Долг стрелка

– Если ребята его поймают, – веско сказал первый, – и найдут крепкий сук, он через минуту будет метить в Преисподнюю. Припёрся сюда из Техаса разбираться со своими кровниками, убил ни за что ни про что Джека Корлана… Чтоб ему пусто было!

– Мне Джек нравился, – прибавил к этому его собеседник. – Он, можно сказать, был нормальным белым парнем, даже если в нём и была капля дикарской крови…

– Заткнитесь вы, остолопы! – вклинился третий. – С души воротит слушать ваши бредни. Одним бешеным псом стало меньше, а вы уже готовы делать из него святого. Сами, небось, знаете, что за тварь был этот Корлан. Душу свою готов был заложить тому, кто ему прыснет в стакан больше пойла.

Препирательства возобновились с новой силой. Керби отвернулся и бесшумно зашагал прочь. Мышеловка захлопнулась. Гарфильд и Блантон перевели стрелки на него. Теперь все будут думать, что это он убил Джека Корлана. А Гарфильд и Блантон оказались единственными свидетелями.

Он остановился, не зная, что предпринять в следующую минуту. Все его планы рушились. Эти люди не оставили ему шансов. Каждую лошадь в городе стерегут, как зеницу ока. Но если не уйти отсюда прямо сейчас, всё будет потеряно. Как только забрезжит рассвет, его найдут в два счёта, где бы он ни попытался спрятаться. Голая прерия – гиблая прерия, в ней не укроешься от врага, и если он попытается уйти пешком, это будет равносильно самоубийству. Помимо этого, ему срочно нужно было скакать на юг, чтобы предупредить родичей о нависшей опасности. Впрочем, разве нельзя было устранить эту опасность другими средствами? Керби вдруг осенило одно важное соображение. Если Джим Гарфильд умрёт, его головорезы очень скоро разбредутся кто куда. Стало быть, с Гарфильдом надо кончать прямо сейчас, немедленно. Если попытка окажется неудачной – что ж, в Керби всегда был силён фанатический дух родственной чести шотландско-ирландского поселенца Юго-Запада. Он без колебаний принёс бы в жертву свою жизнь ради блага семьи, если бы того потребовали обстоятельства.

Керби прошёл ещё несколько шагов и вдруг замер, как вкопанный. Прямо на него из мрака метнулась какая-то тень. Дуло его револьвера уже уставилось на нападавшего, а палец готов был надавить на курок, когда он понял, что целится в женщину. Тёмные глаза, в которых блуждали лунные блики, смерили его твёрдым, непреклонным взглядом.

– Джоана Лари! – пробормотал он. – А ты что здесь делаешь?

– Я поджидала тебя, – ответила девушка, понижая голос. – Я знала, что ты явишься за своей лошадью. Нужно было предупредить тебя, что здесь засада. Но ты почему-то подошёл с другого края конюшни…

– Но почему?.. – он не договорил, чувствуя, что совершенно сбит с толку.

– Я хотела отблагодарить тебя! – прошептала она. – Ведь ты… ты всё-таки убил его, да?

– Я не убивал! – попытался возразить Керби. – Я…

– Брось! Они мне всё рассказали! – воскликнула она. – Я сама его видела. И это разбитое окно, через которое прошла пуля. Гарфильд, правда, говорит, что ты целился в него. Но какая мне разница? Прости, что едва не застрелила тебя. Теперь я – твоя должница.

– Господи, ну и дела тут творятся, – проговорил Керби, нервно дёргая плечами, – ты можешь мне объяснить, что ты за человек? Чего добиваешься? Ведь я же тебе говорю…

– Помолчи, – прервала она его. – Нас могут услышать, тут везде расставлены люди. Тебя ищут по всему городу. Идём со мной, доверься мне ещё раз.

