу его найти.
– Хорошо, – вымолвила немногословная секретарша и вышла вон.