Керби не мог заставить себя сдвинуться с места. Им овладевало странное чувство, будто он увяз в некой невидимой, диковинной паутине. До сего момента он мог выкарабкаться из любого хитросплетения, которыми осаждал его мир мужчин, неотъемлемыми составляющими которого всегда были насилие, вероломство, кровь; но эта загадочная, кипевшая злобой красотка сновала в лабиринте своих прихотей и страстей, прислушиваясь к какому-то непостижимому, неподвластному разуму наитию. Он вдруг понял, что целиком находится в её власти. Стоило ей крикнуть – и он через мгновение оказался бы в лапах кровожадной толпы. Значит, он в самом деле должен был довериться ей или, по крайней мере, сделать вид, что доверился. Она заговорила о долге; кто знает, не намерена ли она всерьёз расплатиться с ним по тому жутковатому счёту, который, как она полагала, он вправе был ей предъявить? Он был захвачен её невыразимым человеческим обаянием, и в то же время находил в этом обаянии всё меньше истинно человеческого; её кровожадная, мстительная натура коробила его, но вместе с тем властно его приманивала, и, подобно кролику, обворожённому удавом, Керби безропотно последовал за ней.

Тем временем ночь застыла на пороге, готовая освободить проход наступавшему дню. На город опустилась предрассветная мгла. В Сан-Хуане не осталось ни единого окошка, где бы горел свет. Даже в салунах погасли огни. Джоана вела Керби городскими околицами, и пока они шли, Керби захотелось получить ответ ещё на один вопрос.

– Кто был тот человек, который прискакал в город час тому назад? Он ещё ревел, как раненый бык.

– Гризли Элкинс, охотник за бизонами, – ответила она. – Его артель тоже содержал капитан Блантон. Они набрали большую партию шкур, погрузили их в фургоны, которые прислал Блантон, и отправили в Сан-Хуан. Фургоны были в Сан-Хуане вчера вечером. Элкинс со своими людьми остался в лагере, чтобы собрать новую партию, а фургоны должны были вернуться к ним с запасами провизии и отвезти в город новые шкуры. Но когда фургоны вышли из лагеря, на охотников напала шайка команчей и перебила их всех до единого, кроме Элкинса. Неудивительно, что они не смогли с ним совладать. Его нельзя убить – это зверь в человеческом обличье. А вот мы и пришли.

Джоана наклонилась к двери, открыла её и перешагнула порог. Там, куда она вошла, не было видно ни зги. Она поднесла губы к его уху и проговорила вполголоса:

– Спрячься здесь. Я постараюсь украсть для тебя лошадь.

– Лошадь – дело хорошее, когда хочешь уйти от погони, – сказал Керби. – Но я не сяду в седло, пока не прикончу Джима Гарфильда, даже если останусь здесь навечно.

Она провела его через комнату, пошарила рукой по стене и нащупала другую дверь.

– Сюда, – прошептала она.

Он сделал шаг, и дверь за ним захлопнулась. Несколько мгновений он стоял в кромешной тьме, уверенный, что она вошла следом за ним. Потом он заговорил с ней. Ответа не было. Вдруг он услыхал, что где-то тихо скрипнула наружная дверь. В ледяном приступе паники Керби бросился к двери. Он ощупал её ладонями; потом пару раз проверил на прочность кулаком. Он был заперт за дубовой дверью, такой прочной, что она устояла бы и под ударами быка. Замок, разумеется, находился с другой стороны. Он даже не мог выломать щеколду. Керби повернулся и побрёл к противоположной стене. Он обошёл всю комнату в надежде отыскать другие двери, но их не было, так же как и окон. Зато он сделал другое важное открытие. Строение представляло собой сруб, сложенный из венцов брёвен, и в этом роде оно было единственным исключением из правила. Без сомнения, он находился в бывшей городской тюрьме. Вырваться отсюда не было никакой возможности. Теперь он окончательно угодил в западню. Волна бешенства захлестнула его. Да, он угодил в западню, угодил по собственной глупости, несмотря на все ухищрения и предосторожности. Тем временем в щели между брёвнами стали струиться первые лучи света.

Керби встал посреди комнаты, сложив руки на груди. Он ждал. Впрочем, ожидание его не затянулось. Наружная дверь отползла в сторону, по земляному полу гулко прошлись сапоги, и Керби вновь услыхал знакомые, ненавистные ему голоса.

– Он здесь, в этой комнате, – произнесла Джоана ледяным и мертвенным, как острие стального кинжала, голосом.

– Один раз этой ночью он тебя уже провёл, девочка, – пробурчал Джим Гарфильд. – Ты точно знаешь, что он здесь, за этой дверью?

– Знаю совершенно точно, – возвысила она голос, и показалось, будто она наотмашь полоснула своим клинком живую плоть. – Принимай-ка друзей, Керби! Они пришли проведать тебя.